Макс

В самом деле, купить велосипеды означало: остаться (здесь, в этой маленькой, за дюной притаившейся деревушке…); мы же еще сами не знали, наверное, сколько времени мы здесь проживем; мы могли в любой день уехать; я, во всяком случае, не предполагал прожить здесь целое лето. Но купить велосипед и уехать через неделю было бы слишком глупо; купить велосипед означало: остаться — и после, уехав, оставить его: в залог (в самом деле, не везти же его в Москву? да и зачем он там?..); купить велосипед, таким образом, означало: уехав, вернуться; купить велосипед, одним словом, означало: как-то связать себя с этой деревней (с этим шоссе, еще, быть может, с какими-то, еще неизвестными нам дорогами…); я понимал это; Макс (не вернувшийся…) — Макс, наверное, тоже.

Мне, однако (связавшему себя с этой деревней и очень многим — во всех смыслах — обязанному этим местам…), покупать велосипед не пришлось; я жил, как сказано, в том же, деревянном, с кирпичным фундаментом доме; хозяйка его (с тех пор, думаю я, тоже сделавшаяся, если угодно, неким персонажем моей теперешней жизни: вот, вот она идет через сад…) — узнав о моих намерениях, сообщила мне, что у нее есть (и хранится на чердаке; под взлетающей крышею…) уже очень и очень старый, но, по ее мнению, очень хороший и еще вполне поддающийся починке велосипед, каковой и предоставляет она в мое полное распоряжение (и мы, я помню, почти целый день, вместе с Максом, собирали — вернее: сначала разбирали его, смазывали, вновь собирали; как давно, сказал Макс, не слышал я этих слов: педальная каретка, гаечный ключ, задняя втулка…); он же, Макс, дня через три после нашей поездки на почту (я предложил ему, разумеется, поехать с ним вместе; нет, не надо, сказал он…) отправился, на автобусе, и дальше: на так называемой электричке, в один из тех, переходящих друг в друга поселков, где он жил некогда с Фридрихом и где — вторая станция после конечной — был (и есть…) возле станции — магазин спортивных, с позволенья сказать, принадлежностей.

Он предполагал купить там велосипед, собрать его и доехать на нем до дому; сделать это оказалось не просто; часа полтора (говорил он впоследствии…) провел он (улыбнувшись, я помню…) на маленькой, между магазином и станцией, площади, прикручивая гайки, закрепляя винты, оттирая машинное масло; руль болтался, седло тоже, цепь, с непривычки, никак не удавалось ему натянуть.

Но хотя все это было и трудно, и утомительно (и руль, в самом деле, болтался, и цепь, по-прежнему, натянуть не удавалось ему…) — все это (думаю я теперь…) — и эта маленькая, пыльная площадь, и этот теплый, почти жаркий день, и песок, и солнце, блестевшее на песке, и чьи-то, вокруг, голоса, и шаги, и шум поездов, подходивших к станции и вновь от нее отходивших, и даже какие-то, быть может, прохожие, остановившиеся и в бессмысленной неподвижности наблюдавшие за тем, что он делал, и сорванная резьба, и шина, которую он накачивал, и ниппель, и колпачок, упавший, конечно, на землю, и насос, нагревшийся от его усилий, и сами эти усилия, и усталость, и сигарета, которую выкурил он… все это (думаю я теперь…) как будто складывалось в какое-то, замкнутое в себе целое (с пригнанными друг к другу частями, деталями, винтами и гайками…); он же, Макс (отдалившись, пускай лишь на тридцать пять каких-нибудь километров, вновь, конечно же, поступающий в мое распоряженье и веденье…) — он же, Макс, и был в нем, и не был; он смотрел на все это, на себя самого и свои руки в машинном масле, откуда-то: и как если бы, вдруг раскрываясь, это целое (с пригнанными друг к другу частями…) выпускало и даже выталкивало его наружу, в пространство, с еще невидимыми, но уже словно парившими в воздухе, над площадью и над станцией, соснами, полями и перелесками, дорогами и шоссе: тем же самым, конечно, на которое и выехал он: собрав, все-таки, велосипед.

Тридцать пять (или около того…) километров предстояло ему проехать. И конечно, впоследствии (думаю я теперь…) — впоследствии, в августе — мы проезжали с ним и гораздо большие расстояния (пятьдесят и даже шестьдесят километров в день…); но, конечно, теперь — с непривычки — эти тридцать пять километров казались ему расстоянием огромным. К тому же был он и голоден; он не ел, с утра, ничего. Чем дальше он ехал, однако, — и, в особенности: когда проехал он поворот: к последней, конечной станции, — проехал, у поворота, бензоколонку, — когда, следовательно, оказался он и вправду: снаружи, между лесом и полем, — тем легче было ехать ему; усталость и голод лишь усиливали, быть может, это ощущение легкости, быстрой и радостной; и если (думаю я теперь…) — если испытывал он и что-то вроде тревоги (успеет ли он до темноты? доедет ли он вообще?.. в самом деле, он выехал поздно, и уже втайне, еще почти незаметно, но уже медленно, втайне клонился к вечеру день…) — то, странным образом, эта тревога сама по себе была радостной — и как будто сообщалась: деревьям, полям, — или (что то же…) отвечала и соответствовала какой-то — как-то связанной, может быть, или никак не связанной, может быть, с приближением сумерек — чудесной, блаженной тревоге, которую видел он, крутя педали, в полях и деревьях, — и которую он, Макс, пролетая, в свою очередь как будто подхватывал, и подхватывая увозил, быть может, с собою… И это были уже не те пять километров: до почты, но тридцать или тридцать пять километров: расстоянье огромное; и хотя это было, конечно, все то же, еще, конечно, не наизусть, но уже знакомое ему, Максу, шоссе, совсем, совсем иначе, конечно, разворачивалось оно перед Максом; и вместе с ним поля, и поляны, и прибрежный лес, и мостик через ручей, и деревня, и колодцы, и крыши, и вдруг, в мгновенном промельке, море, и опять лес, и снова поляны; и со всех сторон окружало его пространство; и впускало, и втягивало его в себя; и вместе с тем как будто выталкивало его, под стук каретки, все дальше, наружу; и свистом, ветром пробегало по рукам, по щекам; трепало волосы; внезапной влагой отзывалось в глазах.

— Вот, — думал он, — да, вот я здесь еду… успеть бы, доехать бы вовремя… Сколько, сколько еще осталось?.. Двадцать… или нет, девятнадцать… скоро будет опять указатель… восемнадцать, может быть, километров… И уже гаснут, уже замирают деревья… уже почти вечер… успеть бы… И о чем я думал?.. недавно?.. неважно… И все, и все, что мы говорим… и даже все, что мы думаем… А… вот… машина… И вторая, и третья… как быстро, как быстро они проносятся… Но и я еду быстро… Боже мой, как быстро я еду… И это со всех сторон… и сзади, и спереди… вон в тех соснах, среди этих кустов… И это нельзя… нельзя… нет, нельзя потерять… вообще… и… что же?.. семнадцать… нет, шестнадцать, еще, километров… Со всех сторон… и сзади, и спереди…

И так, значит, ехал он: все дальше и дальше — не замечая (говорил он впоследствии…), что его, Максова, — я очень хорошо ее помню — брезентовая, с длинною лямкою — ключи, и детали, и запасная камера, которую попросил я его купить, лежали в ней — сумка (он закрепил ее на так называемом заднем багажнике, иными словами: над задним колесом, на крыле: прижав ее, разумеется, но, по-видимому, недостаточно плотно прижав ее тем особым — из толстой проволоки, на пружинах — устройством, название которого мне неведомо — есть ли оно вообще? — и которое он, Макс, впоследствии, назвал просто: креплением…) — не замечая, еще раз, что, покуда он ехал так, сумка, выбиваясь из-под крепления, сползала понемногу с багажника, лямка же оказывалась все ближе, в опасной и очень опасной близости ко втулке заднего колеса: — и вот (тринадцать или, может быть, двенадцать километров оставалось ему проехать…) — и вот, вдруг (шоссе; солнце, уже заходящее, но еще ослепительное; тени сосен, уже вечерние…) — вот, вдруг, велосипед занесло, и сзади послышался грохот, стук, дребезжание, и ему показалось: он падает — но: нет, он не упал, — он успел соскочить, и соскакивая, обернувшись, увидел, что заднее колесо скользит, не вращаясь, сумка же, с дребезгом, лязганием (ключей и деталей…) бьется, в ужасе, об асфальт. Он… ах, он ждал чего-то подобного; не мог же он, в самом деле, купить просто-напросто велосипед, собрать его и доехать на нем просто-напросто до дому; что-то (говорил он впоследствии…) должно было, конечно, случиться — и, конечно, случилось. Она, т. е. лямка, не просто запуталась в спицах; во втулку заднего колеса удалось ей проникнуть; он пытался освободить ее — и не мог; ткань, с треском, рвалась; колесо не вращалось по-прежнему.