Страница 90 из 93
Но внутренний зверь был не согласен, он желал бы вбежать во вращающуюся стеклянную дверь, добраться до верхнего этажа с любимым автоматическим дробовиком наперевес и устроить там кровавую баню. Умом Тхирасак Поу понимал изящность и оправданность принятого решения, но подсознание жаждало насилия.
Наверное, он был плохим буддистом.
Сверху донесся выстрел, другой, третий — и звон разбитого стекла. Таец напрягся, толстое лицо застыло, то ли намереваясь растянуться в довольной улыбке, то ли сжаться в выражении гнева. Три выстрела выглядели как многообещающее начало, но оно не получило продолжения.
Так прошла еще четверть часа. Тхирасак Поу не мог поверить своим глазам — из дома напротив вышел тот самый немецкий фаранг, Вайт Хенер — живой и невредимый, с всегдашней черной сумкой в руке. Выражение его лица было неописуемо, но шаг, как и прежде, размашист и тверд. И он уходил, не бежал, не скрывался от погони, отстреливаясь и хромая — спокойно уходил. Он миновал скамейку с оцепеневшим тайцем и повернул за угол.
Ну уж нет, Тхирасак Поу не для того все это затеял, чтобы сейчас просто так отступить. Он скользнул за ним — куда и девалась медлительность и неуклюжесть — на ходу вытаскивая из-под рубахи пистолет. Если Балалайка и остальные мертвы, а так вполне могло случиться, осталось только пристрелить последнего свидетеля и воспользоваться плодами своего неторопливого, предусмотрительного разума. Он был уже в десяти шагах от неторопливо идущего Вайта Хенера, семи, трех — что ж, пора…
Затвор предательски щелкнул, и фаранг внезапно, каким-то изящным, танцевальным па, развернулся. Сумка полетела на землю, а в руках у него обнаружился блестящий длинноносый пистолет. Вытянутое глушителем дуло мрачно уставилось толстяку прямо в грудь.
Тхирасак Поу завизжал отчаянным тонким голосом, и принялся стрелять.
***</p>
<p>
Глава 26, где все заканчивается, и, возможно, кое-что начинается</p>
<p>
— Ты это предвидел, что ли? — задумчиво спросила Алиса, когда они уже ехали домой — Балалайка любезно предоставила машину. — Этот немецкий дядька, Вайтхенер, который на нас уже давно точил зубы, и жирный обиженный таец — они просто поубивали друг друга в двух шагах от нас. Сразу после того, как ты сказал, что немца нужно отпустить, и Балалайка послушалась. Как ты знал, что все так и будет? Как ты учуял?
Близилась полночь, проносившаяся мимо ночная земля была молчалива и печальна. Покинув владения непривычно тихой Балалайки, ребята распрощались с командой «Черной лагуны». Здоровенный, но — по лицу видно — уставший до чертиков Датч ничего такого не сказал, просто схватил Ружичку за плечи, несколько секунд смотрел в его отчего-то напряженное, небритое лицо, потом хлопнул по спине и рассмеялся.
— Этот парень — что-то особенное! Только по его милости можно на ровном месте вляпаться в смертельно опасную передрягу — и выпутаться из нее спустя полчаса, не получив ни царапины, да еще и с изрядной прибылью. Редкое умение, берегите его!
Бенни прощался с Мику куда эмоциональнее, он, кажется, до сих пор не осознал, как близко был к тому, чтобы не увидеть девушку по эту сторону Стикса больше никогда. Лена с Роком мялись, искоса поглядывая друг на друга, но все в конце концов обошлось хорошо — Рок набрался наглости и все-таки поцеловал девушку в щечку. Та, по своему обыкновению, покраснела как маков цвет, но поцелуй вернула, разошлись довольными, с мечтательным блеском в глазах.
Все еще недееспособную Реви Датч подхватил на руки, и она в таком виде «дала пять» всем присутствующим, пожала руку Алисе, а Ружичке — как давным-давно, пять дней назад — снова показала пальцами «викторию». Решили не обниматься — к чему обнимания среди боевых товарищей?
Славя демонстративно улыбалась всем, но жать руки, целовать и так далее не стала — Датч был этим, такое впечатление, несколько разочарован.
Машина ревела, оставляя позади высохшие асфальтовые заплаты. Роанапур, город в заливе, укладывался спать, не подозревая о решениях, которые были приняты в высоком здании «Отеля Москва». О словах, которые были произнесены и, возможно, попали на благодатную почву и пустили корни в чьих-то головах. Хотя бы так.
— Саш? — Алиса обеспокоенно прислонилась к его горячему сухому лбу. Температура… но это ерунда. И не такие трудности переживали — главное, что все живы, и все уже закончилось.
— Зло и насилие нестойки и распадаются сами по себе, как только в них пропадает необходимость, — с минуту помолчав, ответил Ружичка. Он, похоже, до сих пор витал где-то в облаках, с момента своей внезапной вспышки там, в «Отеле». — Но теперь есть надежда, что Балалайка сообразит то, что я так старательно пытался ей сказать. Она сама и была главным источником смертей и хаоса в Роанапуре — и стоит только прийти в себя и обратиться к другим средствам убеждения — город из криминальной столицы превратится в обыкновенную портовую провинцию, не слишком законную, но куда более безопасную и управляемую.
Надежда слабенькая, конечно. Но иногда это все, что у нас есть.
— Ну, а если вдруг что — мы можем ведь и повторно наведаться к ней, ведь так? — напомнила Алиса. Парень только грустно улыбнулся.
Домик бабушки Бутракхам, утопающий в темном саду, встретил их тишиной и ароматом орхидей и лотоса, смешанным с запахом давно приготовленной и как следует остывшей еды.
— Наконец-то дома! — Алиса плюхнулась на кровать, блаженно раскинув руки и ноги. В соседней комнате шумно и радостно пререкались по поводу спальных мест Мику и Лена, а Славя привычно пыталась их разнять. — Я собираюсь дрыхнуть не меньше шестнадцати часов, и горе тому, кто меня разбудит!
У Ружички что-то случилось с лицом, словно оно было ему велико, и никак не подходило, обвисало.
— Алис, девчонки, — сказал он внезапно чужим голосом. — Подойдите, пожалуйста, сюда, у нас с вами еще несколько дел, которые нужно закончить.
— Очередная страшная тайна из «Совенка», — хмыкнула Алиса, усаживаясь на кровати. — Ладно, давай уже, а то хочется прикрыть глаза минут так на шестьсот.
Девушки заняли свои места. Ружичка вытер губы тыльной стороной ладони.