Страница 89 из 93
Сержант покачал головой. События сменяли друг друга слишком быстро даже для него.
— Не могу понять, — снова влез Ружичка. Никто не стал его останавливать — надоело, да и бесполезно. — На вас ведь, дорогой товарищ Балалайка, тоже покушались, разве нет?
— Покушались, если ты помнишь, Александр, как раз на тебя, — женщина усмехнулась, трезво и холодно. — Я в тот момент была далеко, на похоронах Ченга. Идеальное прикрытие… и идеальное алиби. Вот только этот кретин Абрего чуть все не испортил. Видишь ли, стрелок не знал, чей заказ он выполняет — поэтому, увидев, что мы с колумбийцем встретились, решил убить двух зайцев сразу — реабилитироваться после той неудачи в складском районе. И у него даже чуть было не получилось.
На минуту воцарилась тишина. Люди Абрего покинули помещение, ошарашенные и задумчивые. К утру по меньшей мере половина из них дезертирует из рядов картеля.
— И что теперь? — Ружичка выглядел серьезным. Непривычно, траурно серьезным. — Не в смысле — с Роанапуром, тут все понятно, вы его подомнете, не без труда, наверное, но неизбежно. Остальные синдикаты обезглавлены, дезориентированы, и если действовать быстро — а вы наверняка так и будете действовать — будут приведены к покорности. Нет, я про другое — что делать с этим… с убийцей? Он ведь теперь в курсе, кто заказчик — а ваш план как раз и строился на том, что окружающие будут убеждены, будто стрелок охотился на всех боссов без исключения.
— О нем позаботятся, — уронила Балалайка. — И очень скоро.
Парень шумно выдохнул, саданул рукой по колену и вскочил.
— Как же меня это задолбало! — вспышка раздражения, даже гнева, была такой неожиданной, что все вздрогнули. — Чем дольше я смотрю на вас, мои дорогие друзья, тем больше мне кажется, что я тут — единственный взрослый, а всем окружающим — максимум по тринадцать лет!
Сержант от неожиданности закашлялся.
— Поясни, — тихо сказала Балалайка. Синие глаза были бесстрастны.
— На каждом шагу, куда ни повернись — кругом насилие и смерть. Все режут друг другу глотки, ни на секунду не задумываясь об альтернативе. — Ружичка замер посреди комнаты, растопырив руки, эдакий живой перебинтованный крест. — Возможно, кто-то не заметил, но я, выполнив все задания, которые вы тут так долго перечисляли, находя, доставляя, нейтрализуя и спасая, не тронул пальцем ни единого человека. Понимаете? Везде, где вы — и многие другие — начали бы садить из пулеметов, я обходился добрым словом и острой шуткой. И ситуация разрешалась! Я поступал так и знаю, что это правда: говорить и договариваться — всегда лучше, чем ручьями лить свою и чужую кровь.
— С такими способностями, как у тебя, парень, как-то неловко говорить о «добром слове и острой шутке», — хмыкнул Сержант. — Не у всех есть возможность ворочать стотонными каменными плитами и устраивать светопреставления на морях, уж извини.
— С такими способностями, как у меня, вы бы уже три раза взорвали планету, — парировал парень. — А потом еще и Солнечную систему до кучи. Ваши методы устарели еще до начала Троянской войны, обезумевшие вы милитаристы, насилие никогда не может служить приемлемым выходом! Вот вы сейчас собираетесь уничтожить собственноручно нанятого стрелка — но ведь он мастер своего дела, и сколько ваших собственных людей погибнет в ходе ликвидации? И все для того, чтобы сохранить в тайне этот план. Ах, подождите — есть одна сложность: мы ведь теперь тоже о нем знаем. Что делать, получается, нужно будет и нас тоже — того-этого? Не знаю, как это у вас выйдет, но пускай. Но есть еще Датч, старый и надежный деловой партнер, я уже не говорю про Реви, которая вас чуть ли не сестрой считает — что делать с ними?
Он перевел дух.
— Насилие неспособно решить ни одной проблемы, оно порождает лишь само себя, и эта цепь, эта бесконечная цепь все тянется и тянется, подминая под себя все больше и больше людей, пожирая целые страны и континенты, и оставляет за собой только кровь и пепел, боль и смерть… Если, конечно, не попытаться разорвать ее. Уничтожить хотя бы несколько звеньев. Вырваться из порочного круга.
— Предложи вариант, — одними губами выговорила Балалайка. Вся ее холодная ирония куда-то подевалась, лицо побелело. В голове с чудовищной скоростью мелькали и сменялись картины, которых она никогда раньше не видела, картины не из ее памяти, хотя и ей тоже было что вспомнить, но это… это было чем-то совсем иным.
Пожилой мужчина с неподвижным лицом стоит у обгоревшего автобусного остова, держа в руках измазанный чем-то вязким детский рюкзачок.
Девушка лет двадцати пяти с огромными глазами, в которых навсегда застыл страх, пригибаясь, короткими шажками отступает к погребу — дома уже нет, от дома осталась неаккуратная груда беленой глины и дранки.
Трехлетний пацаненок неуклюже бежит по берегу речки, в маленьких ручках — пляжные шлепанцы, за его спиной, в воде, вспухает пенный столб от прямого попадания артиллерийского снаряда.
Длинное щупальце маслянистого химического пламени из огнемета дотягивается до ее лица, кожа идет пузырями, потом высыхает и обугливается с неприятным потрескиванием, словно на сковородке жарится бекон.
Нет, это последнее было уже ее.
— Хорошо, — Балалайка едва протолкнула слова сквозь непослушные, сведенные судорогой мышцы. — Допустим, я тебя услышала. Укажи решение. Не надо глобальных планов, не замахивайся на вселенские проблемы. Скажи хотя бы, что делать в этом конкретном случае — как поступить с Вайтхенером?
— Да отпустить, конечно, живым и невредимым, — мгновенно откликнулся Ружичка. Он снова выглядел почти нормально. — Нет ни единого довода в пользу его смерти, это приведет лишь к новому витку насилия, а болтать он и так не станет — зачем, оно ему совершенно невыгодно. Наконец, этот вариант повышает вероятность того, что и мы тоже останемся живы, а мне такой исход почему-то крайне симпатичен.
Балалайка долго молчала — секунд сорок. Потом бесцеремонно вытащила у Сержанта рацию, перекинула тангенту и ровным тоном сказала:
— Отбой, возвращайтесь.
***
Тхирасак Поу сидел на лавочке неподалеку от штаб-квартиры «Отеля Москва» и злобно глядел в небо. Ожидание казалось бесконечным и утомительным, но это было лучшее, что он мог сделать, пока все не решится само собой. Он направил одного фаранг убить другого, тем самым предоставив самому себе возможность выйти из непростой ситуации, не замарав руки — что может быть лучше? Будда ласково улыбался ему с противоположной стороны улицы.