Страница 132 из 142
Терентьев недоуменно посмотрел на оратора. Вот те на! Ведь Трофим Малыгин сам член райкома и собственной персоной красовался на вчерашнем пленуме, где этот доклад обсуждался. И теперь задает вдруг такой вопрос…
Но Терентьеву ничего не оставалось, как ответить на заданный вопрос. Именно ему надлежало отвечать.
— Да, — сказал он, поднявшись с места, — доклад, как это положено, обсуждался предварительно на пленуме. Это отчетный доклад районного комитета партии.
Ответил и сел.
— Тогда позвольте мне задать еще один вопрос, — повысил голос Трофим Малыгин. — С какой такой стати секретарь райкома товарищ Шишкин выступил здесь со вторым докладом? От чьего имени? И кто ему это поручил?..
Теперь уже Егор Алексеевич Терентьев не стал подниматься. На этот вопрос он не мог ответить. И никто другой в президиуме не мог ответить на заданный вопрос.
Разве что сам Вася Шишкин мог бы дать ответ по этому поводу, но Василий Михайлович смотрел в сторону, противоположную трибуне, и покручивал в пальцах карандаш…
Никто не ответил на этот вопрос.
Кроме зала партийной конференции, который дружными аплодисментами ответил на вопрос делегата Малыгина.
Тот переждал, покуда кончат хлопать, и повернулся к залу:
— А теперь, товарищи, позвольте мне сказать — все, что я думаю и как умею…
Исподнизу, проникая сквозь перекрытие второго этажа, сквозь крашеный пол, сквозь истертый ковер, доносились сюда переборы гармоней и лихие дробушки. Там, в зале, шел концерт художественной самодеятельности. Для участников конференции — чтобы они отдохнули. Ведь завтра еще предстояло заседать.
Но Вокуев и Терентьев не остались на концерте, хотя и сожалели об этом. Они уединились в кабинете и долго курили, сидя друг против друга.
— Ладно, — сказал наконец Терентьев, задавив в пепельнице окурок. — Давай, Геннадий Павлович, говори прямо: с чем приехал?
Тот, помолчав, усмехнулся:
— С чем приехал — с тем, видно, и уеду.
— А все же?.. Знаешь, эти ваши обкомовские тайны мадридского двора — тут про них уже целый месяц базар жужжит.
— Ну? — искрение удивился Вокуев.
— Сходи — спроси. Так что лучше выкладывай начистоту: какие привез директивы? Засиделся Терентьев — менять надо?
— А нет разве?
Секретарь обкома пытливо глянул ему в глаза.
— Не засиделся, считаешь?
— Вам видней. Мне-то как знать об этом? Может, и засиделся. Кресло вон мягкое, удобное… Готов уступить.
Егор Алексеевич отвернулся обиженно.
Из-под пола теперь звенели тонкие и не очень стройные голоса: выступал школьный хор.
— Что ж, могу раскрыть карты, — сказал Вокуев. — Да, было у нас такое намерение. Хотели забрать тебя отсюда… — И, перемолчав секунду, чтобы насладиться эффектом, продолжил: — В столицу республики. Министерство тебе дать хотели.
Однако эффекта не получилось. Лицо Терентьева даже не дрогнуло.
— А теперь здесь останешься, — закончил Геннадий Павлович.
Вот тут-то и заволновался Егор Алексеевич. Когда все ему стало ясно. И когда он понял, что неспроста, не от ветра родились разговоры и слухи, встревожившие Усть-Лыжу.
— Значит, собирались Шишкина — первым секретарем?
— Собирались, — признался Вокуев.
— Да вы… да вы что там, в кадровых вопросах, очередность установили: с третьего на второе, а со второго на первое? Так, что ли?
— Ну, ты не упрощай. Сам знаешь, как это делается. И людей выдвигать надо.
Егор Алексеевич в полном отчаянии бросил кулаки на стол. Наклонился к Вокуеву.
— Геннадий Павлович, не могу больше… Выслушай ты меня. Как батюшке исповедуюсь. Сам я во всем виноват. Это я его, Шишкина, и в райком взял, и на учебу направил. Моя это ошибка — и я себе ее не прощу по гроб жизни. Но ты пойми одно, самое главное: нельзя этому человеку на партийной работе — ни первым, ни вторым, никаким… Нет у него для этого данных. Все равно что безногого в балет приспосабливать: хоть учи его, хоть воспитывай, помогай всеми силами — ничего не получится! Ведь если…
— Погоди, — перебил его секретарь обкома. — Вот ты сейчас упомянул о воспитании. Хотя пример твой и не больно удачен… Мы давно знали, что не ладится у вас. Знали, что не сработались. А скажи: пытался ли ты поговорить с ним начистоту, по душам, откровенно, ну, извини, хотя бы дома, за рюмкой?
Терентьев сощурился, вспоминая. Не вспомнил. Не было у них, к сожалению, такого приятного случая. Впрочем…
Был один разговор — задушевный. На рыбалку вместе ездили, за налимами. Ночью костер жгли… — Терентьев даже подробности припомнил. — Беседовали. Вот он мне тогда и сказал: «Плохо, Егор Алексеевич, порядка мало… Смотри, говорит, перепись населения провели — кто что скажет, то со слов и запишут. А почему документы не проверяли?..»
— М-да, — произнес Вокуев.
На лице его сейчас появилась некоторая замкнутость.
Он конечно же вполне доверял своему собеседнику — давно его знал. Однако бывают такие ситуации, когда нельзя целиком полагаться лишь на одно мнение. Оно может быть и пристрастным. Особенно когда существуют давние нелады. А тем более — после сегодняшнего инцидента…
— Видишь ли, Егор Алексеевич, — задумчиво сказал он. — Бросаться людьми тоже не дело. Эдак можно и пробросаться…
Из-под пола доносилась разудалая кадриль.
Перед заключительным, выборным заседанием конференции, как водится, состоялось совещание руководителей делегаций. Там согласовывали и подрабатывали список кандидатов в новый состав райкома, который потом выносился на общее рассмотрение и обсуждение.
Руководители делегаций после этого совещания вышли с загадочными лицами.
Районный комитет партии было предложено избрать в количестве сорока трех человек.
Поднялись красные мандаты — единогласно.
Затем слово предоставили директору Усть-Лыжской средней школы: у него был приятный тембр голоса, все слова он произносил отчетливо, не перевирал и не путал фамилий — поэтому его всегда выпускали на трибуну, когда нужно было зачитать какой-нибудь список или проект резолюции.
— …в следующем составе, — объявил он. — Алексеев Федор Федорович, Афанасьев Леонид Иванович, Баюнин Петр Игнатьевич…
Никогда не бывает такой тишины в любом зале, никогда не бывает такого напряженного внимания, никогда так не замирают и не екают сердца, как в эти вот минуты.
— …Лобанов Сергей Андреевич, Лызлов Иван Кузьмич, Лызлова Лидия Григорьевна, Малыгин Трофим Петрович…
Тишину прервали одобрительные и веселые аплодисменты.
И еще раз загремел рукоплесканиями зал, когда чтец на трибуне назвал:
— Терентьев Егор Алексеевич.
Только на этот раз аплодировали так горячо и долго, что директору школы пришлось прервать чтение, а председательствующему прибегнуть к звонку. Но аплодисменты не умолкали. Егор Алексеевич Терентьев сидел за столом президиума, смущенно понурив голову, а Геннадий Павлович Вокуев с улыбкой поглядывал на него и тоже вместе со всеми хлопал.
— …Уваров Петр Петрович, Филиппов Родион Михайлович, Федоров Василий Евгеньевич…
И тут, когда алфавит неумолимо придвинулся к своему конечному пределу, в зале снова затаили дыхание.
— …Цыплакова Мария Кондратьевна, Чернов Алексей Борисович, Шарапов Игорь Денисович, Шешуков Лев Прокофьевич, Ярыгин Альберт Лукич.
Вот уж теперь было совершенно непонятно, почему вдруг раздались аплодисменты. Никто из этих последних названных лиц не пользовался в Усть-Лыжском районе такой известностью и славой.
Может быть, люди, сидевшие в зале, просто решили выразить свое одобрение директору школы за то, что он так красиво и внятно, ни разу не споткнувшись, дочитал до конца весь список.
— Товарищи, — сказал председательствующий, — есть предложение принять этот список за основу. Голосую. Кто за?
Взметнулись красные мандаты.
— Кто против?.. Кто воздержался?
Таковых не обнаружилось.
Есть ли еще какие-нибудь дополнения к предложенному списку?