Страница 131 из 142
Доклад Терентьева был дельным, но несколько торопливым, как зачастую бывает с отчетными докладами, когда нужно охватить все разделы, все вопросы, а времени отпущено в обрез, полтора часа — только успевай листать страницу за страницей. Поэтому, закругляясь, Егор Алексеевич выразил надежду, что товарищи, которые выступят в прениях, дополнят его и, естественно, выскажут свои критические замечания в адрес райкома и бюро, чтобы эту критику учел в своей работе вновь избранный состав районного комитета партии.
И вот, беря слово один за другим, ораторы стремились оправдать эту надежду Терентьева. Дополняли, высказывали критические замечания.
Но, как обычно бывает, каждый старался прежде всего рассказать о своем собственном хозяйстве и коллективе, откуда его делегировали на конференцию.
Директор райпромкомбината рапортовал, на сколько процентов они перевыполнили план по производству оленьих пим. Бригадир рыболовецкой артели ругался, что не обеспечили их солью в нужном количестве, отчего протухли три тонны рыбы, а председатель колхоза имени Мичурина, наоборот, крыл потребсоюзовских деятелей, которые соли туда завезли излишек, а вот насчет сахара не учли потребностей. Старший технолог маслозавода под бурные аплодисменты всего зала сообщил только что полученную новость: дегустаторы Торговой палаты дали самую высшую оценку продукции Усть-Лыжского завода, который, таким образом, опередил даже вологодских маслоделов…
Несколько иной характер носила речь подполковника Баюнина Петра Игнатьевича, также выступившего в прениях. Хотя он и не привел никаких местных фактов, касающихся сферы его деятельности (к счастью, в Усть-Лыжском районе таких местных фактов не оказалось), но зато он привел некоторые факты по другим районам и призвал не ослаблять бдительности, шире привлекать к работе общественность. Речь его была выслушана с большим вниманием.
Потом выступал товарищ из Общества по распространению политических и научных знаний, но говорил он до того нудно и тягомотно, что нагнал зевоту даже на президиум.
И тем паче все оживились, когда слово было предоставлено Василию Михайловичу Шишкину.
— Товарищи! — сказал, взойдя на трибуну, Василий Михайлович Шишкин. — Решения Двадцатого и Двадцать первого съездов партии…
Вообще-то все и ожидали, что второй секретарь райкома посвятит свое выступление вопросам идеологической работы. Поскольку именно этим он и занимался согласно распределению обязанностей: пропаганда, агитация, школа, культпросвет и прочее.
Поэтому сперва никто не удивился, когда добрых пять минут оратор говорил о решениях партийных съездов, о международной обстановке — все это, конечно, имело прямое касательство к идеологии, к его заботам.
Однако вслед за этой преамбулой Василий Михайлович начал обстоятельно излагать положение дел с экономикой района: сельское хозяйство, местная промышленность…
— Нельзя не признать, что мы еще не уделяем должного внимания важнейшей задаче — развитию многоотраслевого производства в наших колхозах и совхозах. Возьмем, к примеру, такую доходную отрасль, как разведение уток. В районе изобилие рек, озер. Тем не менее мы…
Он настойчиво подчеркивал это «мы». То есть ясно давал всем понять, что ответственность за эти упущения несет весь райком, всё бюро, все секретари. И с себя самого он, Вася Шишкин, ни в коей мере не собирается снимать этой ответственности. Правда, непосредственно хозяйственной деятельностью в районе занимается первый секретарь, товарищ Терентьев, но он, Шишкин, готов разделить с ним эту тяжкую вину.
Между прочим, насчет озер и уток — это он правильно подметил, Василий Михайлович. Столько озер, а уток нету — дикие только. Тут он действительно попал не в бровь, а в глаз.
И Геннадий Павлович Вокуев там, в президиуме, наклонился к Терентьеву, спросил о чем-то.
Вообще выступление второго секретаря райкома было, по всей видимости, хорошо подготовлено и основательно насыщено здоровой самокритикой: вот сколько мы, товарищи делегаты, имеем серьезных недостатков…
Теперь, покончив с экономикой, Василий Михайлович Шишкин перешел к организационной работе. В той самой последовательности, как это было в докладе Терентьева.
Правда, в зале уже наблюдалось некоторое шевеление, а председательствующий Лобанов обеспокоенно поглядывал на часы: оратор уже давно отговорил положенные ему пятнадцать минут.
Но голос Васи Шишкина веско звучал с трибуны:
— …Обратимся, например, к такому важному вопросу, как движение за коммунистический труд, все шире охватывающее народные массы. Да, как отметил в своем докладе Егор Алексеевич Терентьев, у нас уже есть несколько бригад коммунистического труда, есть и отдельные ударники, которым присвоено это высокое звание. Однако, товарищи, в достаточных ли масштабах развернули мы это движение? Не топчемся ли мы на месте? Ведь нам известно, что во многих других районах уже имеются целые предприятия коммунистического труда. А в одном из городов нашей республики уже брошен клич — добиться того, чтобы весь город получил право называться городом коммунистического труда!
В зале продолжалось шевеление. Лобанов протянул было руку к кнопке звонка, но почему-то так и не решился позвонить.
Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что речь второго секретаря райкома — это не просто очередное выступление в прениях. Это был сознательный и ловко осуществленный ход: прикрываясь прозрачным «мы», демонстрируя высокую принципиальность, пользуясь присутствием секретаря обкома, нанести сокрушительный удар Терентьеву, дискредитировать его.
А может быть, и не сам он такое замыслил? Может быть, подсказали ему это сделать — сверху?.. Вот оно — подтверждение слухов.
Трофим Петрович Малыгин, сидевший в зале рядом с Агнией Малыгиной и Густавом Ланкявичюсом, которых парторганизация Скудного Материка тоже избрала делегатами, — тот прямо трясся от ярости.
— Вот зараза… — шипел он. — И ведь как одно за другое цепляет. Мимо не плюнет — либо в ставец, либо в ложку!
— Что такое ставец? — спросил Ланкявичюс.
Малыгин отмахнулся.
— Регламент! — выкрикнул кто-то.
— Регламент, регламент… — подхватили голоса.
Лобанов нажал кнопку, поднялся.
— Василий Михайлович, — обратился он к стоящему на трибуне оратору. — Ваше время истекло. Согласно установленному регламенту…
— Прошу дать мне еще пять минут, — сказал Вася Шишкин. При этом, как все заметили, он обращался не к залу, не к председательствующему, не к президиуму, а смотрел на Геннадия Павловича Вокуева.
Однако тот, не поднимая головы, что-то чертил в своем блокноте.
И Егор Алексеевич Терентьев тоже в этот момент был очень занят своим блокнотом. Ну конечно, ему ведь еще предстоит заключительное слово — надо ничего не упустить из критических замечаний.
— Мне нужно еще пять минут… — повторил Вася Шишкин.
— Довольно!
— Регламент!.. — Протестующие крики неслись изо всех концов зала.
Где-то в задних рядах затопали ногами.
Лобанов позвонил снова, призвал к порядку и, заглянув в список, объявил:
— Слово предоставляется товарищу Малыгину, директору совхоза «Скудный Материк». Подготовиться…
Вася Шишкин, пожав плечами, сошел с трибуны.
А на его месте — пулей пронесшись меж рядов, стремительно взбежав по ступенькам — появился Трофим Малыгин.
Ради столь важного события, конференции, он поступился всегдашней своей привычкой ходить в затрапезе и принарядился, как подобает директору: был на нем черный шевиотовый костюм, рубашечка в полоску и даже галстук с вечным узлом. Однако пиджак был застегнут не на ту пуговицу, галстук выполз языком наружу, а воротник рубашки стоял торчмя — наверное, потому, что Трофим Малыгин все дергал вбок своей контуженой шеей.
— Первым делом, — сказал он, — разрешите мне задать один вопрос. Может, это и не положено — а я все равно задам! — И повернулся к президиуму. — Прошу разъяснить мне и другим товарищам делегатам, обсуждался ли отчетный доклад на пленуме райкома?