Страница 8 из 162
ПРОСЬБА{14} Соловей — птица Божия, научи меня петь, как ты. До последней сердечной дрожи я полюбил земные сады. Вечера в синеве и золоте. Голосистых рассветов гам. С тихим стуком падают желуди к освеженным росой ногам. И цветут сады в изобилии, и на цыпочках ходит грех, и встают лебедями лилии над прозрачной душою рек. Уголки, что манили из дому, где с любимой вдвоем бывал, — каждой песней моей неизданной поклониться хотел бы вам. Вот опять зазвучали и ожили дорогие черты… Соловей, птица Божия, научи меня петь, как ты. Не позднее 1952 СНЕГ НА КРЫШАХ И ВЕРШИНАХ{15} Ко мне города оборачивались крышами. Из окон моих даже днями морозными мне улицы были сырыми и рыжими, а крыши в снегу — как торт неразрозненный. Прямо ешь этот снег, соси да похрустывай, да хрустальные капли роняй на лацканы. Я помню, я видел, шатаясь по Грузии, такой же белый, чистый, неласканный. Внизу он лежит завшивленным рубищем, а там, рассверкавшись алмазными иглами, горит по ночам заменяя любящим лисицу небес, если та не выглянет. Его, как корону, на темя воздев, звенеть любо вершинам, светлеть — румяниться… А почему он чем выше, тем чище и девственней? А потому, что люди туда не дотянутся. Не плюют на него и не мочатся, не скребут его дворники совками-метёлками… Мне там, на вершинах, замерзнуть хочется под вечнозелеными елками. Не позднее 1952 * * * О человечество мое!{16} Позволь бездомному вернуться домой, в старинное жилье, где все родное, все свое, где можно лечь и не проснуться, позволь глубин твоих коснуться, в твое глухое бытие душой смиренной окунуться. Чтоб где-нибудь, пускай на дне, познать паденья и победы, ласкать подруг, давать обеты и знать, что в новом сонме дней еще шумней, еще мутней клубятся страсти, зреют беды. Там, на метельных площадях, под золотым универмагом, живет задумчивый чудак, знакомый Богу и бродягам. Проголодавшись и устав, он бредит сладостной добычей: к его истерзанным устам струится розовый, девичий пылающий и нежный стан. Он знает: сто ночей подряд одно и то же будет сниться. Он — солнца сын, он бурям рад, он проходимец, он мне брат, но с тем огнем ему не слиться, но, грозным вызовом заклят, он поднимает жаркий взгляд на человеческие лица. Проходит ночь. Химера длится, кружится вечный маскарад. Там отличен бандит и плут, они сидят у сытых блюд, они потеют и блюют и говорят одно и то же, и тушат свет, и строят рожи, морализируют и лгут, и до рассвета стонет Блуд, полураздавленный на ложе. А между тем, внизу, вдали, — чей дух живет в речах невнятных, чей облик в саже и в пыли, в рубцах стыда, в бессонных пятнах? Не девочки, но и не жены, не мальчики и не мужи, проходят толпы отверженных, их души просятся в ножи. Дела идут, контора пишет, кассир получку выдает. Какой еще ты хочешь пищи, о тело бедное мое? За юбилеем юбилей справляй, сутулься и болей, но сквозь неправые проклятья, скитаясь в зелени полей, тверди, упрямый Галилей: «А все-таки все люди — братья!..» Так я, песчинка, я, моллюск, — как ни карайте, ни корите, — живу, беспечный, и молюсь святой и нежной Афродите. В губах таится добрый смех, и так я рад, и так я светел, как будто сам родил их всех, что только есть на белом свете. Не позднее 1952 * * * А! Ты не можешь быть таким, как все{17}, — вертеться с веком белкой в колесе, пахать надел, мять молотом металл, забыв о том, что смолоду летал, валить леса, где плачет соловей, да морды бить тому, кто послабей, да дело знать, да девок обнимать, да страшным байкам весело внимать? Не можешь так? Чего ж бы ты хотел? Низвергнуть плоть? Перелететь предел? Нет на земле меж городов и сел того клочка, откуда ты пришел. Он на звезде, что ты назвал Душой, а ты везде последний и чужой. Не хватит в мире горя и тоски, чтоб ты узнал, как жить не по-людски, и как роптать, что дал тебе Господь со дней Адама проклятую плоть. Мир состоит из женщин и мужчин, а ты забыл свой мужественный чин. Им внемлет Бог, как травам среди трав, а ты меж ними жалок и не прав. Сокрой свой рай в таилищах лесных и жизнь отдай за худшего из них. Пусть светлый дождь зальет твой темный след. Все остальное — суета сует. <Начало 1950-х> вернутьсявернутьсявернутьсявернуться