Страница 13 из 132
Сколько времени прошло – сказать не могу, но дверь, вдруг, с треском распахнулась. В каюту верхом на огнедышащем драконе с шашками наголо влетели Лёха и Ванька. Выхлоп у них уже был будьте-нате – ясно, что одним Мартини дело не ограничилось.
Если вы думаете, что они пришли ко мне, - вы ошибаетесь. Они пришли к Адольфу и то обстоятельство, что Адольфус по уважительной причине отсутствовал, их скорее радовало, чем огорчало. Перевернув всё вверх дном, рейдеры скрылись в неизвестном направлении, унося в крепко стиснутых клювах пару бутылок виски и ещё какой-то дряни из винных запасов, принадлежавших блудному сыну африканского народа.
По некоторым последующим событиям, на которых пока нет нужды останавливаться, я предполагаю, что негодяи запустили свои грязные руки в святая святых нашей негритянской диаспоры. Вдвоём они выпили весь общак из спиртосодержащих напитков и их суррогатов, созданный непосильным трудом многих поколений чернокожих студентов! Товарищи, называются. На мои робкие попытки возразить против открытого похищения чужого имущества Ванька заявил, что сам с Адольфусом разберётся.
Как оказалось, перед отъездом хитроумный Адольф натянул вокруг своей тумбочки каких-то ниток, сплёл на полу сложный спецузор из тонких волосинок (интересно, откуда он их взял) и наставил других секретов, чтобы проверить, буду я рыться в его вещах или нет. Ни о чём этом, естественно, я понятия не имел, но, окинув на следующий день изумлённым взором учинённый в комнате погром, счёл за благо поскорее выздороветь и свинтить куда подальше, пока Ванька не выполнит своё обещание и всё с Адольфусом не утрясёт.
Адольф и раньше держал меня на подозрении, а после Ванькиных разборок окончательно укрепился в мысли, что я нарочно всё это подстроил, причём, по долгу службы, чтобы бардаком иезуитски замаскировать следы своего проникновения в его африканские тайны. Не зря же негры выбрали башковитого Адольфа своим предводителем - несколько лет подряд он был бессменным председателем их землячества и фактическим хозяином дискотеки.
Кстати, пару лет назад я случайно углядел по телевизору интервью Жириновского, рекламировавшего организованный им в столице нашей Родины международный турнир по домино, в котором приняли участие представители двадцати иностранных государств. На ехидный вопрос молоденькой козочки с розовым микрофоном в пол лица лидер ЛДПР, не моргнув глазом, ответил, что лично разослал приглашения на турнир по всем находящимся в Москве посольствам, двадцать из которых с благодарностью откликнулись и прислали на игру своих полномочных представителей.
В подтверждение этих слов пошли кадры хроники – ломаная линия сдвинутых общепитовских столиков, на которых в беспорядке лежат чёрные костяшки домино, валяются белые пластмассовые стаканчики, стоят пепельницы и пустые бутылки из-под минералки. Видно, что многие партии уже закончились и бойцы невидимого фронта рассосались, потихоньку покинув помещение, но одна турнирная пара по каким-то причинам задержалась у станка.
Камера выхватила крупным планом лицо ближайшего игрока. Кто смотрел, знайте, что мрачный темнокожий спортсмен с залысинами и припухшими глазками на широком одутловатом лице – Адольф Мукури. Я его сразу узнал.
3. Интифада
Поскольку к моменту моего появления в общежитии большое набухшее гневом и болью сердце Адольфа ещё кровоточило, я решил не испытывать судьбу и пошёл не в каюту, а прямиком к Анатолию Эриховичу. Как назло, дверь его комнаты была заперта, но это меня не смутило, и, как Хрущёв в ООН, я второй раз за это утро стал, что есть мочи, молотить каблуком по деревяшке.
Минут пять в комнате сохранялась полная тишина. Кроме моего стука ничего вообще не было слышно. Общага словно вымерла.
- Спят, сволочи, - решил я, но ошибся, - всё это время обитатели ночлежки препирались - кому из них идти отворять настойчивому визитёру. Потом я уловил какое-то шевеленье и дверь, наконец, открылась. В проёме стоял полностью одетый и почти трезвый Лёха. Слегка покрасневшие скулы можно было отнести на счёт вчерашнего.
- Привет! – радостно заорал я. Ни слова не говоря, Лёха развернулся и со всего размаху заехал мне по морде. От неожиданности я вначале засветил ему в ответ и только потом поинтересовался, что происходит.
- Надоел ты мне, - пояснил Лёха, после чего повернулся и ушёл в комнату, оставив дверь открытой, что можно было расценить не иначе, как приглашение войти.
Ну, вот я и в Хопре!
Как невинную жертву неполитических репрессий меня усадили на почётное место и налили штрафную. Я моментально оттаял и простил Лёху. Однако один вопрос интересовал меня больше, чем дата предстоявшего экзамена. Инстинкт самосохранения требовал выяснить – кто поставил Анатолию Эриховичу фингал под глазом и не поспешил ли я самоуспокоиться.
Нет, витязь, то была Наина.
Товарищи наперебой развеяли мои страхи – не стоило больше опасаться разоружившегося Лёху, фонарь хозяину повесила Нинка – общежитская жена Эриховича после того, как уличила мерзавца в неискренности.
В ходе застолья я изредка бросал на Лёху изучающие взгляды – на его лице медленно, но верно наливался баклажаном полновесный синячище. К гадалке не ходи, - у меня на физиономии вызревал такой же овощ. Попросили, чёрт побери, человека один раз в жизни встать из-за стола и дверь открыть. И, поди ж ты. Лучше бы я сначала к Адольфу зашёл. Впрочем, не факт.