Страница 116 из 212
— Но откуда здесь машина, если дороги нет? — задумались они. — Наверное, это был метеорит или еще что-то… — строили догадки эконом с преподавателем.
Этот вопрос мы оставили невыясненным. Во время прогулки я обнаружил неподалеку большое дерево с крупными спелыми абрикосами. Мои спутники немедленно собрались вокруг дерева. Отведав вкусных плодов, отец Пимен воскликнул:
— А что это?
Поодаль на земле валялась разорванная в клочья окровавленная шкура кабана. Судя по следам на песке, здесь похозяйничали волки.
— Хватит отдыхать! Уходим, отцы! — решительно заявил эконом. — Это не наши места…
Мы уложили свои вещи в рюкзаки и медленно двинулись вниз вдоль реки, широко разливавшейся по галечниковой долине и потому сильно обмелевшей. Переходя вброд поток за потоком, я отстал от своих путников. Молитва не оставляла сердце. Она словно стала такой же тихо журчащей рекой благодати внутри и лилась неторопливо, усмиряя ум и помыслы. Эконом с преподавателем отправились полюбоваться поближе зрелищем лесного водопада, низвергающегося со скал широким шумным веером, а я встал на колени в прибрежном песке и остался недвижим. Все вокруг словно замерло. Тело, ум и природа как будто слились в одно целое и это целое было безпредельно живым и исполненным глубокого мира. В сердце возникло ясное убеждение, что наступило прощание с закончившимся навсегда этапом азиатских исканий и испытаний. Никакого скита здесь не будет и больше искать нечего. Впереди ждет иная, новая жизнь, а к старой жизни уже никогда не будет возврата. Слезы хлынули из глаз. Я поднялся с колен и один пошел вперед, чтобы друзья не заметили моих рыданий. Я шел, заливаясь слезами, и говорил: «Прощай, мой любимый край, прощай навсегда! Боже мой, Иисусе Христе, я выбираю Тебя и пойду за Тобой, куда бы Ты ни позвал меня!..» Так я прошел, рыдая, километра три, пока сердце не обрело покой, смирившись с окончательным разрывом с моей прошлой жизнью и со всей моей юностью…
По мере того как мы продвигались вниз, повсюду встречались безчисленные перемены. Таджики возвращались на свои старые места и заново их обживали. Безлюдие закончилось безвозвратно. На ровных прибрежных террасах снова стояли кибитки, рядом виднелись грузовики. Заброшенные прежде поля были вновь распаханы и засеяны, везде жили люди. В одном из новых кишлаков мы заночевали.
— Я уже никогда не уйду с этого места, а если станут выселять, начну отстреливаться! — говорил нам хозяин нового дома, построенного на месте бывшего кишлака. — Двустволка у меня есть, патроны тоже — живым не дамся и мертвым не унесут! Здесь мой дед похоронен и сам здесь лягу…
И это было понятно. Край изменился настолько, что ни о каком ските уже не могло быть и речи. Поэтому у меня не осталось никакого желания к посещению прежде любимых мною уединенных мест — Пештавы и Богизогона. Стало совершенно ясно, что сюда я уже никогда не вернусь.
Веселому хозяину очень понравился рассудительный отец Анастасий. Взяв в руки дутар, инструмент вроде балалайки, с двумя струнами, он объявил:
— Дорогой гость, песня для вас, и по-русски!
Высоким голосом он затянул:
— На горе стоит баран, золотые рожки. Парень девушку любил за мешок картошки! — и добавил. — Вот, пять лет в России отсидел, русский выучил…
Рано утром на дороге нас подобрала грузовая машина. В кузове стояли люди. Там я неожиданно увидел Сафара, моего давнего приятеля по Богизогону, и рядом с ним бывшего парторга. Парторг как всегда хмуро поприветствовал меня:
— Я же говорил, что ты здесь не останешься, все равно уедешь!
Мы с Сафаром обнялись, но прежних теплых отношений уже не ощущалось. Кроме обычных разговоров о семье и детях, говорить было не о чем. Средняя Азия для меня закончилась навсегда.
Последнюю попытку найти место для скита мы сделали на берегу Нурекского водохранилища, где раньше были совершенно необжитые места. Но увиденное разочаровало нас. Берега исполосовали пыльные грунтовые дороги. По ущельям сновали грузовики с домашним скарбом. Новая жизнь пришла и сюда, вернее сказать, перемены уничтожили ту жизнь, которая еще хранила следы чистой девственной природы. В небытие ушли простые добрые отношения между людьми, отношения без насилия и ненависти. И только мальвы, прекрасные мальвы, похожие на чистые и нежные детские лица, согрели, как и прежде, своей красотой мою душу. Мы недолго пробыли на водохранилище, изнывая от горячего солнца, бьющего в упор на безлесном плоскогорье. Все впадины и лощины огромной долины горели золотыми, белыми, лиловыми и розовыми цветками стройных, качающихся под ветром любимых мальв. Безстрашно растущие вдоль пыльной, дышащей зноем дороги, они приветливо кивали своими милыми головками, словно провожая навсегда ушедшее счастье юности, счастье надежд и ожиданий.
У родителей нам не удалось пробыть подольше, как хотелось, хотя мы с экономом оставили для этого время, чтобы порадовать себя общением с ними. Срочная телеграмма из Лавры заставила его спешно вылететь в Москву. Нам пришлось снова упаковать свои вещи и ехать в аэропорт. Душанбе уже не казался милым и родным городом. На лицах людей появилось выражение отчужденности и скрытой неприязни. В людных местах на наших глазах вспыхивали ссоры, доходившие до озлобления. Этих печальных изменений к худшему нельзя было не заметить.
Плоть человеческая берет начало от мира сего, а дух человека — от мира Небесного. Потому надлежит ему непрестанно уклоняться от привязанностей к тленному миру, чтобы не быть связанным земной плотью, погибающей и исчезающей, подобно облаку в небе. Земные наслаждения — смертоносны все до одного. Небесные блаженства — все животворящи, ибо они и есть Жизнь вечная и неумирающая.
Понимаю я, Боже, что в воспоминаниях нет жизни, но весь этот многообразный опыт, оставшийся от воспоминаний, есть хранитель жизни моей, нашедшей прибежище в Тебе едином, Господи. Ты позволил мне, заблудшему, встретиться с Тобой, хотя не стал пока единым со скорбным духом моим, чтобы я вечно мог пребывать в Тебе, Святый Боже, неотъемлемо и совершенно. Ты привел меня, Иисусе, неразумного, к мудрому старцу моему, который пока еще весь для меня — загадка и чудо.
С радостью вступаю в неизведанное и непознанное мной, ведомый Тобой, Владыко Человеколюбче, дабы обрести новый опыт в чудесном явлении многоликого Твоего бытия, самого великого ежедневного чуда, встающего перед очами моими. Ты ведаешь, сколько еще ничтожному телу моему бродить по пространному телу земли, но, превосходя ограниченность плоти моей и безграничность вещества земного, веди меня из вечности небытия моего в Твою святую вечность, где надлежит мне стать безсмертным светом в безмерном свете Твоей неизреченной милости. Пусть там познаю я всю безпредельность духа моего в превосходящем всякие границы светозарном Духе Твоем и Твоей священной истине.
ЛЮБИМЫЕ ИЗРЕЧЕНИЯ АРХИМАНДРИТА КИРИЛЛА
♦ Держи голову низко, а душу к Богу близко.
♦ В делах вертись, а с людьми мирись.
♦ Как спастись? Сердце смиряй, а себя укоряй.
♦ Монах спит, а грех бдит.
♦ Не будешь человекоугодником, станешь Богоугодником.
♦ Если не слышишь чужие стоны, не помогут ни посты, ни поклоны.