Страница 115 из 212
Пока он возился с фотоаппаратом, мы с преподавателем не дышали. Не выдержав замедления в продвижении отца Пимена, я полез к нему поближе и протянул алюминиевую палку, за которую он ухватился правой рукой, левой ища хотя бы какую-нибудь зацепку. Так, вдвоем, еле переводя дух, мы выползли на безопасное место. Совершенно забыв об оставленном фотоаппарате, мы устремились прочь от обрыва по тропе к перевалу. А когда, наконец, вспомнили об утраченных кадрах и аппарате, то ни у кого не возникло ни малейшего желания вернуться за пропажей.
На ранее глухом и безлюдном перевале нам бросились в глаза следы деятельности человека: тропы оказались расчищены, кусты вдоль них были вырублены. Похоже, что теперь кто-то стал перегонять сюда скот на летний выпас. На спуске повсюду виднелись пни от срубленных деревьев и вытоптанные коровами поляны. На берегу небольшой речушки с рощицей тутовых деревьев мы устроили привал. Постелили пленку, сверху кинули коврики и спальные мешки. Так как готовить еду было не в чем, погрызли сухари, запили водой и, после вечернего правила, легли спать под мирно сияющим звездным небом.
Кстати сказать, после той кошмарной ночевки в яблоневом лесу, под аккомпанемент медвежьего рычания и рева кабанов, отец Пимен сделал для похода небольшой пугач из сигнальной ракеты и носил его в рюкзаке. Среди ночи я проснулся от топота копыт. Между нашими головами, прямо по пленке, коврикам и разбросанным вещам бегали дикие поросята-двухлетки. При свете месяца я увидел чуть поодаль группу больших матерых секачей, стоявших строем, словно статуэтки индийских слоников.
— Отцы, — громко прошептал я, — кабаны!
Отец Пимен сразу приподнял голову и, оглянувшись, уставился на секачей. Затем он быстро выхватил из своего рюкзака пугач и выстрелил в воздух. Красная ракета с громким хлопком, шипя, взвилась в воздух. Кабаны исчезли, словно их сдуло ветром. Поросята с визгом бросились в кусты. Преподаватель недовольно приподнялся на локте:
— Вы что? Совсем обалдели?
— Кабаны здесь бегают, прямо среди нас! — возбужденно пытался объяснить ему эконом.
— Да какие кабаны сейчас? Спите и дайте другим выспаться! — недовольно пробурчал отец Анастасий и заснул крепким сном до утра.
У нас же с отцом Пименом началось повторение давнишнего молитвенного бдения. Он достал кропило, крещенскую воду и крест, а мне протянул маленькую Псалтирь.
— Зажги фонарик и читай кафизмы, а я буду ограждать нас крестом и кропить все стороны!
— Слушай, я устал и хочу спать!
— Читай, читай, а то «они» снова заявятся сюда! — приказал эконом, крестя во все стороны густую темноту.
Я прочитал несколько кафизм и повалился на коврик. Глаза сами собой закрылись и я заснул. Сквозь сон до меня еще долго доносилось чтение девяностого псалма и звуки взмахов кропила.
Тихое и свежее утро прикоснулось к нашим лицам, словно нежная рука матери. Розовые лепестки цветущего шиповника кружились в лучах утреннего солнца, слетая со склона над нашими головами. Яркая блестящая зелень густого леса празднично искрилась и горячим трепетным блеском слепила глаза. На завтрак опять пришлось грызть сухари и запивать их водой. Отец Анастасий приметил огромное тутовое дерево, и мы часа два просидели на нем, объедаясь сочными ягодами. Перемазавшись синим соком ягод, мы слезли с дерева и, увидев друг друга, расхохотались. Вид у всех был очень забавный.
Вдали уже сверкала излучина Оби-Ширин, по-русски «сладкая вода», истоки реки Кызыл-Су, с наклонившимися над ней густыми купами горных берез. Пройдя еще несколько часов, на берегу сверкающей пенными перекатами реки мы устроили свой базовый привал и стали совещаться, как нам приготовить обед. Отец Анастасий обнаружил в заводях под скалами множество речной форели и тут же принялся мастерить удочку. Он оказался отменным рыболовом.
Набрав водяных жучков под камнями, наш рыбак отправился на ловлю форели, а мы с отцом Пименом гадали, как нам быть. Сметливый эконом перелил из железной банки масло во фляжки, перочинным ножом срезал ее верх и получился отличный и довольно объемистый котелок.
— Отцы, скорее собирайте под камнями для меня наживку! — донесся до нас призыв отца Анастасия.
Мы побежали к нему и с восторгом увидели, что ловля форели обещает нам хорошую уху. Благодаря стараниям преподавателя, на обед у нас набралось около двух десятков крупных рыбин. Вскоре запылал костер, вода закипела, мы добавили немного пшена, и уха вышла на славу. Ущелье Оби-Ширин нам очень приглянулось: чистейшая сладкая вода, река, осененная склоненными над ней березами и красивыми каскадами, бежала с верховий долины.
После обеда нам показалось неплохой идея помыться в прохладных водяных чашах с пузырящимся водяным куполом в каждом из них, куда ниспадали белопенные струи небольших водопадов. Я лежал в воде на спине, раскинув руки. Множество воздушных пузырьков мягко и упруго выталкивали снизу мое тело на поверхность. Двое моих друзей плавали чуть поодаль. Скосив вбок глаза, я увидел, как в потоке падающей воды мелькнуло тело змеи, которое с размаху шлепнулось в наш бассейн.
— Змея в воде! — крикнул я.
В мгновение ока мы оказались на берегу. Гюрза, подняв над водой голову с мелькающим из ее пасти черным язычком, металась в озерце, пытаясь выбраться по скользким камням на берег. Зацепившись за корягу, она, извиваясь, исчезла в зарослях крапивы. Оставив купание, мы отправились на осмотр нашей сладкой речки вверх по течению. Когда мы прошли еще метров десять среди огромных валунов, скатившихся со скал, нас остановило страшное зрелище. У большого камня, подпираемый потоком, лежал раздувшийся труп ишака. Он спокойно нежился в нашей реке, в которой мы умывались, купались, пили воду и готовили уху. Удрученные тяжким зрелищем, мы вернулись в лагерь и тут же перенесли его подальше, вверх по течению, расположившись под большими изогнутыми березами.
Чтобы ночью спокойно посидеть с четками, а не заниматься с экономом чтением кафизм и кроплением до утра горных просторов, защищаясь от злых зверей и духов, я решил дать совет отцу Пимену:
— Знаешь, чтобы обезопаситься ночью от зверей, таджики делают вокруг ночлега завал из веток или камней. Тогда можно спокойно выспаться!
— Это отличная идея! — обрадовался мой друг. — Каждую ночь не сплю, а выспаться очень хочется… За работу!
И мы принялись укладывать вокруг лагеря стену из речных валунов. Камни таскали до тех пор, пока отец Анастасий не взмолился:
— Отец Пимен, хватит строить тут китайскую стену! Никаких кабанов здесь нет!
— Есть, есть! Это ты не видел, а мы с Симоном видели…
Но, наконец, он тоже устал и строительство стены закончилось.
Вечером, после правила, я отошел немного в сторону от нашего ограждения, где спали мои друзья, и присел с четками на поляне под большой березой, прислонившись спиной к теплому подрагивающему стволу дерева. Неустанно стрекотали сверчки, которых тут было множество. Тонкий месяц висел над горой. В полнеба раскинулось мерцающее созвездие Лебедя. Чистая тихая молитва, та молитва из далекой юности, словно опять пришла на встречу со мной. Она заполнила сердце, затем все тело, обняла нашу поляну, моих спящих друзей, реку, негромко поющую на перекатах, темный лес, полный разнообразных шорохов, горы с висящим над ними тонким серпом месяца, стала широкой и безпредельной, как бы заполнив всю вселенную, постепенно растворяя в этой безпредельности представление о всем мире и о самом себе. Не знаю, сколько пробыл я в молитве, но внезапно пришел в себя, когда сверху водопадом хлынул столб яркого белого света на нашу поляну, осветив все окружающее пространство до малейшей травинки. Также неожиданно, как и появился, странный свет ушел вверх, и вокруг снова осталась непроглядная ночь, освещаемая лишь дрожащими небесными созвездиями. Оставлять молитву не хотелось, но тело уже давало о себе знать сильной усталостью от перехода через перевал. Я улегся рядом с друзьями и заснул, ощущая, как в сердце продолжала тихо струиться молитва, словно волны милой и неизреченно доброй благодати… За утренним чаем я спросил друзей, видели ли они ночью яркий столб света над нами, но им показалось, что это свет от фар автомобиля.