Страница 28 из 38
-- Я не хотел ее убивать.
Голос дрожит и почти срывается на визг.
Говори, говори.
Пока он чешет языком, он тут -- никуда не делся, не уехал, не сбежал, а значит есть шанс его найти.
-- Не хотел, но убил.
-- Это все ты виноват.
Конец улицы близок, а этого черта все нет. Куда он делся?
-- Вот как? Интересно, а я то тут причем?
-- При всем.
Голос окреп, никакой плаксивости, одна злость.
-- Я ее еле уговорил в кафе прийти, денег занял, чтобы по человечески было, накупил всякого, а она, все блин, о тебе говорила, сука! Ты понимаешь как это, прийти на свидание с девушкой в которую влюбился, а она о другом говорит. Блин! О бывшем. Понимаешь, что я чувствовал? Потом еще пару раз встречались, в разных местах, таже история. Только о тебе и говорила.
Я молчал, боясь неверным словом или тоном, перебить поток его красноречия.
-- А потом... Я в гости к ней напросился, цветов и шампанского купил, как дурак. Случайно, как толкнуло что, за пару подъездов тормознул. Стою, сам не зная почему, гляжу соседка ваша - большое ухо, та что подслушивать любит - Таша рассказывала, куда-то чешет. Не остановись я, столкнулись бы нос к носу. Всяко запомнила бы меня. Ан нет. Знак это был. Я потом понял.
Я добежал до конца улицы выходящей на широкий проспект. Все! Аут! Тут я его точно не найду. Толпы спешащих людей, себя бы не потерять, не то что кого-то найти.
-- Я звоню, она открывает. Я с цветами и бутылкой как дурак, а она даже платье не одела. Как ходила в футболке растянутой, так меня и встретила, а ведь мы с ней договаривались. В твоей футболке. Понимаешь? Я ей - привет, тянусь чтобы поцеловать, хотя бы в щеку, а она от меня как от прокаженного... Протягиваю букет. А она: а вот Фил, никогда мне цветов не дарил, только на днюхи, да на восьмое марта, и шампанского не покупал, бурду только красную. И вроде как с укором, тебе говорит, с минусом для тебя, но не с плюсом для меня. Понимаешь? Получается, что опять о тебе. Не мне спасибо, за подарки, а тебе фи - что не покупал. Ты знаешь, как твой номер в ее телефоне забит? Любимый. Ты понимаешь? Не имя, не фамилия, не бывший, а любимый.
Я прикрыл глаза, откровенность резала не хуже охотничьего ножа. Прямо по сердцу. Неотвратимо и больно. Больно до зубовного скрежета.
-- Она небрежно так бутылку на стол ставит, букет не в вазу, а прямо так кладет. И спиной ко мне поворачивается. Меня такая обида взяла, что аж слезы из глаз, а потом злость. На нее, на тебя, на себя... Что, я не мужик? Со мной так обращаться? Знаешь, я книгу недавно прочитал, случайно попала, так от скуки, от нечего делать. Дрянь книжка, о бандитах, но фраза одна меня в ней зацепила. Мужчины делятся на две категории - те у кого есть оружие, и те у кого его нет. Мол те у кого его нет, это и не мужчины вовсе, а так - тело, с пенисом в штанах. И на таких женщины не смотрят. Я подумал может, если и у меня... если я куплю, то и на меня девушки обратят внимание. Пистолет страшно покупать было, хоть в сети сейчас все что угодно купить можно. Да и где я такую сумму возьму? А на рынок к не русским идти страшно, обманут. Нож я купил, большой такой, кривой, таскал его с собой. Только все это ерунда, никто на меня не смотрел. Нос воротили.
Он задохнулся. Я слышал, как ему не хватает воздуха. У меня и самого от его душевных нечистот дыхание перехватило и сердце закололо.
-- Ты слушаешь? -- Отдышавшись спросил он.
-- Да.
-- Бросила она букет так небрежно, и спиной ко мне повернулась. А у меня от ярости руки трясутся. Гляжу на ее затылок, на ухо, а рука сама за нож взялась. Смотрю на ее шею, тонкую такую, беззащитную, и представляю как втыкаю в нее нож. За пренебрежение ко мне, за то что не видит моей любви. Но не смог. Замахнулся. Нет, не могу. Потом правда смог. Ударил рукояткой прямо в висок. Она как кукла упала. Знаешь, если у марионетки ниточки обрезать, она нелепо так, кучкой неопрятной, падает. Вот и она так. Лежит на полу. Майка задралась, а на ней трусики застиранные, в нелепый горошек, чуть ли не бабушкиного фасона. В глазах пелена, сам не помню как накинулся на нее.
Его голос становился все злее и довольней. Он, сука такая, наслаждался своим рассказом. Не раскаивался и каялся, а наслаждался, заново переживая миг триумфа.
-- Трусы с нее сорвал и... Прежде чем вскрыть ее, как банку сгущенки, я поимел ее, во все места, во все дырочки. О... Ты...
-- Врешь, сука! -- То что испытывал я сейчас, нельзя было назвать яростью, это был гнев помноженный на злость и желание убить. Найти эту суку и убить, задушить, глядя прямо в глаза, смотреть как жизнь уходит из них и наслаждаться этим моментом.
-- Пиз... как дышишь, тварь. Не насиловал ты ее, потому что импотент. Нестояк у тебя тотальный.
Я расхохотался зло и ядовито.
-- У тебя хрен словно дохлая гадюка на перилах, ничего его не оживит. Ты ссыкло беспомощное. Тварь. Пид... Петушара... -- Я орал не в силах остановится.
-- Я поимел ее, поимел. -- Визжал он в ответ, как резаный.
-- Врешь, гнида, врешь. Ничего ты не можешь.
-- Откуда ты знаешь? -- Визг из телефона. -- Откуда, откуда, откуда?
-- Знаю.
-- А-а-а-а, это тебе эта сучка рыжая наплела. Следователь или кто она там. Я видел ее. Как она во дворе крутилась, расспрашивала, вынюхивала. Бл... Я ведь когда все сделал, -- слова так и лились из него, -- уйти не смог, словно держало что-то. Так и крутился вокруг. Уйду. Приду. Опять уйду. Вернусь. И так, пока не увидел как тело выносили, после этого словно отпустило.
И куда только его интеллигентная речь подевалась, когда за живое задели.
-- Им же нельзя говорить, тайна следствия и все такое. А-а-а. Понял! Тебя увидала и потекла вся. И тут же все вывалила. Да? Все они бабы такие. При виде тебя никто устоять не может. Ты ведь весь из себя такой - true male. Да? Присунул ей или только собираешься? Или она не в твоем вкусе? Ты же темненьких любишь, ну прямо как я.
Я молча слушал. Разговор утомил меня, все эти потоки мерзости было невозможно дальше выслушивать. Я понял, что больше ничего не выжму из него, кроме грязных подробностей или порции вранья. Пора закругляться.
Я собрался отключится, как он, словно прочтя мои мысли, прервал свои излияния и сказал:
-- Устал я, пора раскланяться.
Я не чувствовал ярости, одна усталость.
-- Прощай.
-- Стой, стой, стой, я тебе на прощание кое что сказать хочу.
-- Мне не интересно.
-- Пожалеть можешь.
-- Угрожаешь?
-- Значит так, -- словно змея зашипел он в трубку, -- это ты во всем виноват, значит и отвечать тебе.
-- Приходи, отвечу.
-- Нет, -- он рассмеялся лающим смехом, -- так не интересно. Я тебе игру предлагаю. Интересную, тебе понравится.
-- Не интересует.
-- Заинтересует, когда услышишь. Короче выбирай кого мне выпотрошить эту рыжую бл... или твою черную. Нет, нет, нет, не так. Ты конечно свою сучку выберешь. Так что это не интересно. Я их обоих кончу. Сначала их, а потом тебя. Или сначала тебя, а потом их. Выбирай. Обещаю - выберешь себя, твою выпотрошу после того как убью, а вот рыжую, извини, помучаю. Ну так как? Что выбираешь?
Яд слов так и сочился мне в ухо отравляя сознание и путая мысли.
-- Я не убью тебя, нет. Я сотворю с тобой кое-что более худшее чем смерть. И ты, когда узнаешь что именно, будешь ползать на карачках и умолять о смерти.
Мой голос не дрожал, и был спокоен, как небо над головой. Я не грозил, я обещал.
Все. Отбой.
Надо возвращаться к Нике. И искать эту тварь.
Я круто развернулся и тут боль затопила голову. Стекла вниз и застряла где-то в груди, на уровне сердца.
Слова этой твари грохотали в голове, отравой расползаясь по телу.
Ты во всем виноват! Из-за тебя! Как в телефоне забит? Любимый! Ты! Из-за тебя! Ты! Из-за тебя! Ты! Из-за тебя! Ты! Из-за тебя!
Я этого не знал. Даже не догадывался. Ослепленный новыми отношениями. Своим счастьем. Миром и взаимопониманием с Никой.