Непоследние времена

– А если бы торговля не прекратилась, вы бы благословили погром?

– А если бы в городе появилась огневая точка, из которой каждый день пулемет лупит по людям, что я должен был бы сделать? Хорошо, что Господь не попустил. Эта маленькая победа вселила в нас уверенность, мы поняли, что оружие, которое использует против нас наркомания, – это наше собственное равнодушие. Мы написали письмо на один из центральных телеканалов, приехали журналисты, сделали репортаж, после которого генпрокурор прислал сюда своего заместителя Николая Макарова. Началась серьезная чистка – рейды из Твери и Москвы, один за другим. Знаете, где прятались цыгане во время рейдов? На кладбище, возле могил предков, крестами прикрывались. На полгода в городе вообще перестали торговать наркотой. Но потом все вернулось на круги своя. Только цены стали выше.

Артем, 20 лет, гепатит, ВИЧ-инфекция:

(Братья Артем и Никита – наркоманы с 90-го года, последний год мама думает, что они завязали.)

– В двенадцать лет – это так, игра. Боишься еще, руки прячешь. В пятнадцать я уже ничего не боялся. Пошел на кухню, взял ложку, замутил, зашел в туалет, вмазался – ты нормальный человек. А начинал я с травы в восемь лет. Это здесь в порядке вещей. Идешь в школу – стакан травы в кармане, иначе ты просто лох. У меня вся эта комната была мешками с травой уставлена. А воровали мы ее у одного мужика – он у себя под балконом выращивал. Он и бегал за нами, и стрелял…

– Цыган?

– Почему цыган? Русский. Тут уже все траву растят – во дворах, в огородах. Когда мне было тринадцать, цыгане стали мульку толкать, эфедрин. Это типа винта. Мы брали из дома по нескольку банок варенья и в табор – тогда они еще не избалованы были, за любую дрянь дозу продавали. Все в ход шло. Мать? А чё она может нам сделать? Ничё. Тут ребята есть знаешь какие? Дадут тебе ключ и скажут, где у матери деньги лежат. А сами в это время с ней в магазин пойдут. Возвращаются: «Ой, мама, нас обокрали!» (Артем смеется.) Года два прошло – и уже все стабильно сидели на маке. Это как героин – кайф один и тот же, только когда вмазываешься, тебя несколько секунд крючит, а героин – он сразу входит. Ну а когда мне уже семнадцать стукнуло, пошел героин, героин, героин. У меня знаешь сколько друзей умерло от героина? Штук пятнадцать – это точно. В день по семьсот рублей уходило. Повезла меня матушка в психушку, в Калязинский район. Там деревня такая стоит – в одну сторону 25 километров нет ничего и в другую.

Чтобы в туалет сходить, надо брать дубину и выгонять оттуда всех настоящих дуриков. Я там уже через несколько дней на коленях просил главврача, чтобы отправили обратно. Жена его сжалилась, и меня выписали. Вернулся, месяц прошел, и опять то же самое. Спрыгнул с героина, только когда цены поднялись и москвичи ездить перестали. А что толку теперь колоться? Ну найдешь, ну вмажешься, ну покайфуешь полчаса. Чтобы взять хорошего, это надо очень много денег. Но если снова появится возможность задарма вмазываться – никто не откажется, все пойдет по новой.

– А чем бывшие нарки теперь занимаются?

– Алкоголизмом хроническим они занимаются. И я тоже. После героина на трезвую голову человек уже не может жить. Дыры в башке такие, что сквозит постоянно. Сколько в день выпиваю, даже не считал. Литр, наверное. По всему нашему микрорайону труба длинная проходит. Вот на этой трубе все и сидят. Кто пьет, кто курит, кто колется. Появились деньги – пошел купил. Еще появились – еще купил. Утром встал – опять пошел. И так изо дня в день. Неделю попьешь – чувствуешь, уже сил нет. Придешь домой, мать тебя выходит, воды «Кашинской» похлебаешь, неделя проходит – опять.

– С матерью сейчас как отношения?

– Нормальные. Вон, видишь, до инсульта с братом ее довели, хромает. Бабка вообще в больнице лежит с инфарктом. Ругаемся постоянно. Можем вообще без повода ругаться. Почему работать не иду? А куда идти? Куда ни придешь – все тебя знают. За десять лет, пока на наркоте сидел, успел столько ям нарыть, что тебе этого уже не забудут. Единственный, кто дал себя человеком почувствовать, – отец Андрей. Он меня и в лавру возил, по монастырям, я даже месяц при храме одном жил – в городе Лакинске Владимирской области. Город незнакомый, никто тебя не знает, хорошо. Но я сбежал оттуда.

– Зачем?

– Там работать надо было. А я к труду уже не приспособлен. Вот сейчас скажи нам с братом гвоздь забить – мы два часа будем думать, как его забить, пока не переругаемся и друг друга не пошлем. Да и здоровье я подорвал. Когда наркоману говорят: «У тебя ВИЧ», – ему вообще все становится по барабану. Валяется «баян» на дороге – кто им кололся, по фигу, он его подбирает – и прямо из него. А если иголка не пропускает, зажигалкой прокалил – и вперед. Большинство живут так: сегодня я напьюсь, а завтра умру. А завтра опять жить надо. И так каждый день. Ты выйди на улицу и приглядись – каждый встречный мужик или алкоголик, или наркоман.

Я вышел на улицу и пригляделся. Артем немного ошибся. Иногда попадаются трезвые кавказцы.

Никита, 23 года, гепатит:

– Я долго держался в норме. Мне нельзя было наркоманить по-черному – я работал на братву, дань с таксистов собирал, у меня девушка была лучшая в городе. Но когда появился героин, не удержался. Одно время вообще с вокзала не вылезал. Мог и грамм в день вколоть, и два – в зависимости от потока москвичей. А когда исчезли москвичи, просто взял ящик вина и напился. Так пил месяца три, потом закодировался. В этом году с Нового года опять полгода пил, потом снова закодировался. Теперь я не поверю ни одному наркоману, что он не может бросить. Это все туфта и давление на родителей. Есть возможность покупать героин – будет колоться, нет – переживет как миленький. Теперь героин для меня – мертвый вопрос.

Артем возвращается:

– Никит, кончай гнать, там Буля разжился, но в табор идти не может, жена не знает, что он вмазывается. Давай сгоняем – он поделится.

Никита, для которого героин – это мертвый вопрос, идет в табор за дозой. В кармане у него – мой диктофон. Он идет уже второй раз – за добавкой. Час назад он вмазал 0,4 грамма, и поэтому у него обычный героиновый гон.

– …Ну вот, я иду в табор, иду мимо гаражей, по этой дорожке я ходил не один раз и не один год, но потом завязал и поставил точку на своем прошлом. И очень сожалею за пройденные даром года, стараюсь наверстать упущенное и желаю всем наркоманам только бросать… (Звонок в дверь.)…Цыган, еще половинка нужна за четыреста, а то взяли, вмазали, чего-то маловато, надо догнаться…

– Сегодня с контрольными закупками приходили. Половинку за четыреста сейчас мало будет. Столько лекарства чуть не взяли. И к Померанцевым приходили, и к нам. Один наркоша, другой мент.

– Да, они так и делают. Нету ни копейки больше, Ахмед.

– Ладно. Верка, сходи.

– Ты же знаешь, Ахмед, мы редко вмазываем. Нас даже не кумарит.

– Кумарило бы – давно пропал бы, на х… Меня кумарит.

– Я покололся в свое время, решил: на х… мне это нужно. Согласись – это болото.

– Какое там болото! Трясина, бл… Ни головы не остается, ни рук, ни х… не остается.

– А где этот, как его?..

– Янко? (Янек Локотош. Задержан с героином в сентябре 2002 года. Отпущен под подписку о невыезде, находится в бегах. – Авт.) Сам виноват.

Из ментовки ему стучат: смотри, завтра подъедут, никому не продавай. А он не удержался. И Светку хотели посадить, и Янку. Деньги собирали со всех людей.

– Сегодня праздник же, е… Вознесение… Ну, Вознесение. Ты верующий человек, раз с крестом ходишь. Сегодня Иисус вознесся.

– Да ты чё?

– Еще православный, бл… Тоже, что ли, кленовый листик?

– Кто?

– Кленовый листик. Значит, оторванный от дома. На вот тебе. Здесь все ништяк. Иди отсюда, кленовый листик х…в.