Камуфлет

Одоленский поднялся в дружелюбном расположении духа:

– Как мило, э-э-э… Родион Германович, что привезли ковчежец сами и так быстро! Право, не стоило так утруждаться.

Павел Александрович был бодр, но голос его по-прежнему болезненно хрипел.

Ответ прозвучал в духе светских комплиментов, которых и грубые полицейские не чужды, засим последовала просьба уделить несколько минут.

Князь предложил садиться в кресла.

– Играете на всех этих инструментах… сэр? – благоговея, как мог, спросил Ванзаров, но подлый скрип кожаной обивки испортил светскость.

– Даже не смею прикасаться. Это ведь коллекция скромная. Хотя некоторые считают ее лучшей в столице… Вот обратите внимание: Гварнери… – указал князь на скрипку с поблекшим лаком.

Да, есть же счастливцы, способные оценить по достоинству рухлядь. Ванзаров довесил нужный комплимент, а потом непринужденно спросил:

– Могу ли знать, что делали сегодня утром?

Одоленский дернул кончиком брови:

– Сказали… утром?

– Именно так, часиков с фести до восьми, сэр.

– Какое это имеет отношение к вчерашней краже?

– Возможно, самое прямое.

– Извольте… – князь излучал спокойствие, кажется, вполне естественное. – В восемь утра я завтракаю. Потом манеж, до десяти часов.

– А до восьми… сэр?

– Любезный Родион Гаврилович, не кажется ли вам, что вопрос неуместен? – в голосе князя появилась напряженная нотка.

– И все же?

– Так и быть, открою эту тайну… Готовы? Итак, признаюсь… я спал.

Одоленский улыбнулся, Родион Георгиевич ответил тем же.

– А вафа супруга…

– Штат прислуги прекрасно справляется по дому…

Дверь резво приоткрылась, вошел какой-то господин, но, заметив постороннего, юркнул обратно. Лицо обнаружилось мельком, но приметная деталь была ухвачена. К тому же в руках у стремительного гостя находилась объемистая папка.

Князь решительно поднялся, показывая, что аудиенция закончена:

– Если вас интересует, кто видел меня утром, ответ прост: весь дом. Хотя, право, не понимаю, зачем это. Прошу простить, важные дела…

Обрушив весь запас извинений, Ванзаров вытянул из князя, уже откровенно раздраженного, позволение подняться еще одному гостю. Не более чем на миг.

А вот Никифор в пекло не спешил. Упирающегося извозчика Джуранский втянул за локоть, как упрямую лошадь в стойло.

Родион Георгиевич принял свидетеля и спросил:

– Вафа светлость, приходилось вам видеть этого человека?

Князь осмотрел и так и эдак:

– Не имею привычки запоминать извозчиков. К тому же беру их редко, у меня своей выезд. Этого вижу впервые.

Ванзаров обратился к Никифору:

– Знаком ли тебе этот господин? Отвечай, не бойся.

– Это он вез сундук, – без запинки произнес Пряников и добавил: – Эта… то исть… синю бы… три рубчика… ага… лошадь упрела…

Ванзаров быстро задвинул говоруна:

– Этот человек дал показания, что сегодня утром около половины восьмого вы взяли его, чтобы отвезти ковчежец от Арсенальной улицы до Финского вокзала. Потом спрыгнули на ходу и исчезли. Показания сняты приставом Выборгского участка. Желаете сообфить, что хранилось в ковчежце?

Одоленский вдруг рассмеялся и, подойдя к Родиону Георгиевичу, дружелюбно взял за локоть:

– Признайтесь, это шутка?

Теперь уже Ванзаров придержал князя и тихо сообщил:

– В ковчежце перевозилось тело несчастной жертвы. Извозчик вас опознал. Могу ли ожидать чистосердечное признание?

– Это полнейший бред, – так же тихо ответил Павел Александрович.

– Отчего же?

– Оттого, господин… кхе-кхе… Базаров, что вы ошибаетесь.

– Неужели?

– Повторяю, десять человек в этом доме под присягой подтвердят: я вернулся сегодня ночью около часу, лег спать, никуда не выходил и встал ровно в восемь. Выехал из дома без четверти девять, а с половины десятого занимался в манеже на моей лошади по кличке Кролик.

– Почему так точно помните время?

– Элементарно, Базаров, это – мой ежедневный график. Я не женат и люблю порядок.

Можно было поклясться чем угодно: аристократ не врет. Родион Георгиевич заметил, что Джуранский готовится производить арест, медленно ведя руку к скрытой кобуре. Пришлось сдержать пыл помощника грозным движением усов, а князю улыбнуться самым приятным образом:

– Вынужден официально заявить: вам воспрефено покидать столицу вплоть до разъяснения всех обстоятельств дела. Надеюсь, обойдемся без сюрпризов, сэр…

Августа 6-го дня, года 1905, ранее трех, все так же

III участок Казанской части II Отделения С.-Петербургской столичной полиции, Офицерская улица, 28

Сюрприз ожидал в дежурной части. Торчала нестриженая бороденка, лохматилась русая шевелюра и сверкал хитрый вологодский глаз. Таких мужичков обожают восторженные барышни, величая их солью земли Русской. И не знают, что стоит отвернуться, как «соль» ножичком пырнет… Эту породу Родион Георгиевич изучил досконально.

Молодцом держался Герасим Растягаев, твердо стоял на том, что «пусть Никишка кладом делится или хоть вернет два рубля за мороку».

Теоретически такие подарки возможны. Не все же рыть носом землю, иногда случается легкий розыск. Но уж больно лихо вышло: сам собой, без всяких усилий, появляется не просто свидетель, а прямо-таки золото. Правда, «драгоценность» сомнительной пробы.

– Постой, братец, не пойму я тебя что-то, расскажи-ка ефе разок: куда ездил? – Народный стиль у Ванзарова выходил чисто. Это подтверждали многие арестованные мазурики.

– Значица, так… – Растягаев солидно прочистил горло. – Принял сундук с пассажиркой у Финского вокзала где-то до семи. Сначала поехали на Малую Конюшенную, постояли и отправились к углу Арсенальной и Полюстровской набережной. Там и высадил. Я чего сундук-то приметил, уж больно тяжел и чудного вида. Да и поездка веселая, туды-сюды. Правда, заплатила хорошо, не обидела.

– Кто, говорифь, заплатил? – изобразил удивление Родион Георгиевич.

– Да барыня, пассажирка то есть.

– Ты ж говорил, барина вез?

– Да что вы, господин хороший! Как есть барыня была… Я извиняюсь, а как насчет клада будет?

Ванзаров кивнул на сундук, который так и стоял в участке на прежнем месте:

– Сундук точно тот?

– Знамо дело! Приметный, хоть вещь бестолковая. А клад, значит, Никишке достанется?

Что же получается? Или извозчики путают, или один из них врет. Остается проверить наглядным способом.

Последовал приказ дежурному незамедлительно доставить субъекта, с которого ротмистр снимает протокол.

Никифор под конвоем Джуранского сник и даже бубнить перестал. Какие удары обрушила судьба на его голову, и думать боялся. А про себя зарекся: чтобы еще раз добровольно лезть в помощники полиции – да никогда в жизни.

Ванзаров подвинул шаткий стул. Примостившись на краешке, Пряников изготовился к худшему. В этом убеждала довольная рожа Герасима: вот ведь злопамятный гад, из-за рубля удавится.

– Расскажи, любезный, с какой барыней сундук вез? – без всякой строгости спросил Родион Георгиевич. Но послышался Никифору окончательный приговор: все, решили его извести, как есть, жаль, лошадь пропадет, мля.

– Что молчифь?

– Эта… чего… сами то… знаете…

– А ты Герасиму расскажи.

– Бабы… нет… да… от… господин… видели… И сундук его.

– Как он выглядел?

– Да уж так, ого… от…

– Что скажефь? – обратился Ванзаров к Герасиму.

– А то и скажу: барыню вез. Врать не обучен. Не то что иные…

Тут между извозчиками вспыхнул профессиональный диспут «О честности и о том, кто у кого деньги-сбрую одалживает, а возвернуть забывает». Спор славян между собою дошел до того, что Герасим разгоряченно вскочил, а Никифор сжал кулаки. Но тут не к месту встрял Джуранский с окриком, и боевой дух враз покинул соперников. Продолжать очный допрос стало бесполезно. А ротмистр был наказан уж тем, что ему предстояло разбираться и писать с него протокол.