Камуфлет

Без спарринг-партнера Растягаев сник. Но лукавый прищур надежно скрывал пеленой его душонку.

Остается простой вывод: их было двое. Растягаев высадил пассажирку примерно в половине восьмого, а Пряников подхватил уже господина в этот же час. Дама привезла сундук от Финского вокзала через Малую Конюшенную к углу Арсенальной, а второй номер – обратно, к вокзалу. Но зачем возить «чурку» по кругу, передавать по эстафете, а потом бросать у извозчика? Где тут логика? Так следы не заметают.

– Во что была одета барыня?

– Платье черное, кружевное, шляпка такая же, перчатки до локтей.

– Это в такую-то жару?

– Как есть, черное, может, траур у ней…

– В который дом на Малой Конюфенной приезжали?

– Что на переулок смотрит.

Родион Георгиевич и глазом не моргнул, а только попросил:

– Опифи-ка мне, братец, барыню. Помнифь приметы…

Тут же, без колебаний, четко и ясно Герасим составил словесный портрет. Что любопытно: уже второй извозчик за день демонстрировал чудеса наблюдательности. Зной, что ли, так действует?

– Случаем, не знаефь, куда заходила в доме? – равнодушно спросил Ванзаров.

– Третий этаж, квартира слева.

– Зачем тебе сказала?

– Дак, донести попросила сверток бумазейный. Не очень чтоб тяжелый.

– Квартиру отпирала?

– Не могу знать. Я назад пошел, только на козлы сел – она и возвернулась. И сверток несет… Прощения просим, с кладом-то как будет?

Как быть с кладом – вопрос не главный. Куда сложнее ответить на другой: со слов извозчика выходило, что подъезжал он не куда-нибудь, а к дому Ванзарова. И пассажирка поднималась прямиком в его квартиру. И была она, по описанию, не кто иная, как супруга коллежского советника Софья Петровна.

От имени сыскной полиции за проявленное усердие мужик был награжден «красненькой» и немедленно выпровожен из участка. Коллежский советник очень надеялся: Герасим дня на три запьет.

Августа 6-го дня, года 1905, в то же время, неимоверно жарко.

«Café de Paris» в Пассаже, что на Невском проспекте

Напитки колониальные и не очень гремели на всю столицу. Утомленные служащие окрестных банков считали непременным долгом забежать на чашечку ароматного кофе, а изысканные дамы назначали время для болтовни за чаем. Тут царила атмосфера парижской кафешки. Милые порядки придавали заведению европейский шик. Здесь позволялось заказать чашечку крепчайше заваренного венского и провести безмятежно часок-другой с газетой, лениво поглядывая на толпы веселого проспекта.

Неудивительно – в обеденный час свободных мест не осталось.

Среди толчеи два чисто одетых господина, расположившиеся за соседними столиками, не привлекли к себе внимания. Перед одним дымился шоколад, у другого – кофе с кувшинчиком сливок. Один сел лицом к окну, другой – к буфету. Оба, как нарочно, развернули свежие выпуски «Нового времени» и «Петербургского листка». Но как-то само собой получалось, что, глядя в строчки, могли говорить. Незаметно для посторонних.

– Все ли готово? – тихо спросил любитель шоколада.

– Можете не беспокоиться, – ответил в тон поклонник слабого кофе. – Весточка нашла адресата.

– Какова реакция?

– Исключительно ожидаемая.

– Есть хотя бы один шанс на провал?

– Исключено. Он ненавидит меня и считает полным идиотом. Не упустит случая поставить подножку.

– Плану поверил?

– Во всяком случае, согласился. У меня три дня, чтобы разыскать злоумышленника.

– Уж постарайтесь.

– Приложу все усилия. А то не сносить головы.

Господин с шоколадом улыбнулся срочным депешам о переговорах в Портсмуте. А господин с кофе лишь перелистнул страницу.

– Одно только тревожит… – продолжил он.

– Что же?

– Случайность, которую невозможно предотвратить.

– Что именно? Расписание составлено, поменять его невозможно.

– Ключевая фигура. Уж больно умен и пронырлив. Как бы не залез глубоко.

– Каким образом?

– Не знаю. Фактор непредсказуемости.

– Случайности возможны.

– Только не сейчас. Постарайтесь держать ситуацию под полным контролем.

– Это не сложно.

– Что ж, будем верить в силу нашего разума.

– Такое божество меня устраивает… Вам пора.

– Да, время пошло. В эти дни встречаемся только по особому поводу. Экстренную связь знаете.

– Конечно. Передайте нижайший поклон нашему другу.

– Непременно.

Господин одним глотком опустошил кофейную чашку, свернул газету, бросил мелочь, не считая, и вышел. А полковник Ягужинский наконец смог вплотную заняться любимым шоколадом. Начальник дворцовой стражи даже позволил себе легкий вздох облегчения. Только к чему относился вздох – к шоколаду или к окончанию встречи, – осталось тайной.

Августа 6-го дня, года 1905, чуть позже, жарит безбожно.

У дома на Малой Конюшенной улице

Таинство обеденного часа для того и установлено начальством, чтобы чиновники всех департаментов могли набраться сил для служения отечеству. Преступно отдавать священные минуты чему-либо, кроме наполнения желудка и освежения горла, особенно в такой денек.

Лишь один коллежский советник откровенно манкировал установления, которые и полиции касались. Извиняло лишь то, что ему срочно требовалось уединение среди незнакомой толпы. Идя по теневой стороне Казанской улицы к дому, он решительно не замечал ничего.

Итак, имеем: тело неизвестного юноши, жестоким образом разделанное в «чурку». Известно, что ковчежец, в котором его везли, принадлежит Одоленскому. В историю с кражей раритета верится с трудом. Несомненно, князь имеет к преступлению касательство. Какое именно – пока не ясно. Пряников опознал пассажира, но прислуга дает верное алиби. Известна причина смерти юноши: обильное излияние спермы в горло.

Далее только вопросы. А именно: кто стал «обрубком», принимал ли Одоленский участие в «удушении», где произошел акт, кто лишил юношу конечностей, а также где они находятся. И самое главное: зачем такое «живописное» убийство?

А что делать с невероятным участием Софьи Петровны?

Можно представить, как обожаемая супруга в черном платье вывозит сундук с места преступления на вокзал, потом едет к дому, потом возвращается на Арсенальную и оставляет поклажу. Что получается? Чтобы это провернуть, ей пришлось бы уехать с дачи поездом в шесть ноль пять… Вполне возможно! Сам господин Ванзаров позавтракал, как обычно, в глубоком одиночестве в восемь утра и, не решаясь будить любимую супругу, тихо удалился: на даче у них разные спальни. А вот была ли она дома? Пока неизвестно.

Пряников вспомнил, что у пассажира действительно был сверток. По виду не сказать, что тяжелый, с такими бабы ходят. Вроде из старого сукна. С ним господин и исчез. Выходит, Софья Петровна встретила субъекта и передала ему не только ковчежец, но и сверток?

Возможно два объяснения: или она не знала, что везет, выполняя дружескую просьбу, или… Одно точно: из участников «удушения» ее можно исключить смело.

Допустим невероятное: это она возила ковчежец. Но зачем в дом заезжать? В чем тут логика? Уж не конечности же оставила? Наверняка все это случайное совпадение. Оно немедленно выяснится…

А подметное письмецо? Ведь все просто складывается: она помогает любовнику скрыть следы преступления. Никакой театральности. Князь Одоленский подходит на роль молодого жуира, который наслаждается женщиной бальзаковского возраста.

Да и можно ли считать, что убийство произошло за городом? Не обязательно. Тело могли привезти на Финский откуда угодно, хоть с соседней улицы. Но проверить все вокзалы надо непременно.

Доверять ли словам хитрого извозчика Растягаева? Тоже все неопределенно.

Что остается? Испросить в понедельник у прокурора разрешение на обыск в особняке князя.

Тут Родион Георгиевич обнаружил себя у ворот собственного дома.

Опершись о решетку, в приятной лености коротал денек Феоктист Епифанов. Дворник обнимал черенок метлы, как родное дитя. Завидев важного жильца, степенно поклонился, но шапку ломать не стал: