"Савмак"

Каждый певец-сказитель постоянно имел при себе одного-двух учеников, которым помалу передавал по наследству бережно хранимое в своей голове богатство. Конечно, прежде всего, гусляр старался передать своё почётное и прибыльное дело собственным детям и внукам, но далеко не все из них обладали необходимыми для этого способностями или желанием. Потому гусляр часто брал в ученики мальчиков 10 - 12-ти лет с цепкой памятью и звонкими, приятными для слуха голосами, из числа своих близких и дальних родичей или соседей. Учитель кормил их, одевал-обувал, учил игре на гуслях; они же повиновались ему, как дети отцу, и трудились на него, как рабы на хозяина. Внимая учителю, подростки постепенно слово в слово запоминали его сказы, песни и былины. На то, чтобы заучить назубок весь необъятный скифский эпос у них уходило, в зависимости от способностей, от пяти до пятнадцати лет.

Отцы небогатых семейств охотно отдавали сыновей в науку сказителям: певец с гуслями на плече всегда был и будет самым желанным гостем у любого скифского костра. Выдержав однажды строгую проверку на каком-нибудь празднике - ни разу не сбившись, не перепутав слова и получив одобрение учителя и хвалу многочисленных слушателей - ученик покидал учителя со своими гуслями на плече и обзаводился собственными учениками.

У царского любимца Гнура было аж три ученика, младший из которых - 14-летний Максагис - был внуком его сестры. Ему-то и пришёл черёд в это утро сопровождать учителя в царский шатёр.

Согнувшись, насколько позволяло ему внушительное брюхо, в земном поклоне, Гнур пожелал хозяину шатра и всему царскому семейству доброго дня. Получив дозволение приблизиться, он уселся на приготовленную для него подушку на привычном месте в ногах царского ложа - как раз возле оскаленной медвежьей головы.

Боясь поднять от земли глаза, его юный ученик поспешно достал из кожаной коричневой сумки, посредине которой была нашита плоская золотая фигурка крылатой Аргимпасы, а вокруг неё - более мелкие фигурки зверей и птиц, небольшой трапециевидный ящик тусклого вишнёвого цвета. Его низкие, сужающиеся боковины снаружи были расписаны чёрными вьющимися травами и цветами. На днище, под натянутыми между боковинами шестью жилами разной длины и толщины, были намалёваны два поющих чёрных дрозда. Это и были гусли, под мелодичный звон которых распевали свои песни и былины скифские и сарматские бродячие сказители.

(Примечание: Поскольку скифские музыкальные инструменты нам неизвестны, автору ничего не оставалось, как предположить, что праславяне "унаследовали" свои гусли от скифов.)

Поместив инструмент на толстой ляжке, Гнур проверил, хорошо ли натянуты струны из прочных оленьих жил и, убедившись, что всё в порядке, устремил вопросительный взгляд на обтянутое серой кожей, изрезанное глубокими морщинами лицо царя.

- Продолжим по порядку, Гнур, - слабым, но внятным голосом предложил Скилур. - Спой нам сегодня о войне с Дарьявушем.

СКАЗАНИЕ ОБ ИДАНФИРСЕ

Долго правили внуки Сколота - Иданфирс, Скопасис и Таксакис,

Удалого Партатия дети, племенами бесстрашных сколотов.

Из детей они стали мужами, обросли, как деревья листвою,

Сыновьями и множеством внуков - колаксаева рода опорой.

Под счастливым трёх братьев правленьем процветала держава сколотов:

Расплодились в степях изобильных меж могучею Ра на восходе

И широким Донаем закатным табуны, и стада, и отары.

Вместе с ними размножились густо племена таргитаевых внуков.

А за бурным Полуденным морем, за высокой Кавказской стеною,

Объявился великий воитель - Дарьявуш, молодой царь персидский,

Киаксара-мидийца потомок. С племенами воинственных персов

Покорил Дарьявуш своей власти все народы в полуденном крае,

И, нигде не встречая отпора, наложил богатырь цепи рабства

На три четверти круга земного. Став царём над земными царями,

Дарьявуш до того возгордился, что велел почитать себя богом.

Во дворце его, полном сокровищ, что вознёсся до самого Неба,

Окружённый могучей стеною, лишь одно огорчало владыку,

Вкус еды и питья отравляя, не давая ни сна, ни покоя: мысль о том,

Что в степях полуночных бродит вольно с бесчисленным стадом

Тот народ, пред которым недавно его предки дрожали как зайцы,

И средь сотен красавиц прекрасных - дочерей всех царей покорённых,

Что его во дворце услаждают, не найти златокосой сколотки.

И собрал тогда Дарьявуш гордый под рукой своей воев без счёта

Из племён, его слову покорных, и повёл их вкруг моря к Донаю.

Дарьявушу подвластные греки, корабли свои вместе составив,

Деревянным мостом перекрыли широченное русло Доная:

По нему целый месяц шагало на полуночный берег враждебный

Дарьявуша несчётное войско, чтоб обрушиться страшной грозою

На сколотский народ непокорный и всю Землю от края до края

Распластать под тяжёлой стопою богоравного персов владыки.

Лишь тревожные вести с Доная долетели до царского уха

Иданфирса, владыки сколотов, он созвал на совет младших братьев -

Скопасиса с Таксакисом вместе, да соседних царей, чьи народы

По окрестным лесам проживали и властителям степи сколотам

Дань издревле платили исправно. Всех в шатре своём белом собравши,

Иданфирс им поведал подробно о великой грозе над Донаем,

Чёрной туче, нежданно покрывшей горизонт над землёю сколотской.

"Чтоб беду нам избыть и победу добыть, соберёмся ж в единую силу!

Ведь змея, что ползёт на нас с юга, в равной мере нам всем угрожает.

Дарьявуш, что зовёт себя дерзко богоравным царём над царями,

Никого не оставит в покое, кто его не признает покорно

Над собою владыкой и богом". Иданфирсовы речи послушав,

Полуночных народов владыки, поразмыслив, ответили розно:

Только трое из них - властелины савроматов, будинов, гелонов,

Согласились на помощь сколотам поспешить со своими бойцами,

Чтобы вместе изгнать Дарьявуша иль за землю родную погибнуть.

Остальные же пять, недостойных, чтобы их поминать в нашей песне,

Испугавшись могущества персов, заскулили трусливо, что лучше

И мудрей покориться без боя, как ковыль покоряется ветру,

До земли пригибаясь послушно, чтобы снова подняться, едва лишь

Пронесётся свирепая буря. Ведь нельзя нам ни вместе, ни порознь

Одолеть столь великое войско и царя, что три части земные

Покорил, поражений не зная. Иданфирс же считал по-другому:

"Чем, как бури, врага убоявшись, ему в ноги стелиться покорно,

Лучше в битве кровавой отважно за свободу погибнуть со славой -

Хуже смерти позор и неволя!" Сто коней, сто быков самых лучших

Принести повелел царь Иданфирс в жертву богам могучим сколотским,

Указать умоляя к победе путь вернейший, - без помощи богов

Не осилить потомкам Папая Дарьявуша бесчисленных полчищ!

Не остался призыв Иданфирса без ответа владыки Папая.

Когда запахи жертвы обильной долетели с ветрами до Неба,

Созывая богов на вечерю, сон глубокий смежил царю вежды.

Как живой в сновиденьи явившись, сам Папай Иданфирсу поведал,

Как верней одолеть Дарьявуша даже с воинством впятеро меньшим.

Иданфирс, поутру пробудившись, поступил по совету Папая:

Треть сколотов, с сарматами вместе, он отдал Скопасису, с приказом

Жечь степную траву меж Донастром и Донапром, ревущим сердито,

Засыпать родники и колодцы, а ручьи отравлять мертвечиной,

Чтобы сделать врагу недоступной сердцевину кочевий сколотских,

Что покрыты курганами предков от Донапра до тихого Дона.

Сам же царь с главным войском сколотским и войсками будинов, гелонов

Поспешил Дарьявушу навстречу, что успел до Донастра добраться.

Вражье войско обстрелом тревожа, отступать Иданфирс стал на север,