"Савмак"

За собою маня Дарьявуша по равнинам с высокой травою,

Как манит, притворяясь хромою, от родного гнездовья подальше

Волка лютого хитрая утка. Так навёл Иданфирс хитроумный

Дарьявуша на земли соседей, что помочь отказались сколотам

В трудный час дать отпор вражьей силе. День за днём и за месяцем месяц

Дарьявуш за сколотами гнался по окраинным землям полночным.

Съев стада, что с собою пригнали, и конца не предвидя погоне,

Уводившей их дальше и дальше в край суровый, добычею бедный,

Стали роптать войска Дарьявуша, в путь обратный царя призывая,

А иначе не стрелы, так голод в землю эту всех персов уложит.

Не желая признать пораженье, Дарьявуш шлёт гонца к Иданфирсу,

Призывая владыку сколотов, как трусливому зайцу от волка,

Перед силой персидской не бегать, свои земли дотла разоряя,

А помериться в битве грудь грудью, коль достанет на это отваги,

Если ж нет - поклониться дарами, Дарьявуша признав господином.

Иданфирс не замедлил с ответом на обидную речь Дарьявуша.

Через табор персидский проехав к золотому шатру их владыки,

Объявил иданфирсов посланец: "Вот дары от владыки сколотов

Для того, кто себя называет всей Земли и Воды господином!"

И, с коня наклонившись, поставил клеть златую у ног Дарьявуша:

В ней увидели персы лягушку, жаворонка и мышь полевую.

А ещё положил возле клетки Иданфирса посланец отважный

Стрел коротких сколотских десяток, как подарок царю Дарьявушу.

На вопрос удивлённый владыки, что дары эти странные значат,

Отвечал удалец, что об этом царь легко догадаться сумеет,

Коль ума для отгадки достанет. И гнедого коня развернувши,

Посланец ускакал без оглядки сквозь толпу расступившихся персов.

А едва след простыл за сколотом, из толпы златоблещущей знати,

Что вокруг Дарьявуша теснилась, вышел сивобородый вельможа

И, царю до земли поклонившись, заявил, что он знает значенье

Этих странных даров Иданфирса: "Царь сколотов своими дарами

Выражает свою нам покорность, отдавая царю Дарьявушу свою землю -

Ведь полёвки в земле обитают! - и воду - живут в ней лягушки! -

И даже страны своей воздух, где так радостно птицы щебечут,

В небесах славя мира владыку! Ну а стрелы у ног Дарьявуша -

Знак того, что сколотское войско, знаменитое меткой стрельбою,

Признаёт над собою отныне власть царя над земными царями!"

На высоком челе Дарьявуша после слов этих, уши ласкавших,

Распрямились суровые складки и впервые за время похода

На губах зазмеилась улыбка. По рядам его войск прокатилось

Ликованье и громкая слава победителю грозных сколотов.

Вдруг один из друзей Дарьявуша, тёмный волосом - разумом светлый,

Смело вышел пред царские очи и без лести сказал прямодушно,

Что иное значенье имеют от владыки сколотов подарки:

"Если вы к облакам не взлетите, как уносятся ввысь жаворонки,

Не нырнёте лягушками в воду и не скроетесь в норы, как мыши,

То домой никогда не вернётесь - наши стрелы вас всюду настигнут!"

Стихли вдруг ликованья повсюду, с губ царя враз слетела улыбка,

И суровая складка вернулась на чело под тиарой высокой:

Понял он, что тот первый вельможа накормил его сладкою ложью,

А второй напоил горькой правдой; понял царь, что сколотов отважных,

Больше жизни свободу ценивших, никогда он в бою не осилит

И ходить под ярмом не принудит, сколько б войск ни привёл в эти степи!

И, смирив своё гордое сердце, повелел Дарьявуш возвращаться

Из сколотской земли непокорной к голубому Донаю бесславно.

Иданфирс приказал Скопасису поспешить на Донай и разрушить

Деревянный помост над водою, что для персов построили греки,

Сам же, с братом Таксакисом храбрым и царями будинов, гелонов,

Стал преследовать персов бегущих, атакуя и днём их, и ночью.

День за днём погибало без счёта вражьих воинов, страхом объятых,

От густого дождя стрел сколотских. Как сугробы под солнцем весенним,

Быстро таяли полчища персов, как ковром, устилая телами

Путь широкий, пропитанный кровью, от полночных лесов до Доная.

От недавно великого войска только жалкие крохи добрались

С Дарьявушем, всю спесь растерявшим, до Доная и в страхе завыли,

Не увидев моста через реку: Скопасиса послушавшись, греки

Деревянный помост разобрали, путь к спасенью закрыв Дарьявушу.

А сколотское войско, как туча, из степи приближалось к Донаю,

Чтобы всех истребить без остатка, кто пришёл в эту землю с войною,

А царя ненасытного персов, как раба, увести на аркане

За хвостом жеребца Иданфирса. И взревел, будто бык перед смертью,

Дарьявуш к затаившимся грекам, что с далёкого южного брега

На погибель хозяев взирали. За спасенье своё царь персидский

Обещал жадным к золоту грекам половину сокровищ несметных,

Что хранятся в казне его царской. Алчность грекам рассудок затмила,

Одолела стремленье к свободе страсть к обещанным персом богатствам.

Быстро мост навели они снова, берега съединив кораблями,

И спасли от позорного плена Дарьявуша с остатками войска.

Так сбылось обещанье Сколота: за отцов, что с Партатием пали

На кровавом пиру у мидийцев, отомстили их дети и внуки

Киаксара коварного внукам, их костьми свои степи засеяв.

Дарьявуш же, от гибели спасшись за широким, как море, Донаем,

Обманул алчных греков коварно, ни толики не дав им сокровищ.

А когда возмущённые греки, не стерпевши обмана, восстали,

Дарьявуш собрал новое войско и пошёл на Элладу войною...

Но об этом хвастливые греки вам, пожалуй, получше расскажут!

Такими словами, неизменно вызывавшими улыбки и смех восхищённых и преисполненных гордости слушателей, закончил старый гусляр Гнур свою песнь о героической поре мудрого царя Иданфирса.

7

Ворон бежал ровной, спокойной рысью навстречу медленно приближавшимся в голубой дымке горам. Золотой щит Гойтосира, зависший в лазоревом небе над горами, слепил глаза острыми горячими лучами. По усталому лицу Савмака струился из-под башлыка обильный пот. Позади него, на крупе Ворона лежала туша чёрного волка. Оскаленная голова его, с вывалившимся тонким бледно-розовым языком, и передние лапы низко свисали с правого бока коня, а длинный хвост пушистой метёлкой волочился по траве с другой стороны. Проломив волку череп, Савмак терпеливо прождал несколько долгих минут, но - увы! - мёртвый волк так и не превратился в тавра. Сильно этим разочарованный и огорчённый, Савмак спрыгнул тогда с коня на землю и с немалыми усилиями закинул тяжёлую обмякшую тушу на круп опасливо косившегося на оскаленную волчью пасть Ворона.

Тронувшись в обратный путь, Савмак, глотая распахнутым ртом горячий степной воздух, скоро почувствовал сильный голод и жажду. И вместо того, чтобы возвращаться домой с тяжёлым грузом спокойным шагом, ему пришлось гнать усталого Ворона рысью, чтоб скорей доехать до какой-нибудь реки.

Примерно через полчаса он заметил в юго-восточной стороне белый треугольник шатра и, возрадовавшись, повернул в ту сторону, сообразив, что где-то там неподалёку должен протекать Пасиак. Пошатывавшийся от усталости и голода Ворон, завидя впереди островерхое людское жилище, тоже оживился и сам прибавил ходу в надежде, что там его ждёт наконец долгожданный заслуженный отдых и сытная кормёжка.

Приблизившись, Савмак увидел, что шатёр стоит на верху крутого холма, вокруг которого виднеются срезанные конусы шатров, выпуклые верха кибиток и вьются в небо сизые дымки кочевого стойбища. Скоро он разглядел на белых стенах верхнего шатра золотых грифонов и парящих над ними вокруг дымного отверстия ширококрылых золотых орлов. Савмак взволновался, узнав шатёр царя Скилура, и мгновенье колебался, не отвернуть ли ему в сторону, но, устыдясь своего страха, позволил Ворону бежать в прежнем направлении.