Страница 3 из 3
- Вы - напористая, нагловатая, - не обижайтесь, - но эти качества не закостенели в вас. Вы способны чувствовать и сочувствовать, поэтому ваша экспансивность не наносит людям ущерба. Позвольте вашу руку, - он осмотрел ладонь с двух сторон. - Особых отметин нет. Значит вы не швея и не учительница. Получается, - он гордо выпрямился, - вы инспектор дошкольных учреждений. Приехали провести ревизию.
Я не удержалась, прыснула в кулак. Он радостно переспросил:
- Я прав? Угадал?
- Почти на сто процентов.
- Тогда пойдёмте.
Он взял мою сумку, я - пойманную рыбу. Кошка посмотрела настороженно, однако ничего не сказала, вероятно, поверила в мою честность.
Эдуард Ляликович представился, сказал, что его фамилия Салазкин. Я назвала свою фамилию. Мы пожали друг другу руки.
Салазкин жил в деревянном одноэтажном домике. Как я поняла, большая часть жителей Илавецка проживала в таких домах. Так называемый частный сектор.
На лавочке у забора сидел старик. На трость положил ладони, на них - голову. Дремал. Эдуард Ляликович поднёс палец к губам, призывая меня молчать, осторожно поднял щеколду калитки.
- А я не сплю, - старик поднял голову. - Думаю.
- Знакомитесь: Сахарный Демьян Захарович. А это - Евгения Фролова.
- Уж не Зинки ли Фроловой дочка? - дед встрепенулся дед, по-бабьи всплеснул руками.
- Нет, я не здешняя.
- Слава богу, а я-то подумал, за алиментами явилась, - дед подмигнул, сдвинул кепку на затылок.
"Ух ты! Герой! - подумала я. - Двухсотлетний Казанова".
В доме было прохладно и чуть влажно, как бывает только в деревянных домах. Ветер играл занавесками. Весело пела муха. Кошка прошла в зал, села в центре комнаты. Она была здесь хозяйкой, и принимала гостей. По стенам висели фотографии. В основном чёрно-белые: семейные, классные, - я прошла вдоль галереи, - изредка портреты. Дореволюционные сепии: бравый казак восседает на стуле, за его спиной интеллигентный юноша - сжимает в руках гимназическую фуражку.
- Это мой отец, а это дядя. Дядя погиб в Гражданскую. Это мой последний выпуск, это мама в юности. А это Люда. Хорошая фотография, правда?
Признаться, я позавидовала этому дому. Тому, что он такой ладный, что у него есть хозяин и хозяйка. Пусть даже это кошка. Вот только детей не хватало. Визга, плача, смеха. Будто услышав мои мысли, Эдуард Ляликович открыл альбом, вынул две фотографии. Юноша и девушка. Внизу подпись: Слава и Юлия.
- Мои. Они теперь совсем выросли, в Ленинград переехали. Там строят свою жизнь.
Красивое выражение: "Строить жизнь", в нём есть надежда и едва заметный обман.
Я оставила вещи, переоделась, сходила в душ. На краткий миг лень завладела моей душой - расхотелось куда бы то ни было идти, бежать, разбираться с людскими пороками. Захотелось завалиться на койку, взять детектив и читать, посматривая на сирень за окном. Вдыхать аромат и пропускать нудные страницы.
*
Сахарный Дед - так я его прозвала, - сидел на прежнем месте. Лишь только я вышла за калитку, поманил пальцем. Смотрел хитро. Я даже испугалась, что он начнёт меня кадрить. Что я буду делать?
- Ты девка видная, титястая, дай бог тебе здоровья, ты мне растолкуй, - он кивнул на лавку, я села. - Евгения, это как по-нашему будет?
- Женя.
- А-а! - он обрадовался. - Генька! Была у меня одна Генька в пиисят четвёртом. Огонь, а не баба. С юбки выпрыгивала, так у ей жгло.
- Я тороплюсь, дедушка.
- Одну минуту, - он сделался серьёзным. - Вот смотри. Ситуация. Допустим, я помру. - Он сказал это с вопросительной интонацией, будто у него был шанс на вечную жизнь. - Допустим, попаду в рай. Можем же мы такое допустить?
- Можем.
- А в раю Толик Копытин!
- И?
- А я его терпеть не могу! Просто до икоты не перевариваю! Что мне делать?
Я задумалась: "Дела! Божьи одуванчики рай поделить не могут. Будто это туалет в коммунальной квартире".
- Во-первых, вам рано об этом думать. Во-вторых, где гарантии, что Толик Копытин в раю? Может быть, его там нет.
- Есть, - Сахарный Дед почесал в затылке. - Толька точно там. Он всю жизнь праведником прожил. Это у меня путёвка под сомнением. Я вон и заборчик вокруг церквы починил. Покрасил за свои деньги. Как тебе цвет?
Я пригляделась: кобальт светлый синий. В пропорции один к... трём.
- Очень красиво.
- Как думаешь, зачтётся?
- Думаю да.
Мы распрощались. В последний миг, каким-то неуловимым движением дед цапнул меня за ягодицу - ущипнул. Я погрозила ему кулаком, и поняла, что опыт не пропьёшь. Большой мастак этот сахарок до женского пола. Факт.
*
Светлана Насонова была прописана по Большову Сливовому переулку, дом двадцать три. Квартира номер семь. "Третий подъезд, третий этаж, - как в "Бриллиантовой руке". - Или там был четвёртый подъезд?"
Дом окружали яблони. Со всех сторон - будто его построили на полянке в саду. Я подумала, что здесь волшебно ранней весной, когда цвет. Аромат - до одури. В распахнутые окна втекает любовь, души людей обнажаются, становятся нежнее. Чутче понимают друг друга.
Третий этаж, седьмая дверь. Позвонила. Тишина. Прислушалась: кажется, льётся вода. Позвонила ещё раз.
- Вовка, это ты? - женский голос кричал из-за двери. - Входи, не заперто! Я волосы сушу.
"Волосы это похвально, - согласилась я. - Только я не Вовка". Ещё раз надавила на пипочку. Дама за дверью чертыхнулась, прошаркали тапки. Дверь распахнулась мгновенно и во всю ширину.
- Вов... - девушка осеклась, увидев на пороге меня. Опешила, но только на мгновение. Посмотрела с удивлённым нахальством: - Тебе чего?
- Здравствуйте! - вежливо ответила я.
"Показать удостоверение?" Почему-то на хамоватых людей очень благоприятно действуют мои бордовые корочки. Причём, я заметила, не столько содержанием - должность журналиста, в сущности, рядовая, - сколько самим фактом существования. Удостоверение. Символ власти. Хамоватые люди обожают власть.
Пока девушка читала мою фамилию, я откровенно её разглядывала: круглое милое личико, полные губы, маленький нос. Пушок над верхней губой: "Темпераментная". Полные белые ноги с красивыми ровными коленками. Выдающаяся грудь. "Интересно, что бы сказал Сахарный Дед?" Шелковый халат с георгинами накинут на голове тело. Провинциальная непосредственная красота - всё на показ, всё в десять раз ярче, чем нужно.
- Могу я поговорить со Светланой?
- Ланка уехала, - девушка огорчилась. - К тётке в деревню. Да три дня.
Оказывается, это ещё не край света. Есть деревня, где живет водяной, рядом леший и тётка Насониха.
- Ай, как плохо, - я растерялась. - А впрочем... может быть вы мне поможете?
- Конечно помогу, - ответила она уверенно. - Меня зовут Карина.
- А фамилия?
- Ломова.
- Очень приятно! - я протянула руку, она с чувством её сдавила.
На кухне было уютно. Занавески с рюшечками, карамельки в хрустальной вазочке. На плите шумел чайник. В глиняной вазе на подоконнике - ветка сирени. Девчачий рай.
- Вовка принёс? - я кивнула на цветы.
Щёки Карины порозовели: - Ага. Заходит иногда. Женихается.
По лицу девушки пробежала ревностная тень: Чего это я удумала? Уж не собираюсь ли положить глаз на её счастье? Я растерялась: оказывается даже Вовка из тридевятого царства представляет для кого-то ценность. Будто этого добра не хватает. Нет, - морщинка разгладилась, - не собирается. Угрозы нет.
- Вы вдвоём здесь живёте?
Она кивнула и спросила: - А вы зачем пришли?
Какая милая непосредственность! Не та ли это простота, что хуже воровства? Я ответила, что хочу разобраться в происшествии. Понять.
- Расскажите про Светлану. Где она работает?
- В Центральном Доме Мод.
- Швея?
- Чо это швея? - Карина обиделась. - Это я швея. При том, не швея, а портниха. У меня второй разряд. Я могу вам такую брючную пару могу сострокать... в Москве так не сделают!
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.