Всё это про любовь

Бородкин Алексей Петрович

Всё это про любовь

Понедельник начинается в субботу. Это у Стругацких. У меня понедельник начинается в понедельник. В девять утра. Если точнее - в девять пятнадцать. В это время в кабинет входит шеф. Помятый и недовольный. Бросает на стол пятничный номер. Обводит коллег мудрым - как ему кажется - взором.

- О чём думаешь, Фролова?

О чём я думаю? Я думаю о том, что в моей квартире идёт ремонт. Работают два чудесных парня: Ника (краткое от Николай) и Кука (не могу вообразить полной формы). Мастера они замечательные, квалифицированные, только почему-то считают меня дурой. Причём дурой набитой. Все цифры они умножают на два. Стоимость работ завышают, цену материалов удваивают. Мне приходится обзванивать фирмы, бегать по магазинам. Метаться по городу в поисках колера для краски. Я вынуждена быть в курсе строительных тонкостей - это занимает всё свободное время. Уволить Нику, прогнать Куку? А где гарантия, что другие будут лучше? К тому же к своим я привыкла. Ника высокий, худой и вдумчивый. У него глаза старого еврея. Кука балагур. У него не бывает пасмурных дней. Он их возвращает судьбе, как Газманов. Я так думаю.

В понедельник ноги приносят меня на работу, я смотрю в зеркало и задаю наводящие вопросы: Кто ты? Где ты? Зачем ты здесь?

- У нас планёрка, - шеф говорит это с сарказмом, у него доброе настроение. - А ты в облаках витаешь.

- Никак нет! - отвечаю бодро. - О ваших глазах мечтаю, Иван Андреевич. Очень они красивые.

Шеф поправляет галстук и розовеет на один тон. Потом ещё на один. Как всякий руководитель он любит лесть. Я думаю, люди стремятся подняться по служебной лестнице, чтоб слышать больше лести. Это своего рода эмоциональный наркотик.

- Это хорошо, Фролова. Умеешь красоту оценить. - Я насторожилась - ответ нетипичный. - Посему для тебя особое задание. Командировка в Илавецк. Там че-пэ.

- Какого плана че, и про что пэ?

- Насилие над женщиной. - Шеф любит крепкие выражения, умеет припечатать словом и матюгнуться в три этажа. А тут смягчил, не сказал "изнасилование". Завернул суть в обёртку слов.

- У нас есть криминальная колонка, - я посмотрела на Пашку Крутикова, - пусть она разбирается.

- Дело не в криминале, - шеф налил из графина воды, выпил. - Криминала нам своего хватает. Там нужно разобраться. Вникнуть. Городок микроскопический, и вдруг такое... безобразие.

Мелькнуло подозрение, что шеф родом из тех мест. "Да нет, он питерский".

- У меня две статьи в работе и расследование! - Надежда "отмахаться" от командировки таяла на глазах, я пустила в ход резерв. Честно говоря, расследование вела налоговая инспекция, моя задача подхватить материал, в случае непредвиденных обстоятельств.

- Не страшно, - шеф смотрел сквозь окно, сквозь ветви рябин и крышу соседнего дома. Далеко-далеко. В свою юность. - Справишься. Я тебя знаю.

"Он меня знает! - впору всплеснуть руками. - Я сама-то себя не знаю, а он - знает!" Я печально склонила голову, и подумала, что потолки выльются мне в круглую сумму. Бывают такие ситуации, когда камень становится жидким.

Три часа на поезде плюс сорок минут на автобусе. Здравствуй, Илавецк. Маленький город в самом центре Евразии.

Я вышла из автобуса, огляделась. Пыль и солнце - больше ничего. Как в пустыне. Я опустила на глаза очки - из белизны проявилась автобусная станция голубенького цвета. Ультрамарин разбавленный один к двадцати. Перед станцией забор, длинная скамейка. Киоск Союзпечати. Рядом рослая улыбчивая тётка торговала газированной водой. Промчался мотоцикл, ему вслед помчались собаки - какое-никакое, а развлечение.

Я подошла к тётке, спросила, как найти отделение милиции. Продавщица оглядела меня с ног до головы, оценила по десятибалльной шкале и только потом подняла могучую руку: - Там!

Три буквы. Не больше, ни меньше. Или я очень ей понравилась, или категорически разочаровала. "Однако и на том спасибо, добрый Командор!" - Чтобы подтвердить благодарность, я купила стакан воды, с клубничным сиропом.

Каштаны только-только отцвели. Ещё виднелись кое-где увядшие свечки, на других ветках завязались маленькие зелёные ёжики (мята 221 разбавленная пополам). Я медленно шла и размышляла - настраивала себя на материал. Тихий провинциальный городок, все друг друга знают... Хотя при чём тут размеры? Разве важно, сколько в городе жителей?

Всякое насилие - зло. Когда хулиганы просят закурить, а потом долго бьют - это одно. Строго говоря, это равносильно, что вас покусала собака. Вы же не станете обижаться на собаку? Она злая, потому кусается. Хулиган - хулиган. Потому он дерётся.

Другое дело, когда человеку ломают волю - всё равно, что сломать хребет. Личность исчезает, рассыпается. Остаётся тряпичная кукла. Как потом жить?

Он ударил её, завернул руки за спину... быть может, связал или придушил, чтоб потеряла сознание и не сопротивлялась. Или ещё хуже: приставил к горлу нож, чтобы, наоборот, всё видела и всё чувствовала. Хотел унизить физически, и растоптать морально. Подонок. Так может поступить только подонок.

Я решила, что это хорошее название для статьи: "Падший человек". В этом слове есть осуждение, есть история. История падения. Собственно, эту историю мне хотелось написать.

*

Отделение милиции очень напоминало детский садик. Заборчик из сетки-рабица - чтобы детишки не разбежались, дворик, четыре лавочки в квадрат. Посередине стол. Рядом клумба с отцветающими тюльпанами. На клумбе грибочки - надетые на пеньки тазики красного и желтого цвета.

На лавочке сидел старшина. Если бы не он, я бы прошла мимо. Потом заметила флаг над входной дверью, золотую табличку. Государственное учреждение.

- Здравствуйте!

Старшина сделал под козырёк. Я показала удостоверение, спросила, как мне найти следователя. Старшина махнул рукой на входную дверь:

- По коридору налево. Не промахнётесь.

Вот и все формальности, изумилась я. "Не промахнётесь". К нам в редакцию проникнуть сложнее - у нас вахтёрши въедливые. Не от злости, конечно, от страсти к общению. А может и от любви к своему делу. Любовь она бывает разная.

Вторая дверь была открыта настежь. Я подошла, стала в проёме. Без звука - глупо стучать, когда двери распахнуты. За столом сидел мужчина, в рубашке. Пиджак висел на спинке стула. Мужчина что-то писал, очень старался. Он склонил голову, и я видела его лысеющую макушку. Кашлянула, мужчина поднял на меня глаза. Думаю, я бы подпрыгнула на стуле от такого внезапного появления. Он - даже не удивился.

- Вы ко мне?

Я представилась, навала газету и показала удостоверение. Он долго рассматривал мою фотографию, будто стеснялся посмотреть на оригинал.

На тумбочке у окна стоял горшок с цветком. Что-то похожее на драцену или на маленькую финиковую пальму. Про цветок часто и надолго забывали - все листья усохли и лежали на земле. Потом вспоминали и начинали отпаивать беднягу водой. Сейчас была именно такая весна - на макушке появилась зелёная поросль. Я подумала, что и в жизни так часто случается: мы про кого-то забываем... или забывают про нас. Потом спохватываемся, охаем, хватаемся за голову. Главное не опоздать с раскаяньем. "А цветок, судя по всему, приспособился". У растений чаще бывает весна, вёсны для них - привычное дело. Это люди шалеют.

- Что вы хотите?

- Хочу на море, лежать на песке и пить пина коладу.

- Что это?

- Понятия не имею. Название красивое.

- Зачем же вы её хотите? - Следователь искренно удивился.

Я поняла, что шутка не прошла, и нужно вернуться на исходную позицию, в точку, где всё очевидно:

- Я журналист. Приехала по заданию редакции. У вас произошло изнасилование. Я должна, - акцент, - написать об этом статью.