Война Спартака

Итак, он предлагал, оставив непогребёнными тела погибших у Гаргана, бросив на произвол судьбы спасшихся, продолжать движение вперёд. Вожди молчали: он требовал принять решение, отвергавшее милосердие и даже почтение к богам. Но ввязываться в сражение с римлянами и гибнуть, когда так близка свобода, никому не хотелось.

Ганник молчал, как и остальные вожди.

- Ты согласен со мной? - наклонился к нему фракиец. Ганник был одним из немногих капуанских гладиаторов, его молчание тревожило Спартака.

"Не знает колебаний, - думал Ганник о сотоварище. - Любит всех, и никого в отдельности. Летит по своему пути, как выпущенный из пращи камень. Мчит к своей цели, увлекая за собой остальных. К победе? К погибели?"

- Силы мои на исходе, - вдруг тихо сказал ему Спартак. - Надо торопиться спасать людей.

Громада из камня, отменное здоровье, львиный рык, - неужто даже ему тяжка добровольная ноша?

- Делай, как считаешь нужным, - отозвался Ганник. - Ты наш вождь. А я не Крикс, чтобы тебе противоречить.

Военный совет принял предложение Спартака продолжить путь к Альпам. Позднее Спартаку приписали божественную прозорливость, так как через два дня после возобновления движения разведчики, шедшие впереди беглых, натолкнулись на неизвестное римское войско, шедшее навстречу спартаковцам. Оказывается, римлянам удалось собрать два войска, во главе которых были поставлены консулы, как если бы речь шла о тяжёлой и грозной войне. В Риме наконец осознали размеры опасности. Консул Лентул двинулся наперерез Спартаку с тем, чтобы не пустить толпы беглых рабов в Циспаданскую Галлию - самую богатую область страны. Римляне рассчитывали, что устрашённые беглецы устремятся назад к мысу Гарган, где их поджидал консул Геллий, и повернут Лентулу тыл, дав разгромить себя. Однако Спартак принял неожиданное решение: продолжив движение к Альпам, он двинул своё огромное воинство навстречу легиону Лентула.

Оказавшись друг перед другом, римляне, равно как и спартаковцы, замедлили. Места эти были на редкость дики и пустынны. На неприступных береговых утёсах жили только пираты, строившие здесь целые городища из обломков разбившихся кораблей .Однако даже они сочли за благо, забрав жён и детей, тотчас уплыть в море. Решив дождаться войска консула Геллия, чтобы взять рабов в тиски, Лентул приказал своему войску занят оборону и преградить путь беглецам, что не составляло труда, так как горы и море подступали здесь друг к другу почти вплотную. Спартаковцы попали в ловушку.

На Военном совете власть была полностью отдана Спартаку, как во времена сражений с Варинием. Было ясно, что никто из вождей не желает брать на себя ответственность.

Спартак , приняв власть, сказал:

- Нечего нам ждать войско Геллия. Надо, не откладывая, дать бой Лентулу. С обоими консулами нам будет труднее справиться, чем с каждым поодиночке.

Молчали. И только Ганник попросил:

- Назови день.

- Наутро, - твёрдо произнёс роковое слово Спартак.

Для большинства беглецов завтрашнее сражение станет первым, фа, может, и последним в жизни. Вчерашние пастухи и землепашцы, вооружённые самодельными мечами, могут разбежаться, побросав оружие, при виде ощетинившихся копьями, прикрытых железными щитами рядов римских легионеров.

Вождь попросил сподвижников:

- Расскажите воинам, как били мы отряд претора в Кампании. Римляне не столь уж непобедимы, как превозносит их молва.

Затем он изложил вожакам свой замысел боя:

- Римляне выступят, конечно, своим манипулярным строем. Лоб в лоб их трудно одолеть. Мы ударим сбоку. Разорвать строй римлян, выйти им в тыл, бить по частям - вот что принесёт нам успех.

Совет окончился затемно. Каждый вождь получил подробные наставления, куда поставить свой отряд, когда начинать, что делать в случае неудачи. Расходились успокоенные, наполненные уверенностью в свои силы, жаждавшие совершить всё, как задумано у Спартака, и добыть победу.

Спартак отправился к фракийцам. В их лагере было всё спокойно. Тут и там горели костры, у огня сидели люди. Женщины варили пищу, мужчины натачивали мечи, проверяли острия копий и дротиков, латали доспехи. Вождь переходил от одного костра к другому и рассказывал о предстоящем назавтра сражении. Ему хотелось, чтобы слова его звучали негромко, по-домашнему, едва он присаживался к костру, вокруг сразу собирались люди, и ему поневоле приходилось возвышать голос и подбирать слова более торжественные. Его слушали внимательно и тревожно.

- Главное - не бояться, - убеждал он вчерашних рабов, многие из которых никогда не держали в руках меч. - Римские воины такие же люди и так же отчаянно трусят, когда видят перед собой выстроившихся в боевом порядке врагов. Они пришли нас убить, за это им платят деньги. Мы же будем отстаивать свою жизнь, право быть свободными людьми. Значит, мы сильнее. Мы обязательно победим.

Потом он попросил честно сознаться тех, кому невмоготу от страха. Сидевшие у костра переглянулись. Бородатый фракиец, стоя насаживавший остриё на древко копья, усмехнувшись, сказал:

- Здесь таких нет. Будем сражаться за то, чтобы увидеть родные места.

Летние ночи коротки. Он вернулся к себе в палатку, когда небо на востоке уже светлело. Ноэрена не спала.

- Завтра бой? - отрывисто спросила она.

Улёгшись, он молчал.

- И ты, по своему обычаю, примешь участие в рукопашной? - ещё настойчивей продолжила она. - Ты не должен этого делать. Ты не имеешь права погибнуть, потому что в ответе за всех нас. Завтра я скажу Медосаду, чтобы тебя не пускали в сражение. Умоляю, поостерегись ещё немного. Заклятье скоро снимется с тебя, и тогда делай, как хочешь.

- Почему ты не в обозе? - строго перебил он. - Твоё место среди других женщин, а не среди воинов.

Он спал, а она плакала, завернув голову плащом, чтобы не разбудить мужа. Двенадцать лет назад, когда она впервые увидела Спартака, он вовсе не был таким, как сейчас. Застенчивый деревенский парень со смешными вихрами волос торчком. Он и тогда был крупным и очень сильным, - но разве умел он так гордо носить голову, стремительно ходить, будто паря над землёй, улыбаться сразу всем и никому в отдельности, а, главное, властно говорить? Руки тогда у него, если не были заняты работой, болтались плетями; сейчас каждый его жест скуп и чёток. Он научился приказывать и требовать повиновения. Исчезла юношеская мягкость черт, ласковая улыбка; и даже милые веснушки больше не видны на загрубевшей коже. Да разве был у него прежде такой взгляд, - упорный, пристальный, беспощадный! А по ней, лучше бы вовсе не было его новой стати, и славы его, и власти поистине царской. Такого, как сейчас, не вместить душе. Парня деревенского она выбрала себе в мужья. Парня, которого можно было научить, уговорить, построжить. Разве нынче уговоришь Спартака? Скалу легче, дерево, бесчувственную булыжину. Он во власти Ма и рискует погибнуть в любую минуту.

На восходе Спартак велел трубачам играть боевую тревогу. Консул Лентул, завтракая в своём шатре посреди римского лагеря, услышав трубы, был недоволен: он не собирался ввязываться в сражение с разбойниками, поджидая войско коллеги своего Геллия, чтобы разделаться с рабским сбродом основательно и наверняка. Однако, увидев приготовления врагов к бою, он велел легатам строить войско.

Не дожидаясь, когда римляне построятся, Спартак выпустил на них галльскую конницу. Ганник мчался во главе единоплеменников, пригнувшись низко к шее коня. Кое-как построившись и устрашающе выставив копья из-за щитов, ряды римлян застыли в ожидании.

- А-а... - вопили галлы, размахивая кривыми мечами.

Внезапно ряды римлян расступились, давая дорогу своей коннице. Кони сшиблись грудями, зазвенел металл. Сражение закипело.

Думая, что на них двинулись главные силы неприятеля, римляне стали наступать. Тут Спартак дал знак фракийским и македонским отрядам, лучшим у них, вступить в бой и ударить по левому флангу римлян. Как он и рассчитывал, вражеский строй был нарушен. На фланге завязалась ожесточённая схватка.