Страница 5 из 42
Семья выходит в невероятное утро. Осенний воздух - прозрачен и холоден, как хрусталь. Стандартный ряд блочных домов по проспекту Сунь Ятсена сделались мраморно-белыми, а их тени ложатся друг на друга так, что получилсь вертикальные полосы: белая-чёрная-белая-чёрная и опять белая. Кёко замечает её первой и толкает супруга в бок. Тот поднимает глаза, хочет предупредить детей.
Но они тоже заметили эту удивительную красоту. Короткую, как вспышка молнии или всплеск лягушки в пруду.
6. В логове коммунистов
Дедушка Эйтаро живёт в обшарпанном блочном доме, который похож на кирпич с полукруглой пристройкой почтового отделения. Этот кирпич воткнули прямо посреди тёмно-деревянных зарослей частного сектора. Рядом, под косогором, болото, где всё лето напролёт воркочут лягушки.
По задумке советской власти, дедушке, как международному социалисту, полагалось жить на Суньятсеновской, а эту квартиру отхватил Сайто, когда на заре хозрасчёта помогал заводу выводить активы в недвижимость. Но старый Эйтаро, подобно епископу Мириэлю из известного романа Гюго, не желал себе ненужной роскоши и сам переехал жить в Китайский Посёлок, а сына с супругой поселил в центре.
Именно отсюда, с МОПРа в Китайском посёлке, старый Эйтаро Мураками руководил дальненским отделом КПРФ. Он был живым воплощением умеренности, верности партийным идеалам и прочей дружбы народов. Сохранилась фотография, где он стоит на каком-то пленуме рядом с Фёдором Летовым.
Дом был отлит из бетона беспощадными роботами. Квадратные бетонные плиты стен, квадратный козырёк подъезда, никаких украшений. Вместо окон на лестничной клетке - балконичики с декоративными решётками, но эти решётки тоже бетонные... Поэтому в подъезде всегда сыро и темно, как в бункере.
Дедушкина квартира полнится партийной атрибутикой. А на кухне - круглая фотография с видом летнего Пруда Синобадзу. Она совсем небольшая, но такая яркая, резкая и удачная, что просто дух захватывает. Ты словно видишь сквозь щёлочку большой неожиданный мир.
За окном - школа с проломленной стеклянной теплицей, белая батарея хлебзавода и печальные просторы осеннего частного сектора. Стихи здесь пишут в школьной тетрадке, играют во дворе, а не за компьютером, из всех искусств предпочитают "Кино", а голосуют за коммунистов.
Но спрос на красное был тогда и в центре города. Когда прошёл первый постсоветский восторг и началась долгая, промозглая неустроенность, первомайские демонстрации снова стали большими и бурными. Рю приходил обязательно и шёл во главе колонны, размахивая красным знаменем. Даже в газете была фотография!
- Ты пишешь о тогдашних коммунистах, как будто это была игра,- сказал мне как-то Вилк-Берестейский.
- А что делать,- ответил я,- если это и правда была игра?!
Эйтаро пьёт чай и возмущается новым губернатором.
- Папа, ну не воспринимай это близко к сердцу,- усмехается Сайто,- Губернатор из манчжуров - это же настоящий интернационализм!
- Это реклама,- отвечал Эйтаро,- Пожалуйста, не путай. Одно дело - Наполеон, пусть даже торт Наполеон. Другое дело - торт из дешёвого крема, покрытый желатином со вкусом лимона. Интернационализм я видел. А это - реклама.
Старый Эйтаро Мураками родился в Фукусиме и был из коммунистов послевоенного поколения, когда из тюрем повыпускали вообще всех политических. Но праздник послевоенной левизны продлился недолго. В 1949 его хотели привлечь по известному делу Мацукава. Кто на самом деле устроил крушение, дедушка не знал - как не знали, судя по последним заявлениям, и официальные японские власти. Но виноватыми назначили коммунистов. Что вполне логично: ведь американские войска и так стояли в стране, а масонов и зловещих тоталитарных сект в тогдашней Японии ещё не боялись.
Эйтаро с супругой бежали сначала в Токио, а потом, через Корею, в Советский Союз, где и устроился переводчиком. И если дома, в Фукусиме, прочие азиаты почитались за чернорабочих, а корейские дети были уверены, что "кореец" - это ругательство, то во Владивостоке и Дальнем жил кто попало и все вперемешку. Потом были дела железнодорожные, рост по партийной линии, второе заочное высшее, кафедра в ДВГУ... И вот Советский Союз закончился, а дедушка ещё нет. И как это понимать?
- Ну разреши электорату поиграться,- говорит отец,- Они же как дети! Модный! В галстуке! Потомок династии китайских императоров! В Гонконге был! Ты ж сам мне объяснял, что в коммунизме все равны и поэтому настоящие коммунисты членов августейшей фамилии не преследуют. Пу И при Мао работал садовником, его дети сейчас в китайском Верховном Совете заседают. Вот и наша ветка династии Цин нашла своё место в истории.
- Иван Пучжевич - хитрая лиса,- отзывается дедушка,- иначе бы не пролез по торговой линии. Или ты думаешь, его за августейшую фамилию в Гонконг торпредом посылали? Хитрая лиса будет жрать, пока не сожрёт и юлить, пока не поймают. Слышал, что этот Зенковский сказал? "Губернатор Айсиньгёро - это человек, с которым можно договориться". А все знают, как эти зенковские договариваются.
- Ну так для того и нужна ваша партия, чтобы их тормошить!
- Да кого мы можем тормошить,- отмахивается Эйтаро,- У меня давно фантазии закончились. Мы - как пепси-кола против кока-колы: нам дают деньги, а мы рекламируем. И шаг за шагом теряем рынок.
- Просто у вас образы в рекламе скучные. Наймите маркетолога... ну или хотя бы у нацболов навербуйте. Представляешь - Арий Гипербореевич под музыку Курёхина читает агитационные танки Исикаву Такубоку. Что-нибудь такое:
Ладонью
Отирает снег
С лица, запорошенного метелью,
Приятель мой,
Сторонник коммунизма.
- Не пойдёт. Этот философ Дудкин - он же просто клоун. И несёт непонятную чушь.
- Он клоун с кафедрой в МГУ, как ты не понимаешь. И у него борода! Народ уже привык, что умные люди чушь несут, этому никто не удивляется. Поэтому просто смотрит - есть ли борода. Если борода большая, хотя бы как у Патриарха, и в МГУ преподаёт - значит, всё, мудрец и может даже волшебник. Это же Россия, тут без бороды никуда. Про это даже статья в "Лимонке" была, вот, посмотри. Тут цитата, на древнерусском, но всё понятно: "Творящий брадобритие ненавидим от Бога, создавшего нас по Образу Своему. Аще кто бороду бреет и преставится тако - не достоит над ним пети, ни просфоры, ни свечи по нем в церковь приносити, с неверными да причтется".
- Ох, рекламщики недобитые...
- Ну так главному советскому рекламщику в Москве памятник стоит.
- Это кому?
- Маяковскому! "Нигде кроме, как в Моссельпроме".
На этом месте братья просятся погулять. Всё равно чай уже кончился, и дальше будут только похожие разговоры.
7. Китайский посёлок
- У дедушки, конечно, тупик,- заметил Рю уже во дворе,- Я вот тут интервью Яцыны читал - того, что из "Красной Плесени". Он рассказывал, почему начал играть панк. Сначала он играл тяжёлый металл, даже несколько кассет записал. А потом он увидел в одной газете таблицу - сколько процентов читателей слушает рок, сколько панк, сколько попсу. И вот, хэви-метал слушали всего два процента. Ну он и решил - а зачем играть для двух процентов?.. Вот у дедушки похожее - процент падает, а стиль он менять не хочет.
Братья проходят мутного прудика, что заполнил старый песчаный карьер. Когда-то прудик был идеально квадратным, но за полтора десятка лет эрозии углы сгладились.
Внизу копался мирный житель. Он нагрузил в тачку песка и теперь тщетно пытался выбраться
- Может, поможем человеку?- спросил Рю, не сбавляя шаг.
Человек поднял голову и вытер пот:
- Да знаете ребята, я бы не отказался.
Рю спрыгнул вниз. Человек и Харуки взялись за оглобли, Рю стал толкать снизу - и пошло.