Бумажная Деревня

Надо было связаться с домашними. А мобильные телефоны были тогда редкостью даже для Бреста-Дальнего.

Рю выглянул на парковку, убедился, что опасная машина уехала, успокоил себя тем, что человек рангом ниже боддисаттвы в двух местах одновременно быть не может, - рискнул добежать до таксофона. И уже в кабинке обнаружил, что у него нет ни денег, ни карточки.

"Надо бы рацию смастерить",- подумал наш герой. Воспетая Кормильцевым "ни кому не кабельность" и правда была штукой невесёлой.

По дорогу на урок он, однако, придумал, что делать. И на следующей перемене попросту попросил Пиню сходить в канцелярию и пока директор бушует, тихо-тихо позвонить, предупредить и по возможности всё выяснить.

От новостей, которые принесла девочка, Рю повеселел и даже пообещал ей при случае что-то спеть.

Тем временем Харуки выслушивал версию событий от Шкутенбергена.

Будущий советник президента уж точно знал, в чём тут дело. Речь шла о провокации! И она наверняка связана с какими-то шпионами, возможно, американскими. Они ищут следы китайской контрабанды казахского плутония. А цель одна - уничтожить Россию.

После уроков Рю очень осторожно, через автовокзал, прокрался в сквер у библиотеки.

Там было пусто. Печальные тени мельтешили на скамейках. Рю сел и стал раздумывать над известным русским вопросам - так что же теперь нам делать?

Потому что он был уверен, что приходили за ним. По какому делу? Да по любому, художеств за ним числилось много. Конечно, соседи, измученные басами и плясками под "Истерику" и The Stalin, на такое не пойдут. Но вот контрабандисты из крепости вполне могли и насторожиться. Или, к примеру, Лирохвостова подняла на ноги своих покровителей....

Больше всего хотелось забиться в библиотеку, в самый дальний угол читального зала. Потому что там его искать уж точно никто не будет.

Ещё был вариант сбежать на историческую родину. Хотя он прекрасно знал, что Япония не ждёт назад потомков своих изгнанников. Даже японских средневековых пиратов сёгуны постановили считать китайцами, чтобы не отвечать за этих южных головорезав.

В Токио он смог бы рассчитывать только на спальный мешок и форменную бороду для бродяг, здоровенную, как у айну - такие, скорее всего, выдаёт специальная служба. Неоконченная первая гимназия Дальнего - это негодный диплом, таким не похвастаешься.

А в каком-нибудь Окусири, что в префектуре Хоккайдо - городе-побратиме отечественного Мухозасиженска - и вовсе сдадут полиции или военной разведке. Потому что где это видано, чтобы кто-то захотел жить в Окусири?

Варианты побега во Владивосток, Москву и Петропавловск-Камчатский Рю отверг сходу. Там сейчас такая же сырая серая осень, мокрый ветер с моря и стихийные рынки возле монументов строителям коммунизма. Рю нравилось в России, даже неистово нравилось - но скрываться в Токио было бы интересней. К тому же, там климат теплее и очень уютные дождики. Школьницы в жёлтых дождевиках поверх ещё летней формы... Хотя, вот например, листья-момидзи (осенние, палые, кленовые) и там, и тут отлично смотрятся. Но климат тут, конечно, бр-р-р. Зима - как в Северной Норвегии.

Другая Азия, несмотря на какие-то познания в языках, была тоже закрыта. В Китае и Корее японцам не рады. А про Вьетнам и всё, что южнее, он знал только то, что там воевал Рэмбо и был проездом Сигекуни Хонда.

Хотя иногда воображал себе "бананово-лимонный Сингапур" как идеальный восточно-азиатский мегаполис, где всё, как в Дальнем, но ещё лучше. Ночь, на небоскрёбах горят рекламы и алые огоньки авиамаяков, а внизу, в деревянном китайском квартале пахнет лапшой, река разлилась, чёрная вода бежит по мостовой и в потоке плывут нежные белые лотосы.

Но хода не было. Значит, придётся остаться в Бресте-Дальнем, сражаться и победить. Как это сделать - Рю пока не знал.

Хлопнула библиотечная дверь. По лестнице спускалась Лиса, груженная художественными альбомами.

- О, привет, Рюшка.

- Приветствую и я вас, О-инари-сама.

- Оинари - это кто такая?

- Это такая лиса. Или лис. У неё это под настроение. У неё просят денег или детей. Самое популярное божество в синтоизме.

- А как же эта, солнышко которая?

- Аматэрасу?

- Она самая.

- Аматэрасу хорошая. Но ни денег, ни детей от неё не допросишься. Кстати, зачем вам все эти альбомы?

- А я в художественном колледже преподаю. Эпоха такая - художников так много, что за это нормально платят, только если помогаешь выучить ещё больше художников.

Рю взял верхний альбом - это был Энгр. Раскрыл его в конце и увидел "Турецкую баню".

Искусство и правда захватывало...

- Да, кстати, о лисах,- продолжала новоявленная О-инари-сама,- Если будешь искать меня в художественном колледже - спрашивай Ульяну Александровну Краснодворскую. Потому что лис у нас там - как в лесу по весне.

- Кстати, а где все остальные? Или сегодня не собираются.

- Пошли, по дороге расскажу. Тут стрёмно сейчас, на самом-то деле.

Они пошли по Лескова, мимо колхозного рынка.

- В общем, Артур. Ну ты его знаешь. Который с Ритой. С него и началось.

Она рассказывала и рассказывала, и с каждым новом поворотом маршрута и сюжета Рю удивлялся всё больше и больше.

Оказывается, сборище в библиотечном сквере к пранку не относилась никак. Это была обычная компания друзей и просто хороших знакомых, у которых хронически не хватало на регулярные посиделки в каком-нибудь кафетерии. В те времена даже "Макдональдс" был местом элитарным, куда Краморенко мог пригласить Люксембург, а про бастионы японского общепита, где настоящая гречневая соба и унитаз с подогревом, можно было разве что смотреть по Fuji TV.

О том, где они все друг с другом познакомились и как это связано с тайным обществом БОБР, тамплиерами с чердака ДВГУ, а также старой водонапорной башней на автовокзале, что нависает за окнами гимназии,- Рю так и не понял.

К библиотеке они попали случайно. Ролевой клуб, бывший одним из столбов на дороге их дружбы, в очередной раз остался без помещения. А потом Вилк-Берестейский вызвался показать всем прочим спорный участок за библиотекой: два, кажется, ещё имперских времён склада с оградой и воротами, на которые претендовали и ДВГУ, и какие-то армейские структуры.

Поход вылился в незаконное проникновение, бег наперегонки с собакой и долгое распитие пива под задушевные беседы со сторожем. После этого Вилк констатировал, что с военными у нас не всё чисто.

- Наш волчара просто хочет, чтобы во всем был порядок,- пояснила лиса Ульяна,- пускай злой, но порядок. Он из тех, кому приятней поверит, что у нас полицейское государство, где всех, кто слишком много понимает, забирают и бьют дубинками - чем в то, что его могут забрать и побить просто потому, что так получилось.

Вот и стали собираться у библиотеки - просто потому, что всем было близко. Иногда пили пиво и заедали шоколадными конфетами. Бывал там и Дракон Драконович, подвизавшийся тогда лаборантом в ДВГУ, и отцы-основатели легендарной группы ФАЗА НАДЛОМА Чеби и Очир, и Чики, и Нэд, и криптограф Лось, и даже Кузьма Франкенштейн. Краморенко тоже там показывался, но когда сошёлся с Ритой, то стал заходить разве что на поздороваться. Его увлечение телефонным хулиганством считалось делом личным - примерно как лосиная криптография.

Эта современная идиллия продолжалась до того дня, когда Рю притащил опасную кассету. Вилк забрал её домой, переслушал и решил, что это так оставить нельзя. Он часто такое решал. Но тут был тот редкий случай, когда он и правда мог что-то сделать.

И вот он бежит к Краморенко и ставит эту запись его маме. А антонова мама, Аглая Краморенко - это мировая тётка, врубная. И шутки с ней плохи.

Кто его отец и куда он делся - это толком никому неизвестно. Что до Аглаи, то она работает в органах, причём именно в тех органах.

Идёт Ульяна как-то вечером по Ленина и видит семейную сцену - сидит Краморенко с мамашей и кока-колу на двоих глушат. Как раз на скамейке перед зданьецем с синим куполом, где в войну японский кэмпэйтай располагался.