Сапуниха

Вскоре после возвращения из Рахинки мужа назначили завскладом. Оставив конторские проблемы, принялся осваивать новое дело. Озорной и развесёлый в повседневности, заводила и душа любой компании, сыпавший шутками и остротами, в работе был нетороплив, сосредоточен и порой суров. Склад постепенно преображался, принимая строгий, ясный характер даже в мелочах. Ящики и ящички, коробки и коробочки, банки и баночки заняли отведённые места на стеллажах, имея бирочки с указанием содержимого. Журналы приходов-расходов заполнялись каллиграфическим почерком, и при любом обращении заведующий не искал нужную вещь, зная, где та находится или же вовсе отсутствует. Знал Илья Викторович, сколько килограммов гвоздей требуемого размера имеется в наличии, сколько есть олифы, солидола, хомутов и всего необходимого в хозяйстве.

Частенько наведывалась к нему на базу Стеня. Ближе к весне округлилась, приняв неповторимый, прекрасный вид беременной женщины. Освобождённая от тяжёлого труда, находила себе занятие, не сидела сложа руки.

Так было и в последний четверг великого поста, когда помогала тётке Тане распахивать бахчи днём, а вечером... Вечером появилась Валентина Ильинична Сапунова. Валя. Валюшка. Свежеиспечённый папаша ходил, сдавалось, пританцовывая, и светился от переполнявшего счастья. Не чурался домашних дел, оберегал жёнушку от забот, приговаривая: "Ты, Яковлевна, отдохни. Я сам. Сам управлюсь". И хлопотал, вертелся, майстрячил с шутками-прибаутками, с юмором и огоньком.

Изготовил детскую деревянную колясочку. Боковушки украшали точёные балясинки, волнистые спинки хорошели диковинными цветами с вьющимися и переплетающимися листьями. А колёсики уподобились белоснежным ромашкам с жёлтыми лучезарными сердцевинками...

Радость отцовства омрачилась внезапной, злой болезнью - жену свалил тиф. Чтобы оградить малышку, отправили маму в Гуреевский, где и переборола хворь. Исхудавшая, тихая, жалкая вскоре после поправки вернулась Степанида на 2-ую ферму.

Молодость быстро брала своё. Вновь доила коров, сначала 12, а потом и 18 бурёнок. У каждой своя кличка. Подойдёт, бывало, доярка к какой-нибудь Красуле, заговорит ласково, похлопает по боку, почешет шею и, зажав подойник между колен, начинает неторопливо, размеренно доить. Почувствовав запах молока, подходил телок, пытаясь прилабуниться* к вымени. Отгоняла хворостинкой, отчитывая за проступок...

Из Рахинки приходили письма. Таня, сестра Ильи, чаще и чаще сетовала на годы родителей, на недуг отца, и поэтому осенью 36-го Сапуновы выехали из "Победы Октября" на родину супруга.

Там глава семейства устроился в МТС, работая помощником бухгалтера Карташова. Стешу приняли в пекарню, что находилась во дворе золовки. В доме, где пекли хлеб, раньше располагалась лавка, бывшая в своё время собственностью мелких купцов Сапуновых. При лавке и пекарне хлопотала Татьяна, пособившая в трудоустройстве родственницы.

Жили вдвоём во флигеле рядом с домом родителей (Валюшку оставили на время у дедушки Яши с бабушкой Сашей). Просторное, но подзапущенное подворье выходило огородом к озеру. Над озером склонялись в задумчивости плакучие ивы и кучерявились осокоря. По огороду бежала тропинка к сколоченной, позеленевшей от времени и водорослей пристаньке. Пейзаж походил на гуреевский вид, и, каждый раз спускаясь к воде, с затаённой грустью вспоминала родимую сторонушку.

Викторович прикладывал руки и старания, приводя в порядок двор с обителью. Особенно преуспел в украшательстве комнат. Над столом-тумбой, изготовленным собственноручно, написал на стене прекрасный букет сирени. При входе в горницу создавалось впечатление, что кувшин с цветами стоял на столе... Печь расцвела узорами и сюжетными мотивами. На одном из них в центре искусник изобразил хозяйку. Улыбающаяся, ладная и крепкая, державшая одной рукой решето с зерном, а другой - посыпала то зерно у ног. На клич неслись рябушки, и только гордый кочет восседал на колышке плетня, поглядывая свысока. За плетнём нарисован казачий курень, крытый соломой, и журавль колодца. По небу плыли лёгкие облачка, цепляясь за верхушки деревьев...

Илья, прежде чем работать бухгалтером, окончил Сталинградское художественное училище, но, не найдя применения необычной для сельской местности профессии, подался в другой, далёкий от творчества круг цифр и точных показаний. На художника учился и младший его брат Иван, приезжавший в Рахинку отдохнуть, запечатлеть местную природу. Когда Ванятка приходил в гости, братья рассуждали об искусстве, спорили о направлениях в живописи, о современниках, отражающих на полотнах советскую действительность. Хлопоча у печки или занимаясь иным делом, с интересом прислушивалась к разговорам, открывая для себя непознанный мир, удивляясь звучавшим именам. Ваня, со дня знакомства признавший и полюбивший её, приносил репродукции, и она узнавала великих мастеров. Стала отличать западноевропейских творцов от русских, голландцев от итальянцев... Леонардо да Винчи, Рембрандт, Веласкес, Левитан, Крамской, Суриков и другие живописцы незримо присутствовали в их скромном жилище. Сапунов-младший показывал свои этюды, которые обсуждались со старшим. Молча наблюдала за сменой картинок, поражаясь: как можно переносить красоту здешних мест на холсты и картон? Проходя мимо какого-нибудь написанного юным дарованием уголка Рахинки, внимательно вглядывалась и недоумевала: почему доселе не замечала его прелести?

Однажды Иван принёс автопортрет, попросив повесить рядом с автопортретом Ильи. Отныне братья стали и вовсе неразлучными, взирая со стены на всех вошедших...

Весной 37-го, на Алексея, родился второй ребёнок - сынок, отец нарёк наследника Володей. Владимир Ильич рос подвижным, не сидел и минуты в спокойствии...

Жизнь принимала, несмотря на недомогание старика Сапунова, устойчивость и поэтому решили забрать из Гуреевского Валюшку.

Когда переступили порог Бузиных, девочка занималась любимым делом: наряжалась в бабушкину одежду. Александра Яковлевна, умилённо улыбаясь, произнесла: "Ты глянь, внучушка, хто к нам пришёл...". Валюха, в кофте, доходившей до пят, с шалечкой на плечах, с бусами на шее и в казавшихся огромными на её маленьких ножках туфлях, отвернулась от зеркала, взглянула в сторону родителей, воскликнула: "Папа!" Тот подхватил дочь, расцеловал, прижал к себе. Девчушка, теребя отцову шевелюру, исподлобья взирала на улыбающуюся, похудевшую после родов, оттого изменившуюся и неугадываемую ею мать.

Вечером собралась родня. Пришли живущие рядом Антон Осипович и Пимон Осипович с сыном Сергеем, сильно припадавшим на левую ногу. Он из двери радостно приветствовал Стеню: "А, метрушка наша, матушка-красавица!" и крепко обнял обожаемую племянницу. Жил дядя Серёжа отдельно от родителей в домишке под соломенной крышей, стоящем сиротливо в углу убогенького двора. То ли от скромности, то ли от хромоты и сведённой руки, был одинок. Без семьи. Бобыль, короче. Пас чужую скотину или подряжался в сторожа. Несмотря на инвалидность, обошедшее его семейное счастье, любил подтрунить* над кем-нибудь и над собой.

За столом сидели папаня с маманей, Епиша - с истинно казачьим чубом и задиристыми усишками, румяная и наливная, как спелый абрикос, Ганюшка, рядом - уже работавшая в колхозе, вытянувшаяся, стройная, как тростинка, Ариша. Босоногая Варятка с любопытством взирала на сестру и её мужа... На нарядной - с бахромой - скатерти, вынутой из сундука по случаю праздника, парила рассыпчатая картошка, в глиняных больших мисках белела капуста с оранжевыми крапинами моркови, солёные арбузы показывали розовое чрево...

После взаимных вопросов и ответов, после гомона, когда перебивают друг друга, стараясь рассказать о своих и хуторских новостях, все успокоились и Яков Авилович, оглядев компанию, предложил:

- Давайте-ка сыграем... Когда соберёмся вот так дружно... кто знает... А может, и не доведётся нам более сиживать вместе...