Посредник

Лагерь я разбил в паре километров от аэродрома, ближе это лучше не делать, охрану могу насторожить. Неглубокий овраг в чистом поле идеальный вариант для меня. Я в полусогнутом состоянии прошёл по нему метров четыреста и в небольшой поросшей кустарником впадине сделал лежку, маскировка неплохая. Жаль, костёр развести не получится, конечно, я могу сделать его бездымным, но тепловые испарения можно засечь. Охрана после моей прошлой акции должна быть настороже, так что обратят внимание на искривление воздуха в поле. Поэтому придётся обождать с горячим до наступления темноты, а там уже спокойно готовь что хочешь.

В общем, замаскировав своё лежбище, я тем же путём в полусогнутом состоянии вернулся обратно и, найдя удобную позицию для наблюдения, лёжка у меня была в полукилометре от взлётного поля и строений, стал рассматривать в бинокль жизнь на аэродроме. Особенно, какая там охрана. К моему удивлению такая же, как и на прошлом аэродроме, то есть практически никакая. Никаких поясов безопасности с минными полями. Натянули кое-где колючку с консервными банками и думают, никто не пройдёт, да часовые у штаба и техники. Разве что стоит помянуть о четырех пулемётных точках, что я видел со своей стороны, но их осмотрел мельком, так как в зону их контроля не попадал. Ещё, скорее всего по ночам охрана теперь будет усилена. Вот и всё. Ах, ну да, зенитки в количестве шести единиц, четыре скорострелки и две помощнее, но не сильно. Прожекторов было два. Вот теперь точно всё. Чтобы точно знать всё по этой части, что и где, мне нужен язык, и лучше всего, чтобы это был, как и в прошлый раз, всезнающий штабной офицер.

Обед я взял с собой, так что, изредка отрываясь от наблюдения, вскрыл рыбные консервы и, черпая их галетами, перочинным ножом я пока не пользовался, хотя ранее часто им ел как вилкой, стал обедать. Оставив полбанки и полпачки галет на вечер, я продолжил наблюдение.

Окрестности Кобрина. 28 июня. 18 часов, 26 минут.

Окрестности одного из пересыльных лагерей для военнопленных.

Капитан Кобелев, считал себя не плохим командиром и танкистом, но до лучшего он не дотягивал и прекрасно понимал это. Вернувшись буквально за несколько дней до начал войны в свою часть из командировки, где он с не многими командирами из других частей проходили переподготовку по освоению новейшей боевой техники, он первым отреагировал о сообщение, что началась война. Потом были бестолковые марши, где он потерял один «КВ» из-за пустяковой поломки и пересел в другой, на ходу обучая экипажи не только воевать, но хотя бы обслуживать эти сильно бронированные, но такие слабые танки. Войну он встретил в ста километрах от границы. Сначала налёт, потом встречный бой, где подразделения его батальона, не смотря на понесённые авиацией потери, буквально раскатали передовые колонны противника и сходу врезали во второй эшелон, что торопливо занимал оборону. Прорвать они оборону смогли, но на ходу осталось всего шесть машин, и если бы не удар танков других батальонов, их скорее всего бы сожгли, а так они воспользовались неразберихой гусеницами и пушкой уничтожили всю артиллерию в прямой видимости. Однако как они не дрались с пехотой, противопоставить немецким лётчикам им было нечего, и так теряя одну машину за другой, испытывая проблемы с подвозом боеприпасов, иногда бросая боевые машины из-за пустяковых поломок, полк стал откатываться, пока его не зажали в излучине двух рек. Так капитан Кобелёв с частью своими подчинёнными и попал в плен.

Тот неизвестный паренёк, что сунул ему узелок с едой и пистолетом очень помог. Когда они добрались до этого пересыльного лагеря, бежать раньше возможности просто не было, то командиров начали отделять от остальных. Капитан успел поделиться провизией, незаметно убрав оружие в широкие командирские галифе. Обрывки комбинезона он сбросил ранее. Ну а вечером следующего дня их собрали и вывели с территории лагеря. Погнав дальше небольшой колонной. Девять конвоиров и сорок семь пленных командиров РККА. Конечно, жаль было своих парней, но пока ничего сделать Кобелев не мог и мучился этим.

Наконец они вошли под тень деревьев на лесную дорогу. Для побега ситуация была идеальная и конвоиры тоже понимали это, усилив бдительность. Но всё же не до конца. Кобелев смог незаметно достать пистолет, проверив приведён ли он к бою. Несколько командиров что шли рядом, насторожились, и подготовились, сообразив что сейчас произойдёт.

Хрустнул один выстрел и почти сразу ещё три. Трое конвоиров, роняя карабины, упали, их тут же подхватили бросившиеся в рассыпную пленные, но выжавшая охрана начал стрелять и Кобелеву пришлось залечь за тело одного из убитых конвоиров и стрелять на поражение. Это дало большей части командиров уйти, лишь трое сидело на дороге, прикрывая руками голову, отказываясь бежать, остальные ушли, а пятеро убитых лежали на дороге и у опушки леса. Охрана хорошо стреляла. Однако и капитан не зря участвовал в полковых состязаниях, пятеро из шести убитых конвоиров были на его счету. На третьем магазине к Кобелеву обойдя по опушке, подкрался молодой паренёк в форме Вермахта и застрелил его. Кобелев умер с улыбкой на губах. Он сделал то, что мог. Дал шанс другим командирам и надеялся, что у них будет шанс отомстить за него.

***

К вечеру я знал всю караульную службу охраны, и даже прикинул свои дальнейшие планы, после чего направился обратно. Как стемнеет, я начну действовать. Вернувшись в овражек, я дождался наступления полной темноты, тучи в небе висели с обеда, давая спасительную прохладу от испепеляющих лучей солнца, так что ночь, как и позавчера, была безлунной. Планета помогала мне с вендеттой. Кстати, пока я спал в танке, ночью прошёл дождь, не большой, но земля отсырела и потом до обеда парила под лучами солнца, отчего было довольно душно.

Так вот как стемнело, я направился к аэродрому, толкая велосипед со всем имуществом. С помощью заранее подготовленной ветки я приподнял колючую проволоку и протащил велосипед под ней, вернул всё на место и поспешил к стоянке самолётов. Сейчас часовой должен идти к дальнему краю, и до его возвращения у меня было минут десять. За это время я собирался поместить велик и все вещи в бомболюк самолета, который днём приметил для себя. Этот «Хейнкель» вечером заправили, но бомбы в отличие от других машин подвесить не успели, закончилась рабочая смена и оружейники оставили это на завтра. Наши кстати, подвесили бы. А эти аккуратисты.

Так вот откинув дверцу, я пробрался в кабину и нажал на кнопку открытия бомболюка. Потом в бомболюке подвесил велосипед и все свои вещи. Успел створки закрыть едва-едва, как послышались шаркающие звуки подходившего часового, похоже, этот тот, что в обед дежурил, хромой. Тот потоптался неподалёку минут пять и снова пошёл мимо ряда стоявших в линейку бомбардировщиков, а я продолжил работу. Дело в том, что после угона самолёта я мог и не совершить посадку, вдруг придётся выбрасываться с парашютом? Не сбрасывать же велосипед, побьётся с вещами. Так вот, пока я лазил в кабине, то обнаружил парашют, потом второй, видимо экипаж оставил. Парашюты трёх стрелков, скорее всего на их рабочих местах. Я не ошибся, это звено было дежурным. Вот один я приготовил для себя, а второй нацепил на велосипед, на который так же были навьючены мои пожитки. А чтобы парашют штатно открылся, я кольцо верёвкой привязал к кронштейну. Вот так вот. Закончив с этими делами, я поспешил в сторону казарм, старательно обходя посты с часовыми.

Это была моя крайняя акция с авиаторами на этот месяц, что дальше будет, не скажу, не знаю, а так как я всё же решил оставить автограф, то собрался убраться с оккупированных территорий, поэтому и выбрал бомбардировщик, а не связной «Шторьх», стоявший у здания штаба. У бомбера-то дальность приличная, может до Москвы хватит. Если и не дотяну, то не немного. Лететь я собрался в Москву, отдохну там недельку, обживусь ну и на Украину или сюда отправлюсь. В Могилев или Житомир ещё не решил. Пока времени нет, а вернувшись в Москву, подумаю, мосты буду уничтожать, или отстреливать командование Вермахта. Передышка мне нужна, что-то я переоценил свои силы. Был бы повзрослее и крепче потянул бы, но тело не тренированное, просто гибкое от природы.