Посредник

Для кого-то шесть часов это огромное количество времени, мне же казалось, не успело стемнеть, как рассвело. Вроде только начал и всё, пора делать ноги.

Тогда, когда стемнело, и я закончил все приготовления чтобы покинуть оккупированную территорию то, не трогая часовых, я добрался до штаба, проигнорировав здание казармы, где как раз начался очередной развод и смена караулов. В штабе пообщался с дежурным офицером в одном из помещений, навестил аж четыре здания по его наводке, как вдруг начал наступать рассвет.

В общем, это было в двух словах, если с подробностями, мне пришлось поработать, причём пре изрядно. Пока я двигался к штабу, то испортил две ближайшие зенитки, а также оба прожектора, я думал, что ещё затемно улечу, поэтому и постарался обезопаситься. Проникнуть в штаб труда не стоило, входная дверь заперта, там звонок был, а окна из-за духоты открыты, даже на первом этаже. По инструкции двери должна быть закрыта, она и закрыта, уставники мать их, а на окна они внимания не обращали. В помещении штаба был дежурный офицер, дежурный радист и посыльные. Они дежурили всю ночь по штабу, унтер, что отвечал за развод и смену караула находился в помещении казармы, связь между зданиями была телефонная. Так вот, уничтожив радиста и посыльных, я довольно жёстко допросил офицера. Тот понял, кто я, поэтому пришлось его ломать, сдавать своих он не хотел, понимал, что их ждёт. Правильно понимал. От него же я и узнал, как прошла моя акция на аэродроме. Геринг был в бешенстве и требовал найти убийц. Из Берлина прибыла и работает лучшая следственная группа. Они уже определили, что диверсант был один. Им поверили только потому, что репутация у них была необычайно высока, чушь нести они не будут, восемьдесят процентов раскрытых дел. Так что пока искали, и искали плотно, но я уже вышел за колечко их поисков.

Офицер описал, где ночуют сами лётчики и лётные экипажи, поэтому добив его, я выбрался из здания штаба, перебежал через три других и пробрался в небольшой двухквартирный жилой дом. В нём остановилось командование этой авиагруппы из четырех штафелей, то есть эскадрилий. Я вырезал и командира и его начальника штаба. Потом посетил другие здания, вырезая пилотов, жаль до тех, что в небольшом городке сейчас квартируют, не добраться, ну и залез в казарму на втором этаже. Вот там меня ждал сюрприз. Нет, не засада, три дневальных вместо одного. Над телами в этот раз я не изгалялся, чтобы отомстить за погибших мирных граждан под бомбардировкам этих сволочей, тех кто нужен мне был я на прошлом аэродроме нашёл, так что убивал спокойно, ножом, делая разрезы от уха до уха.

Так как эта авиагруппа имела на один штафель больше чем первая, где я уничтожал лётный состав, то и поработать мне пришлось куда больше. К тому же выяснилось, что все экипажи на одном этаже не уместилась и им отдали часть первого этажа, где жило подразделение охраны. Это я от того же офицера узнал. Так что покончив с этим лётным составом на втором этаже, пришлось постараться, тут доски пола скрипели и меня могли услышать на других этажах, я спустился на первый, проигнорировал коморку с дневальными, они там в карты резались с отдыхающим караулом, и перебил два десятка спавших на койках оставшихся нелюдей из лётного состава. Запах крови уже начал разноситься по помещения и некоторые солдата охранной роты завозились, поэтому заметив вдали просветление, я нырнул в окно. Всё равно всех кого хотел положил, я в этом уверен, и вымыв руки, а также умывшись в бочке из-под дождевой воды, побежал к выбранному «Хейнкелю». Вроде успевал. А в том, что уничтожил именно лётный состав на первом этаже, не тронув простых солдат, я был убеждён, между летунами и солдатами был широкий коридор. Первые диссонировали с простыми солдатами. Ещё бы, кто они, завоеватели неба, а кто простая охрана.

Крик ужаса, вызвавший у меня улыбку, я услышал, когда пробежал метров триста. До выбранной мной машины осталось ещё метров сто. Крик был такой, что даже меня пробрало до печёнок. Не удивлюсь, что тот, кто рассмотрел мой живописный натюрморт из вырезанной казармы, поседел от ужаса. Про предупреждающие надписи и автограф я не забыл, и был он таков: Месть, твари. Будете продолжать бомбить мирные города, расстреливать колонны беженцев, раненых и поезда, я вернусь. Я, Артур Александров, знаю, что вас ждёт, вы проиграете в этой войне. Я из будущего. Бойтесь меня мрази, бойтесь!!!

Прикончив часового, что стоял и слушал крик из казармы, я на бегу выдернул нож из его груди, а то он уже карабин стал снимать с плеча и, подбежав к открытой дверце, стал по небольшой лесенке подниматься в кабину, не забыв потом веревочной петлёй закрыть за собой входную створку. Когда я торопливо вынимал нож, то испачкался, брызнула на руки и на грудь, тот похоже ещё жив был, сердце работало, однако я на это не обратил внимание. Чистым у меня было только лицо, опять изгваздался с ног до головы, пока работал.

На парашют у меня не было времени, вот тот и лежал у меня под задницей без дела, пока я щёлкая тумблерами, запускал моторы. Хорошо, что сейчас лето, взлетать можно сразу практически без прогрева.

Сперва заревел один мотор, потом второй, после чего я стронул «стоодиннадцатый» с места, колодки из-под колёс были убраны мной ещё когда я с велосипедом возился, после чего дав моторам мощности, стронул тяжёлую машину с места. Конечно, это не одномоторный самолет, к каким я привык, но мне приходилось управлять двухмоторными, так что я был уверен, что справлюсь. Штурвал плохо слушался меня, пока я выводил самолёт на взлётную полосу и разгонялся. Скорость была уже километров пятьдесят в час, пришлось повозиться, и я нашёл стопор внизу. Вот убрав его, то сразу уже почувствовал, что машина мне послушна. Дав полной мощности, я нетерпеливо поглядывал вперёд и в боковые обзорные окна, мне казалось, что тот слишком медленно разбегался, однако нет, потянув штурвал на себя, я почувствовал, что машина оторвалась от взлётного поля и медленно поползла в ночное небо.

Поднял я «Хейнкель» всего метров на пятьдесят и летел дальше только так. Думаю, по мне не попали, хотя я и видел очереди зениток, пролетавшие неподалёку, только потому что я испортил прожектора, часть зениток и то, что успел уйти в темноту, вот они и били наугад. Повезло, одним словом. Главное чтобы везение продолжалось, и я благополучно добрался до Москвы.

Набрав крейсерскую скорость, я достал из-за голенища сапога карту, прихваченную в штабе, и положил её рядом. Как окончательно рассветет, изучу, а так я собирался лететь на ста метрах, то есть практически на бреющем до самой Москвы. Не хочу палиться двигаясь выше. Да и обнаружить меня с воздуха не так и просто, а у меня пока один враг, наши истребители.

Как оказалось не только наши. Немцы отреагировали с похвальной быстротой. Видно сразу как сообщили им о моей работе во второй авиагруппе и о том, что был угнан бомбардировщик, так и отдали приказ поднять все фронтовые истребители, а я приблизился к линии фронта как раз тогда, когда солнца полностью показалась над горизонтом. С воздуха это смотрелось очень красиво.

Заметив на небосклоне десяток стремительных силуэтов, я даже снизился до пятидесяти метров, немного забирая правее уходя от них, в той стороне небо было чище. Думаю, меня навели с земли, посты воздушного наблюдения у немцев сработали как надо и ко мне потянулись «мессеры», падая сверху. Они так скорость для атаки набирали.

— Вот ведь гады! Я же оставил надпись о будущем, вы меня живым брать должны, — возмутился я, понимая, что меня реально решили убить.

Летел я на максимальной скорости, что могли дать силовые установки «Хейнкеля», под триста пятьдесят километров в час. Я уже пересёк линию фронта и видел под собой колонны наших войск на дорогах, многие разбегались, увидев нас, так что был спокоен, если собьют, то над своей территорией.

Пришлось немного подняться, метров на сто, чтобы была возможность для манёвра. От атаки первой пары я банально увернулся, резко повернув штурвал, свалившись на крыло и уйдя в сторону. Чуть крылом землю не зацепил, выравнивая полёт и снова поднимаясь выше, готовясь к атаке следующей пары. Ладно вокруг поля были, ни одного дерева, иначе врезался бы, и так сам не знаю как умудрился увернуться от телеграфных проводов, на которые чуть не натолкнулся во время того манёвра ухода. Везде пусто было, а тут вдоль дороги эти столбы торчат, как будто специально они тут. Не могли их в другом месте натянуть?