Страница 34 из 37
Не все, – как увидел Потемкин, – из тех, кого выво-дил старшина, возвращались назад. «По этапу пошли?» – посмеялся он грустно. А потом подошла его очередь.
Старшина проводил в кабинет на втором этаже. Отдал документы, назвал фамилию и ушел, оставляя Потемкина.
– Потемкин? Фамилия знатная. С чем пожаловал в наши края?
Заметно усталый на вид, капитан, был бесцеремонней, чем старшина из дежурки.
– Хулиганить приехал? Не прописался… Можем за это привлечь. Ты знаешь?
– Знаю.
– Ну, а чего ж?
– Не могу прописаться.
– Так езжай себе с богом, отсюда. Нам что, не хватает своих хулиганов?
– Не думаю так, – не смутился Потемкин.
– Вот как? – коротко, далеко в глазах капитана мелькнула искорка.
– За что этих избил?
– Думаю так – за дело!
– Ты что, судья?
– Нет.
– Значит, хулиган! У нас что собирался делать?
– Работать. Я на завод оформляюсь. Там ждут, а из-за прописки, пока не у дел. Был у вас, позавчера, на прием записался. Как раз, поэтому…
– Не у дел, говоришь? Да дел мы тебе, при твоих способностях, будь уверен – нашьем! Кем собирался работать?
– Художником.
– Ну-у?
– Да, оформителем.
–Хорош художник! Ничего себе! Репин таким же был? На тебя заявление – материальный ущерб, человек в больнице. Громила ты, а не художник!
– Ну да, не Репин… – не возразил Потемкин.
– Отчет отдаешь: что ты натворил? Тот, в больнице, он тоже заявит. Попал ты, конкретно, – доходит? Молчишь? А думать там надо было. Теперь поздно!
– Держи, – подал он авторучку, – Пиши объяснение. Все, как есть, все подробно!
Продиктовал «шапку». Прочитал, отошел к окну. Постоял, помолчал неподвижно, опираясь на пальцы лбом. Не оборачиваясь, не выдавая усталости, глухо спросил:
– Сочинения в школе писал, Потемкин?
– Писал.
– Вот и давай, пиши: «Объяснение». Здесь твое сочинение называется так. Писать будем вместе: чтоб не забыл, чего и не наврал, в три короба. Все, ты готов?
– Да.
– Поехали! «По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее…». Что пояснить – давай правду. Я уже всех опросил, эти двое свои сочинения сдали, третий – потом. Свидетели, двое: свои показания дали. Изучим, сравним, и решим, что делать. Ты первым ударил? Пиши!
– Вопрос.
– Что? – обернулся, спросил капитан.
– Говорите опрошены все. Потом третий. А этих двоих – парня с девушкой, Вы опросили? Они что сказали?
– Какие парень с девушкой?
– Те, из-за кого я вмешался.
– Таких нет. Патруль прибыл на драку. Драка была. За это вас задержали. Время, место, причина и обстоятельства драки – вот все, что нужно. И до утра ты свободен, в «Тигрятнике». Решение примет начальник. И о том, что ты нарушил паспортный – он позаботится тоже. «Букет» наберется! Чего ты ждешь?
Капитан недовольно сжал губы, опять отвернулся к окну. И попросил вдруг, совсем другим тоном:
– Не спорь. Бесполезное дело, Потемкин! Пиши! Напиши, как надо, и отдыхай до утра. Ну, зачем же нам мучить друг друга?
– Напишу, – согласился Потемкин, – время, место и обстоятельства. И причину…
– Какая причина, Потемкин? Какая причина! Парень с девушкой? Что за лапша? Что ты гонишь? О чем говорим? Кто, к кому приставал? Ты, того, кто в больнице, ударил первым. Не так? А эти вступились. Потом бедолагу ты еще добивал. В окно посадил. Садист, хуже Гитлера! Что, не так? Я все знаю! И люди с вокзала уже написали, что так. Что ты лепишь?
«Горбатого» – что я леплю!» – ужаснулся Потёмкин. Он даже не думал, не верил, что так может быть.
– Ты не глупый, – сказал капитан, – значит должен понять, что здесь каждый, как ты, так же точно, лапшу мне вешает. До чего все похожи вы, господи – как под копирку!
«Приплыли мы…» – растерялся Потемкин. Мельком проскользнули лица: ее – самой скромной, застенчивой в мире; и его – которое, в общем-то, и не запомнилось.
– Так что пиши, не морочь нам голову: мне и себе! Все – как надо, как было – как на духу. Усвоил?
Потемкин усвоил, но не шелохнулся.
«Ну, что же?» – без слов, обернулся рывком, от окна, капитан.
– Как надо? – уточнил, не касаясь бумаги, Потемкин, – Или – как было?
Рассерженной птицей, как коршун, вернулся к столу капитан. Из-под бровей, посмотрел на Потемкина. Он, может, в чем-то хотел убедить своим взглядом. Но Потемкин увидел в нем, как устал капитан!
– Ты их не выдумал?
– Нет.
Прощаясь с надеждой, капитан предложил сигарету. Отрешенно, как автомат, раздал на двоих огонек зажигалки, откинулся к спинке стула.
– Спасибо, – непритворно, как знак уважения, оценил Потемкин, и предложил – А Вы можете сделать вот что: оставить меня. Отдохнете. А я напишу. В школу ходил, – умею. Я справлюсь.
«Не понял!» – стрельнул капитан глазами.
– То, что мы делаем, это допрос?
– Нет, допрос – после возбуждения уголовного дела. А сейчас – объяснение.
– То есть, – опрос?
– Да, так, примерно…
– Я опрошу себя сам. Вы устали, я это вижу, и могу опросить себя сам. У меня сейчас времени – во!
Капитан, уже не стараясь прятать усталость от постороннего, в раздумьях нахмурил лоб.
– Ты, я вижу, куришь? Оставить тебе? – и оттолкнул от себя сигареты.
– Оставьте.
Рядом легла зажигалка и три листа бумаги:
– Идем со мной…
Потемкин вернулся в дежурную часть. Капитан подошёл к дежурному:
– Этот себя опросить хочет сам. Выдели угол, пусть пишет, мне, ты же знаешь, утром…
– Конечно! Поспи, а то завтра нас опозоришь…
Капитан наклонился и тихо, что б не услышал Потемкин, добавил дежурному, что-то еще.
Дежурный выслушал, оглядел Потемкина:
–Комната для заряжания до утра свободна. Пусть пишет. А ты отдыхай.
Дежурный провел Потемкина в комнату, стены и потолок которой были обиты железом.
– Вот, – указал он на столик посередине, – пиши: Потом отдашь мне. В конце: «Написано собственноручно. Верно». Дата, подпись, фамилия – полностью. Ясно?
2. Лена
Ожидание добегало конца. Коридор оживился, захлопали двери соседних комнат: вернулись с маршрутов бойцы ППС, и всколыхнулось, забилось у Лены сердце. Жизнь вливалась в большое, новое русло. Сегодня рискуют, теряют голову Саша и Лена, зажигают свою, неприметную звездочку в небе.
Створкой в воротах мира, отворилась дверь комнаты:
– Лена, – шагнул, протянул руки Саша.
Волной к берегу, скользнула навстречу им Лена.
– Вот и пришел. Навсегда! – улыбался он, гладя ей волосы, и обещал, – Больше не будет такого. А почему? – задал он серьезный вопрос, – Потому что отныне, – в третьему лице о себе сказал он, – Саша будет не приходить, а возвращаться! Прекрасная разница! Ценишь, Лен?.
– Конечно, милый!
Это был первый день, провожая который, они не расстались, а решились продолжить, сделать день первой страницей в большой книге Жизни.
Друзья потеснились. И целая вечность теперь впереди, и первая ночь. Ночь, начало которой Лена ждала одна, в холостяцкой комнате милицейского общежития, слушая ра-диодиалоги милицейской волны. Они звучали повсюду: в коридоре, в комнатах, и на улице – из салонов приставших к крылечку машин. А она не спросила, какой позывной у Саши…
– Навсегда пришел, Лена! – напомнил он.
Смело и осторожно перехватил объятия, оторвал от пола, и перенес, усадил на кровать покорную Лену.
– Минуту! – жестом, мягко предостерег, и отправился к шкафу. Вернулся торжественно. Праздничный, собранный с выдумкой, загодя, поднос занял место на столике.
– Любимая…
– Боже, хороший ты мой! Спасибо!
Шампанское, свечи, цветы: за дверцей одежного шкафа, в сумерках, взаперти, дожидался сюрприз. И от этого становился трогательней, милее сердцу.
Засветились две торжественно стройных свечи.
«Все позади уже… – открывая глаза, чтобы тут же закрыть, раствориться в волнении, думала Лена. Главное позади – сомнения. Оторваться, отдаться во власть незнакомо новых, таинственных волн – жаждали два бьющих в колокола груди сердца…