Страница 35 из 37
Губы, сближаясь, не теряя друг друга, без слов открывали дорогу, снимали запреты. В таинственном, смутном огне, прогибались тела, и тянулись друг к другу.
«Все позади!» —отдаваясь еще не знакомому, вскрытому болью, восторгу, – без звука воскликнула Лена.
3. Сержанта Готовко хочу!
– Сашу Готовко, сержанта, хочу! – капитан достоверно сыграл Мимино, шутки в голосе не было. – Он здесь?
«Господи» – огорченно всплеснула руками,
– Только со службы… – жалея, призналась дежурная, тетя Клава. «Сержанта хотеть после смены, – полагала она, – капитан может только из-за того, что вскрыл недоделки в смене…». А она ведь знала о дружеском расселении комнаты сержанта Готовко. И девушку видела. Лену…
Капитан, не помедлив, был у порога и тарабанил к Готовко в дверь. Ринулся тут же, как дверь отворилась, но раздетый сержант, отступив на полшага, решительно остановил его:
– Алексей Николаевич, там подождите! Я выйду.
Капитан вежливо сдал назад.
– Сделай милость, скажи мне, – удалившись вместе с сержантом в курилку, потребовал он, – ты же был старшим, так? Вызов с вокзала обслуживал, да? А теперь потрудись, расскажи, как было?
– Я все написал, а теперь пошло мое личное время. Спросите завтра!
– Резко, товарищ сержант! – оценил капитан, – Конкретно!
Но это не значило, что он собирался уйти.
– Что-то горит там? – кивнул он в сторону Сашиной комнаты, – Нет? Отчего же тогда не доволен?
Хотелось дерзнуть, но Саша вдруг, откровенно признался:
– Да крылья, можно сказать, у меня, а Вы – приземляете… Зачем?
– А затем!!! Потому что не слесарь-макетчик ты, Саша. Милиционер! Друг мой, ты слышал, о чем я спросил? Рассказывай, а потом соберешь свои крылья. Я за, я не против них!
– При чем слесарь? По рации приняли вызов. Прибыли. Драка. На улице, во дворе…
– Ты ее видел своими глазами?
– Видел. Четверо. Один, когда мы подъехали сидел в окне, задницей. Вызывали «Скорую». Троих Бубнов повез в райотдел, я остался, людей опросил, отобрал объяснения.
– Из зала видели драку?
– Вряд ли … А из буфета, где тот в стекло сел, – там окна из полуподвала, снизу. Оттуда тоже не увидать.
– Та-ак. А свидетелей где взял?
– В котельной: сантехник и оператор. Все видели и написали. Какие проблемы?
– Но ты в зал входил, спрашивал?
– Да…
– И что выяснил?
– Я же сказал, из зала не видно…
– Но заходил. А зачем? В окна взглянуть изнутри? Зачем заходил, Готовко?
– Ну, как, спросил…
– И узнал… Что ты узнал? Ничего! Торопился куда-то, а, Саш? О чем думал, куда торопился?
– Да куда, – смутился Готовко, – куда я спешил? Никуда, и не думал…
– Вот именно, что не думал! А думать обязан! Работа такая, Саша. Ты ее сделал сегодня плохо! Не важно, о чем ты думал, к кому спешил!
«Соберешь тут крылья!.. – подумал Саша, – После такой беседы…».
– Саша, – устало вздохнул капитан, – ты работал, я вижу… Вся картина: кто первым ударил, как бил другой, третий – все есть. Спасибо. Но, – ты сам, твои кочегары, кто-нибудь, могут сказать что-нибудь о причине?
Он знал, что ответить нечем.
– А мы обязаны, Саша, причину выяснить. Обязаны – нам принимать решение. А за решением – люди! Дошло?
– Да уж, – признался Саша, – такое мимо не проскользнет…
– А слесарь-макетчик, при том, – уходя, сказал ка-питан, – что ему с древесиной работать, а нам с тобой – не с древесиной! А вообще: личное счастье делаешь, – чужому не навреди…
– Саш,– прижалась к нему Лена.
– Что?
– Ты пришел, когда я дождалась, и сказал, что пришел ко мне навсегда.
– Это правда.
– А тот уже не придет?
– Уже нет.
– Он все сказал?
– Даже больше, Лена.
– Тебе это было нужно?
– Да. Очень нужно, правда.
– К нам всегда могут так войти? Среди ночи?
– Могут. Но, не сердись: работать нам не с древесиной…
– С древесиной? – постаралась понять его Лена, – Я не сержусь. Я наверно пойму, что такая работа…
– Спасибо, любимая. Я тоже, всегда, всю жизнь, буду стараться понять тебя.
Благодарно, ласково встретились губы.
– А он сказал тебе, Саша, что ты хороший?
– Сказал, что я проявил легкомыслие…
– Ах, – притворно нахмурилась Лена, – и за такого я должна выйти замуж?
– Нет, – аккуратно закрыл он ей пальчиком губы – не должна. Но можешь это сделать!
4. Серьезный документ
Потемкин, закончив писать, пожалел: «А жаль – писать, все-же лучше, чем быть в «Тигрятнике…».
Но, что делать? Вздохнул, покурил и, собираясь в «Тигрятник», пошел к дежурному. Дежурный внимательно почитал.
– Документ, – сказал он, – для тебя серьезный, а написано коротко, как приговор. Неразумно!
Проведя черту, майор вписал под ней два вопроса: – Иди, отвечай…
Потемкин вернулся побыть на воле.
Лязгал и грохотал решетчатой дверью– «Тигрятник». Потемкин писал. Ответил на оба отдельных вопроса. Все.
– Нормально, – сказал, почитав, дежурный.
Посмотрел на помощника-старшину, на «Тигрятник». Объяснение, сдвинув ключи от «Тигрятника», убрал в ящик стола. Закрыл ящик и предложил:
– До утра, пока у нас тихо, там посиди, в оружейке. Иди!
«Как раз про меня, – грустно шутил Потемкин, – сказал старина О. Генри! «Фараон и хорал»… Ну разве не я: не сюда же, собирался сегодня прийти добровольно?!».
А жене хотел позвонить, ободрить. И тут на плечо легла рука копа! Разве не шутки О Генри?! Не падает духом Потемкин, но шутить над собой сейчас – легкомыслие Тяжесть судьбы, в главной степени определила экстренная женитьба. «Спишь? А Валерия вскрыла вены!» – вихрем сорвал ранним утром звонок подруги и круто переменил судьбу.
Вернулся Потемкин с вещами, пластмассовой детской ванночкой и Валентиной – маленькой дочкой Валерии. Решительный шаг сокрушил проблемы, и ничто, дай бог, теперь не угрожало жизни Валерии. Они ведь любили, и шаг справедлив! Да позиции, жаль, в новом Потемкину городе, не налажены, как говорят, не имеют достаточной силы. Не замедлив, рутинным хламом, посыпались на их плечи обломки житейских и бытовых проблем.
«Съезжай! – предложил владелец квартиры. – Один – это одно, а с семьей – совершенно другое дело!». В тень, на второй план в обойме насущных проблем, отступала заветная цель. Не до лирики, не до учебы: нет средств, нет жилья, нет достойной работы…
– Мы готовы, – спросил он, – если надо, оставить твой город и начать все сначала, с нуля?
***
Братск был хорошим выбором. Потемкина встретила тетка: добрый, участливый человек, сестра отца. «Все шансы в руки, племянник, – сказала она, – квартира двухкомнатная, Братск – молодежный город. Город мечтателей. Окруженный лесистыми сопками, он пронизан запахом хвои и перспектив.
Так быстро нашел здесь Потемкин друзей! Но площадь квартиры не дозволяла. Метался Потемкин, решая проблему, а в Харькове: на остатках надежды и денег, ждали Валерия и Валентина. «Боже мой!» – волновался. И снова шел. Потемкин хотел дать в ЖЭКе денег, да остался не понятым. Не приняты взятки в Сибири. Что делать – не все благородное, во благо иному. Зависит от цели…
Не лентяй – но уже целый месяц слонялся Потемкин без дела! «Бульвардье»* (праздношатающийся – франц.) – называл себя и тосковал, и не зная, что говорить Валерии, казался себе самому недостойно жалким, упавшим духом.
Но вчера он был совершенно иным, воспрянувшим духом и полным надежд человеком, потому, что позавчера записался на прием к начальнику райотдела. Он бы сумел объяснить, и был бы начальником понят. «Разрешаю прописку» – легла бы виза, и мир бы вернул краски жизни, ушедшие в тень! Полон сил и надежд, был вчера Потемки. Разве что капитан теперь не сомневается в первом, а так – полный разгром в поле боя, которое называлось Судьбой! Потемкин и в себя, и в других – во все лучшее в мире!