Что такое ППС?

– Мне, – уточнил Потемкин, – ты будешь писать то же, что писал там? Да я тебя выгоню. Вон, – указал на дверь Потемкин.

– Нет, Вам – всю правду!

– Договорились. Сочинения в школе писал? Здесь то же самое, самостоятельно, в произвольной форме. А уточним и дополним вместе.

Потемкин, как терпеливый учитель, не торопил, курил и рассматривал клубы дыма. Синебрюх табака не хотел, но и писать получалось не очень. «Не прилежный школьник…» – таможенник верно сказал.

– Неправильно! – подойдя, прочитал Потемкин.

– Ну, скажите, как надо?

– Ладно, я тебе вслух набросаю. Послушай, и если правильно, так и пиши, в таком духе. Ошибусь – исправишь. «4 ноября такого-то года… мы: с тем-то; автобус… госномер такой-то, выполняли, по просьбе вьетнамских предпринимателей, рейс в Москву. На трассе – указывай место и время, автобус был остановлен инспектором ДПС ГАИ; о котором знаю… или не знаю – ты правду пиши. В автобусе, кроме меня и водителя, находились – указывай, кто находился.

– Я не помню, четвертого ноября, или нет…

– Примерно, как помнишь, пиши. Диктовать я не должен.

– Да лучше бы …

– Не отвлекайся.

Синебрюх стал писать.

– А про инспектора, – снова «завис» Синебрюх, – что я знаю?

– Это я тебе должен сказать?

– Телевизор я ему покупал в Москве… Славик он. А потом, вот как Вы сказали, 4 ноября, они, с его напарником нас остановили. Как всегда, почитали бумаги. А потом он их спрятал, и говорит: покажите валюту. Они нас никогда не трогали, потому что мы ничего не вывозим. Работаем только на ввоз, поэтому и не трогали. А теперь мир вдруг перевернулся: ГАИшники требуют предъявить валюту! Мы с «Красным», в отказ. Они стали сами искать. И нашли. Тысяч под пятьдесят там было. Мы сами не знали, что возим столько. Работой довольны – зачем нам чужое считать? Ну, – говорят: это Славик, – что будем делать? А что было делать? Чужие, не наши деньги. Славик тогда говорит: «Вот что сделаем. Вот депутат с нами – он проверяет нас». Тот был рядом, в другой машине. Славик торопит: «Ну, что? Будешь с ним говорить? Или мы сразу оформим тебе контрабанду валюты, а после доложим?» Что делать? Мы согласились. Славик берет наши деньги и документы и несет к депутату в машину. Тот посмотрел, приглашает нас.

– Это не Славик, а депутат опрокинул мир? – уточнил Потемкин.

– Да, конечно он! Славик бы не догадался. Мы ему говорили, что деньги в Москву идут через банк, и он верил. А этот приехал проверить, и вот… Он сразу все понял. Спросил: «Попались?» Мы же чувствуем: в его руках наша судьба. Славик же не виноват, что верил нам… Мы с «Красным» ему всю правду…

– Славику? – уточнил Потемкин.

– Нет, депутату. Мол деньги не наши, и так мол, и так… А он документы наши листает. Спрашивает, а не обижают ли, мол, ГАИшники? Нет, – говорим, – нас не обижают. Жалеет он, вроде, нас… Посмеялся: «А мне, – говорит, труднее всех – и ГАИшников не обидеть, невиноватых, и вас, и вьетнамцев – они же кормильцы ваши? Не надо их обижать?» Да, мы что? Мы с «Красным», конечно, за! Он отдает документы, пересчитал деньги. Разделил на две части, и часть нам отдает: «Вот это, – сказал, – берите, и – вперед, на таможню! Вас остановят, досмотрят…»

***

– Все в порядке, – принес капитан Медведенко новость ротному, – Ромашкин в сознании. Розыск его опросил. Герой! Апельсинов и фруктов – палату, аж под завязку набили!

– Ну, добре, – вздохнул подполковник Птицын, и стал читать бумаги о фирме Лахновского.

– А где Потемкин? Вышел на службу?

– Да, вышел, вышел…

– А где он, почему я не видел?

– Я видел. Он заперся.

– То есть?

– В кабинете заперся, с этим, водителем нашим.

– Зачем?

– Водитель просил. Может быть, есть что-то важное, пусть говорят. Потёмкин доложит. Нам сейчас малейшая информация ценна.

– Ну, что ж службу не отменили… – вздохнул Медведенко, и открыл книгу нарядов.

– Черт! – прошипел возмущенно ротный.

– Что? – вскинул голову зам. Медведенко.

– Ты послушай, а что он пишет, а? Послушай! Ну, блин, ё-мое, Потемкин!

Хлопком кулака в ладошку, ротный выплеснул накипевшее, и зачитал:

– «Благоприятные финансовые и материально-технические условия, предложенные заказчиком, со временем приведут к многочисленным нарушениям дисциплины среди сотрудников, столкнет их с риском несанкционированного применения оружия и спецсредств. Деятельность отдельных структур АЛИСа, в силу своей специфики, под видом возврата долгов, может вовлечь сотрудников «Тантала» к участию в вымогательстве, другим незаконным действиям»

– Боже! – тряхнул головой Медведенко, – Кошмар! Начфин все бумаги уже написал, подписал, подсчитал… В общем, все! Звони, Юрий Юрич, давай-ка, звони этой шельме!

– Потемкин! – загремел, дождавшись ответа из трубки прямой связи, ротный, – Место тебе человек заказал, у Христа за пазухой! Ты не находишь? Находишь! Так что же ты мне написал? С головой ничего не случилось? Рассол принесу. Не надо? А как же тебя понимать? Он же звонить мне сегодня будет! Да он, к концу дня приехать должен! А что я скажу? Ты думал? Ты отвечаешь за то, что писал?

– А ты слушай… – включил Юрий Юрич динамик для Медведенко.

– Отвечаю. Лахновский, если и позвонит Вам сегодня, то вряд ли приедет.

– Ты что, в пятый угол загнал его, а? Ты что с человеком сделал?

– Будьте спокойны, я ничего с ним не сделал! Но он не приедет. Уверен, – помедлил, секунду, Потемкин, – на девяносто восемь процентов.

– Он себя плохо чувствует?

– Как может чувствовать себя депутат, у которого помощник в реанимации?

– Как так? – ничего не понимает Птицын.

– Совершил преступление, а теперь при смерти…

– Что происходит, что ты несешь, Потемкин? А ну-ка, давай выходи и дай разъяснения, по существу.

– По существу я изложил в рапорте: уважаемый Альфред Петрович старается сделать из нас карманную милицию для себя.

Ротный выключил связь.

– Юрий Юрич! – качал головой Медведенко, – А я говорил, в первый день говорил: хлебнем мы чудес! Опера – там нормальных нет…

– Давай о другом! Два процента не так уже много, а он, скорей всего думал, когда писал.

– Так вот, – продолжал Синебрюх, – депутат научил нас: «Обшмонают вас на таможне, а вы говорите: знать ничего не знаем, мы люди простые, но если нарушили – оформляйте. А после – сюда и подойдете к Славику. Ясно?» Вот так – с потрохами, сидели мы с «Красным» в чужих руках!

Все так и было. Нас досмотрели, нашли валюту. Так и так – задержали. Оформили, как полагается. Мы возвращались, встретились снова и Славик на нас, на троих, отдал по доляшке из тех же, вьетнамских денег. А все остальное, сколько – не знаю – ГАИшники взяли себе. Вьетнамцам мы показали бумагу с таможни, сказали: попались.

– А депутат?

– Когда мы вернулись с таможни – не было.

– Так и пиши.

– А на прошлой неделе, – поднял Синебрюх и куснул авторучку, – мы так же решили сделать. Лок согласился, что лучше в Москву. Мы убедили, – сказали, что образовались концы на границе. Он поверил, у них теперь денег мало, а очень надо… Славик нас, как положено, остановил. Мы отдали деньги и позвонили Локу. А что мог вьетнамец? Туда сунуться – нет, однозначно! Все, – решил бы – хана! Смирился бы, и не сунулся. Пережил бы… Не первый раз. А он Вам позвонил. Этого мы не знали. А потом позвонил: выезжаем с Потемкиным. Ужас! Мы к Славику: Славик, что делать? Нас уже обыскали, в таможне. Славик туда. «Козлы!» – орал на меня и «Красного». Да кто знал! В общем, все пришлось сделать в обратку.

– Хорошо, – согласился Потемкин, – Верно. Но это – пока не пиши…

– Почему?

– Нарушаешь порядок. А возле аэропорта?

– А там? А что там…

Обрыв в середине подвздошья ощутил Синебрюх. Не хотела, не поднималась рука, писать об этом. Страх пригнавший к этой беседе, уже отступил: Потемкин его успокоил. «А не много ли будет?» Из-под бровей, Синебрюх посмотрел на Потемкина: чем ему крыть? Да ведь, кажется, нечем… В живых – только «Красный», но что он, дурак? Торговаться! – решил Синебрюх. Пусть же Потемкин, хоть раз, утрется.