Двое

- Красиво, правда?- спросила она.

Огонь становился все ярче, добавлялось в нем красноты и иногда вылетали и, прочертив огненную дугу, падали в сухую траву красные искры. Огненный человечек превратился в великана, в могучее многорукое существо, машущее в ярости плоскими руками.

- Знаете,- сказала женщина.- Я всегда прихожу сюда одна, а теперь вот с вами... а мне все равно кажется, будто бы я одна. То есть нет, не одна, а как бы одна. Понимаете?

- Понимаю,- ответил Виктор.- Я как бы здесь, и меня как бы нет. Я понимаю.

Женщина улыбнулась.

- С вами легко. Вы не мешаете. Я именно это хотела сказать.

- Да. Со мной легко,- согласился он. Спорить не хотелось. Было чувство, будто он оказался вдруг на другой планете. И нет никого. Только огонь, и они вдвоем посреди темного глухого пространства, уходящего в никуда. Хотелось думать, что всегда будет ночь, и этот костер, и вечно он будет смотреть на огонь и слушать приятный, успокаивающий голос женщины. Нет города, нет поездов, нет ничего! И если встать и пойти сейчас по степи, то будешь вечно идти, и не придешь никуда, и ничего и никого не найдешь...

- Когда я смотрю на огонь,- сказала женщина,- то мне кажется, что никого больше на свете нет! Понимаете? И самое страшное, мне хочется, чтобы никого и не было! Ужасно, правда? Я нехорошая, раз так думаю?- жалобно и как-то подетски спросил она.

- Я тоже сейчас так подумал. Значит я тоже нехороший. Как и вы,- серьезно произнес Виктор.

Глаза женщины прищурились, она некоторое время недоверчиво смотрела на него.

- Вы действительно так подумали?

- Да. А почему я не мог так подумать?

- Не знаю. Мне казалось, что это плохо - желать, чтобы никого больше не было.

- Вообще-то, наверное вы правы,- согласился Виктор.- А почему поленья не сгорают?- спросил он, оглянувшись на костер.- Они же должны сгорать.

- Ну я же говорила, что это химические дрова. Они долго горят. Мне одного комплекта почти на год хватает.

- Да что вы!- поразился Виктор.- На целый год! Нет, вы серьезно?..

- Я каждый год новые покупаю,- сказала она, глядя на огонь.- Больше всего мне нравятся с оранжевым пламенем.

Виктор присмотрелся. Темные поленья недвижно стояли в огненном окружении, оранжевые сполохи срывались с верхушек и улетали в небо, растворяясь в черной пустоте. Иногда из степи налетал ветер и сваливал пламя на сторону, обнажая поленья, но в следующую секунду огонь возвращался на место и заботливо укрывал их, оберегая от холода ночи.

- Смотрите. Тучи разошлись. Звезды! Видите?- Женщина, откинувшись и запрокинув голову, глядела вверх.

Виктор поднял голову, но перед глазами распласталось бесформенное огненное пятно.

- Вон. Видите?- женщина подняла руку.- Прямо над головой.

Виктор поднимал и опускал брови, вертел головой, наконец, поднес ладонь к глазам, загораживаясь от света, и медленно, словно на фотопленке стали проступать мелкие точки, похожие на булавочные уколы. Их становилось все больше. Виктор встал, сделал шаг от костра, еще один... Блестящие точки увеличивались, становились ярче, стали различимы цвета - розовый, белый, синий. Виктор стоял, широко расставив ноги, и напряженно всматривался в глубины пространств. Казалось, звезды стремительно несутся на него, скользят неслышно в пустоте, и эта пустота заполняет всё - и его, и эту молчащую степь, и всю Землю, и сам он несется навстречу звездам, чувствует их острые лучи на лице. И он боялся отвернуться, боялся хоть на миг зажмуриться, словно удерживал вселенную силой своего взгляда...

Женщина подошла неслышно, взяла его руку.

- Ничего. Не бойтесь.

Виктор закрыл глаза, опустил медленно голову.

- Я раньше тоже боялась, а теперь нет.- Женщина подняла лицо, глаза ее распахнулись навстречу космосу, и в них отразился мерцающий свет, словно бы они были покрыты тончайшей искрящейся пленкой, или сами они излучали сияние, мягкое, призрачное.- Теперь я совсем не боюсь,- произнесла она. Потом глубоко вздохнула и опустила голову.- Ну вот. Заморочила вам голову... Пойдемте к костру.- И, не дожидаясь ответа, повернулась и пошла на огонь, вспыхивающий в ночи.

- Ну, что же вы? Идемте!- приостановилась.

- Да-да, сейчас...- Словно очнувшись ото сна, он двинулся за женщиной.- Я иду...

Они вернулись в город на рассвете. Приехали с первым поездом. Шли от вокзала пешком, и Виктор смотрел с изумлением на спящие улицы, непривычно пустые ранним субботним утром, вдыхал холодный воздух и молчал. Дошли до ее дома. У подъезда остановились.

- Жалко, что всё кончилось. Было так хорошо,- сказала Мирослава.

- Да,- ответил Виктор.- Мне тоже.

Они стояли и не знали что еще сказать.

- До свидания?

- До свидания.

Женщина взялась за ручку двери, и, помедлив, потянула ее на себя. Зашла в подъезд. Виктор повернулся и пошел прочь. В теле была непривычная легкость. Перед глазами взлетали оранжевые искры, вились огненные сполохи, атакуемые бесформенными черными кляксами, то, вдруг, видел он пустынную улицу, прорезанную косыми солнечными лучами. Мрачно и неподвижно высились в тишине громады домов. Дома спали, и люди в них спали, и птицы спали, и деревья... все замерло в удивительной ясности хрустального утра. Солнечный свет казался ненужным здесь, слишком ярким. Виктор поспешил уйти от этого света, спрятался под землю, и там, в переходах метрополитена, под мерцающими галогеновыми лампами, под толстым слоем земли и гранита почувствовал себя, наконец, почти хорошо. Нет ослепляющего солнца, нет мертвых домов с пустыми окнами, нет безбрежной черной степи, нет звезд в зияющей пустоте... Ничего нет. Это все привиделось ему, приснилось. Сейчас он придет домой, позавтракает и ляжет на диван и закроет глаза. И ему будет хорошо и спокойно...

Он прилег отдохнуть и проспал целый день. Просыпался время от времени, недоуменно оглядывался и снова засыпал. Вечером проснулся окончательно, лежал и одурело смотрел по сторонам. Через силу поднялся, поел консервов и запил холодной водой. Включил телевизор и стал смотреть вечернюю развлекательную программу. Но смысл виденного не доходил до него. Словно одет был на голову прозрачный шар, из которого выкачали воздух, и он оглох, и потерял чувствительность. И так лежал перед телеэкраном, подложив руки под голову, и то закрывал, то открывал глаза, поминутно вздрагивая, просыпаясь и тут же засыпая. Было какое-то оглушенное состояние, ощущение нереальности всего: мерцающего экрана, молчаливых предметов, погруженных во тьму и выступающих из тьмы в синих вспышках резкими углами; сам себе он казался ненастоящим, словно смотрел на себя со стороны, и ничего не чувствовал и не понимал. Всё казалось, что сидит рядом женщина и смотрит задумчиво на него. Тогда он всматривался в темноту, но не находил ее, и испытывал тогда непонятную обиду. Снова закрывал глаза, а через минуту опять оглядывался. Ночью во сне часто вздрагивал и что-то бормотал.