Страница 10 из 14
Белу Куна невзлюбили и соратники по партии. Венгерские коммунисты считали его ответственным за крушение советской республики и винили в авторитарных методах руководства. В партии назревал раскол. Деятель Коминтерна, затем троцкист Виктор Серж писал: "Бела Кун являлся подлинно одиозной фигурой для оппозиции в своей собственной партии. Он был воплощением глупости, неустойчивости и авторитарной коррупции. Немало его противников голодало в Вене". Эти венские эмигранты группировались вокруг бывших членов венгерского советского правительства Енё Ландлера и Дьердя Лукача. Они резко критиковали политику Куна стремившегося ради скорейшей победы в Венгрии, форсированно направлять эмигрантские кадры на подпольную работу, где они скорее всего стали бы жертвами венгерской полиции. Скандал вызвала попытка Куна подкупить своих оппонентов, для этих целей его соратник Бела Ваго получил от Куна 2,5 килограмма золота. Разбирательство между венской и московской фракциями вышло на уровень руководства Коминтерна - в итоге 17 марта 1922 венгерская компартия была распущена, ее члены распределились между австрийской и российской партиями. Скомпрометированного со всех сторон "милого Белу", Ленин предпочел отправить в почетную ссылку на руководящую работу на Урал.
Уехал Кун не один - из Италии к нему приехала жена с двумя детьми. Советская Россия произвела на Ирену тягостное впечатление. "Впервые в жизни довелось мне увидеть такой город как Москва. Он показался мне странным. К тому же повсюду отчетливо виднелись следы войны и революции. Кроме нескольких автомашин, нам не попалось навстречу никаких средств сообщения. Почти все магазины, как и в Петрограде, были закрыты, стекла витрин повыбиты, а там где уцелели, покрылись толстым слоем пыли. Дома обветшали, штукатурка осыпалась, краска стерлась. На улицах грязь, мусор, и повсюду уйма беспризорных детей, которых повыгнала из дому война, разруха, голод. Это была невеселая картина. Я расстроилась. Не такой мне представлялась столица революции".
В ссылке Кун руководил агитпропом Уральского бюро ЦК партии. В Екатеринбурге было неспокойно, жена Куна постоянно пишет в мемуарах об угрозах со стороны "бандитов", от которых их оберегала ЧК. Кун занимается развитием газеты "Уральский рабочий", пишет много статей. И не теряет надежды вернуться в руководство мировой революцией. На IV Конгрессе Коминтерна ему поручают сделать доклад о пятилетии Октябрьской революции и он видит в этом хороший знак.
Из ссылки Кун вернулся в сентябре 1923, во время обострения болезни Ленина. В верхах уже начиналась борьба за место преемника вождя. Бюрократический триумвират в лице Зиновьева, Каменева и Сталина стремился обезвредить Троцкого, как наиболее популярного лидера. Большое опасение у них вызывала популярность Троцкого в среде зараженной революционной романтикой комсомольской молодежи. И Куну поручают ответственную миссию - став уполномоченным ЦК в аппарате комсомола искоренить "троцкизм". Заслужив доверие Зиновьева Кун был затем возвращен на работу в Коминтерн, на V Конгрессе Коминтерна его избирают в состав Оргбюро Исполкома. Он находит общий язык со своими бывшими оппонентами - Ландером и Лукачем, и в 1925 в Вене проходит восстановительный съезд Компартии Венгрии. Параллельно для облегчения работы в Венгрии, где Компартия по-прежнему вне закона, создается легальная Социалистическая рабочая партия, служащая прикрытием для коммунистической пропаганды.
Бела Кун, с благословения Зиновьева, участвует в разгроме оппозиционных групп в других компартиях. Одни за другими следуют разоблачения "уклонов" в европейских комартиях - из ФКП исключен Борис Суварин, из КПГ - Брандлер. Троцкист Виктор Серж возмущенно описывает новые методы в работе с зарубежными коммунистами: "Партии меняли лицо, и даже язык: в наших публикациях утвердился условный жаргон, который мы называли "волапюк агитпропа". Вопрос стоял лишь о "стопроцентном одобрении верной линии Исполкома", "большевистском монолитном единстве", "ускорении большевизации братских партий". Это были последние изобретения Зиновьева и Белы Куна. А почему бы не трехсотпроцентное одобрение? Центральные комитеты всех партий, телеграфирующие по первому сигналу, до этого еще не додумались. Система кажется сложившейся. Один мой приятель шутит: "На сороковом съезде в Москве 90-летний Зиновьев, поддерживаемый медсестрами, будет звонить в председательский колокольчик".
Но Серж преувеличивал долголетие Зиновьева, эпоха его руководства в Коминтерне подходила к закату. Весной 1925 Зиновьев бросил вызов Сталину и его доктрине "построения социализма в одной стране", которая противоречила форсированию мировой революции. В апологетической сталинистской литературе эта полемика подается едва ли ни как сворачивание "мировой революции" Сталиным. На самом деле речь Сталин и не думал прекращать агрессивную политику Советской России, просто хотел свалить Зиновьева.
В ноябре 1926 Зиновьев был снят с поста председателя Исполкома Коминтерна. А верный "зиновьевец" Кун, апологет экспорта революции, тут же совершил ловкий аппаратный ход, то есть предал своего патрона и осудил его платформу. Впрочем, порывая со старой ленинской гвардией и становясь на сторону нового вождя Сталина, Кун не сжигал мосты - он выступал против исключения Троцкого из партии, после изгнания из коммунистических рядов Каменева, Кун нанес ему утешительный визит и они вместе праздновали Новый год. Все это ему со временем припомнят.
Петляя вслед за генеральной линией Коминтерн, оставаясь на плаву, Кун, тем не менее, остается верен "теории наступления" в отношении родной Венгрии - поскольку в стране установлена "фашистская" диктатура Хорти, переходные периоды в виде демократической республики и "народного фронта" всех левых сил тут не нужны. Венгерское правительство было начеку - в 1926-27 полиция разгромила подпольные ячейки коммунистов и их легальное прикрытие в виде Социалистической рабочей партии, в тюрьме оказался его старый соратник Матияш Ракоши. А в 1928 в Вене арестовали и самого Куна, его обвиняли в создании заговорщического центра на территории Австрии, ему грозила выдача Венгрии. Коминтерн поднял на его защиту всю левую европейскую общественность, в итоге после трех месяцев тюрьмы за пребывание в Австрии по нелегальному паспорту, его выслали в СССР. На новой родине его вновь встречали как героя.
Это было последнее экстремальное приключение в жизни Куна, из подпольщика и эмигранта, он окончательно превращается в советского вельможу. За пределы СССР он больше не выезжал. Он входит в высшее руководство Коминтерна, в 1927 на Конгрессе друзей СССР получает орден Красного знамени. К концу 20-х годов в Москве собирается вся его семья - сюда перебираются его отец (умер в Москве в 1928), брат и сестра. Большая квартира Кунов постоянно полна гостей, что часто доводит до бешенства самого хозяина, но раз уже заведенный коммунарский быт с трудом преодолевается и в новой жизни.
Забронзовение Куна и его переход в стан номенклатуры, несмотря на "буржуазное происхождение", не привело в восторг его жену, она явно тяготилась привилегированным положением в разоренной стране. Ее внук, венгерский историк Миклош Кун вспоминал о ее рассказах про поездку в Карлсбад, на воды, в компании жен коминтерновского начальства: "Она никогда в годы австро-венгерской монархии не видела, чтобы люди графского или княжеского происхождения вели себя с такой спесью, как эти самые жены начальства"
В 1928 в жизни семьи Куна происходит еще одно странное событие - в отсутствие отца, сидевшего в венской тюрьме, его 13-летняя дочь Агнесс влюбляется в 29-летнего поэта Антала Гидаса, такого же политэмигранта, родственника соратника Куна Белы Санто. И у них завязывается роман! В воспоминаниях Ирены Кун это шокирующее событие описывается крайне мягко и сдержанно, можно представить, как реагировала она на это в реальности. Так или иначе, но через три года Антал и Агнеш поженились (у Гидаша это был второй брак, его бывшая жена Юдит также жила в Москве) и прожили всю жизнь вместе.