Воля богов!

-- Сидите тут! - заорала она на собравшихся богов. - А рядом с моей священной рощей в Авлиде собрался целый военный лагерь. Тысячи мерзких, вонючих, волосатых человеческих самцов шляются по моим заповедным угодьям, убивают моих животных, отнимают сыновей у матерей, пристают к моим нимфам и говорят такие слова, что мне и повторять тошно. И кто только додумался размещать это гнусное стадо на моих землях? Кто тут затеял эту отвратительную войну? Это ты, Арес? Признавайся, твоя работа?!

-- Ты что, сестрица, побойся бога! - пробормотал Арес, отступая, прикрыв локтем правой руки лицо, а ладонью левой - детородный орган.

Этими словами он только ещё больше обозлил богиню.

-- Что?! - взвизгнула она. - Это какого ещё бога я тут должна бояться? Уж не тебя ли?! Думаешь, жестянками обвешался, так на тебя уже и управы нет? Я птице в небе в глаз попадаю - и тебе попаду, не промажу. Отстрелю сейчас самую твою гордость...

-- Ну, ты, полегче! - встрепенулась Афродита.

-- Что, испугалась? Или это ты вместе с ним войну затеяла? Учтите, я выясню, кто это устроил, и тогда никому мало не покажется. Война им, видите ли! Не будет никакой войны! Я вам это говорю!

-- А теперь послушай, что я тебе скажу, - неожиданно вмешалась Гера. - Зевсу, я вижу, воспитание не позволяет тебя осадить, а мне-то хватит духу отстегать тебя при всех по тощей заднице, как ты заслуживаешь. Войны, она говорит, не будет! Будто она единственный бог на Олимпе! Раз война начинается, значит она нужна. Это уж не тебе решать.

Раскат грома прервал речь Геры и не дал Артемиде ничего возразить.

-- А ну, замолчали обе! - вмешался Зевс. - Кому эта война нужна и зачем - сейчас выяснять не будем. Но если Артемида решила её предотвратить, то почему бы ей не попробовать? Даже интересно, как она собирается это делать. По своему опыту знаю, что если смертные решили передраться, то никакой бог им в этом помешать не сможет. Но, если тебе, Артемида, моего опыта не достаточно, то попробуй. Даю тебе одну попытку. Мне сейчас главное - чтоб боги не передрались. Вот этого я точно не допущу. Потому мешать Артемиде запрещаю. Собрание закончено. Все свободны.

Арес с досады тихо ругнулся. Артемида удалилась с высоко поднятой головой. Трудно сказать, что больше её разозлило: поведение бойцов в авлидском лагере, жалобы Фетиды, смерть любимой лани, хвастовство Агамемнона, или всё вместе, но Артемида твёрдо решила сорвать войну, разогнать лагерь и унизить Агамемнона, а заодно и противного выскочку Ареса, который ей никогда не нравился.

Утром греческий флот никуда не отправился. На этот раз ветер вообще перестал дуть. А добраться до Трои на вёслах было нереально.

Агамемнон даже не стал спрашивать жрецов, какой бог ему на этот раз мешает, а собрал всех участников вчерашней охоты и, прихватив с собой богатые дары, отправился с ними в храм Артемиды.

Охотники встали на колени перед статуей богини, и Агамемнон обратился к ней с такой речью:

-- Высокопочтеннейшая Артемида Зевсовна, произошло чудовищное недоразумение. Мы случайно забрели в вашу священную рощу. Мы не знали - там было не обозначено. Мы признаём свою ошибку. Ведь признаём же? - все спутники Агамемнона с готовностью закивали. - Примите наши извинения и эти дары и позвольте дуть попутному ветру. Я не для себя прошу - мы в Трою со святой целью идём, хотим сложить головы, защищая честь нашей родины.

Последние слова он сказал с таким трогательным вздохом, какой не мог не вызвать тошноты или умиления. Но только не у мраморной богини. Она не изменилась в лице и очень холодно ответила:

-- Не будет тебе ни войны, ни чести, гнусный браконьер! Ты хоть сам понимаешь, что натворил? Я эту лань сама вырастила, она у меня с рук ела. Потому ты и подстрелил её так легко, что она не убегала - она людей не боялась, доверяла им. А ты расхвастался, будто льва голыми руками задушил. Какая тебе война - ты только с беззащитными детьми воевать можешь и по чужим рощам шакалить. Убирайся вон и подачки свои забирай - я не нищая и собой не торгую. Проваливай из Авлиды со всей своей шпаной и не мечтай ни о какой Трое. Не будет тебе туда попутного ветра. Никогда.

Агамемнон перешёл на хриплый шёпот:

-- Я об этой лани тоже очень сожалею. Но тут был не умысел, а несчастный случай. Я понимаю, конечно, что эти дары недостаточны, но, может всё-таки договоримся, а? Как насчёт гекатомбы? Хорошей гекатомбы, настоящей, от какой и батюшка ваш, Зевс Кронович не отказался бы? Воскурим, помолимся, тризну по безвременно погибшей зверушке справим? А?

Богиня возмущённо фыркнула.

-- Ты ещё торговаться со мной будешь! Ты понимаешь, что эта лань как дочь мне была?

-- Я вас понимаю, Артемида Зевсовна! - с пафосом воскликнул Агамемнон, всплеснув руками. - Я ведь сам отец.

-- Ничего ты не понимаешь! Свою дочь убей - тогда и разговор будет.

-- Простите, Артемида Зевсовна, я, видимо, не вполне уловил смысл ваших последних слов.

-- С ушами плохо? Я, кажется, древнегреческим языком сказала: жизнь твоей дочери в обмен на жизнь моей лани.

Агамемнон беспомощно обернулся на своих товарищей, ища среди них поддержки, но они тоже ничего не могли поделать и только мысленно радовались, что требование богини распространяется на дочь одного лишь Агамемнона.

-- Вы просите невозможного! - взмолился он. - Мне для вас ничего не жалко, но то, о чём вы говорите, очень трудно осуществить. Да и что вам толку от смерти моей дочери? Вот гекатомба - другое дело. Давайте рассмотрим альтернативные варианты.

-- Альтернатива одна, - каменным голосом ответила богиня, - ты убираешься отсюда и никогда не будешь пытаться идти войной на Трою.

Разговор был окончен, жертвы не приняты.

Когда Агамемнон вышел из храма, на нём лица не было от потрясения.

-- Как я объясню это жене?! - пробормотал он, обращаясь к Одиссею.

-- Жена-то как раз поймёт - войску объяснить будет труднее, - ответил тот.

-- Нет, ты её не знаешь. Она так любит детей, что даже ради чести нашей семьи и всей Греции не позволит их убивать.

Одиссей опешил.

-- Ты что, действительно собрался принести свою дочь в жертву Артемиде?

-- Ну, ты же сам слышал, что она сказала. Иначе никак - это ж понятно.

Конечно, Одиссей это понимал, насколько человек, который пошёл на войну чтобы сохранить жизнь своему ребёнку, может понять человека, который готов пожертвовать жизнью своего ребёнка чтобы пойти на войну. Ифигения

Агамемнон оказался в сложном положении, ведь его дочери остались в Микенах под присмотром матери, а она ни за что не согласилась бы прислать дочь для того, чтобы её принесли в жертву Артемиде.

Выход из положения подсказал Одиссей. Ифигении - старшей дочери Агамемнона уже исполнилось шестнадцать, и Одиссей предложил вызвать её в Авлиду якобы для того, чтобы выдать замуж. Такой повод никак не мог вызвать подозрений, ведь в Авлиде собралось множество завидных женихов. Агамемнон написал жене письмо, в котором сватал Ифигении Ахилла. На такое она должна была клюнуть, поскольку холостой полубог действительно был идеальным женихом, от которого не смогла бы отказаться ни одна царевна.

Чтобы слух о готовящемся обмане не добрался до Микен раньше гонца, Агамемнон и Одиссей решили держать план в тайне даже от Ахилла. Всех только предупредили, что готовится большое жертвоприношение, которое позволит флоту наконец отплыть в Трою.

Одиссей взялся отвезти письмо и своим общеизвестным красноречием развеять у жены Агамемнона все сомнения, если они у неё вдруг возникнут. Но никаких сомнений не возникло. Слухи об Ахилле уже дошли до Микен, и Клитемнестра - жена Агамемнона несказанно обрадовалась такой партии для дочки и сразу же стала собирать её в дорогу.

Когда Клитемнестра с Ифигенией, полные радужных надежд, появились в Авлиде, Агамемнон устроил им самый пышный приём, какой только возможно. Войско радовалось их приезду совершенно искренне, ведь все уже знали, что их вынужденное бездействие закончится, как только дочку командира принесут в жертву. Клитемнестра причины общей радости не знала и радовалась вместе со всеми.