Воля богов!

-- Ну, только если совсем ненадолго. Вы там быстренько разберитесь и возвращайтесь поскорее, пока никто не заметил.

-- Да уж это понятное дело! - воскликнул Сизиф. - Никто ничего не заметит: одна нога здесь, а другая там.

Последняя фраза, явственно напомнившая поговорку о человеке, стоящем одной ногой в могиле, окончательно убедила наивную богиню. Она отпустила Сизифа на землю, и он убежал действительно так быстро, что не оставил у Персефоны никаких сомнений в своей оперативности. Но возвращаться обратно он, естественно, не собирался. Эту аферу он с женой задумал заранее, и был рад, что в очередной раз так ловко надул богов.

Зевс выключил ясновизор и сказал: "Дурак он всё-таки, этот Сизиф. Пустым, бесполезным делом занимается: богов гневит, от смерти бегает. Всё равно ведь последнее слово будет за богами - на что рассчитывает?"

Аид же до боли стиснул кулаки и, брызгая слюной, прошипел: "Уж я позабочусь, чтоб ему на том свете сладко не было: такое наказание придумаю, что люди вечно будут помнить про сизифов труд!"

Часть 2. Похищение Елены Во всяком случае, мудрым является тот, кто не заботится о похищенных женщинах. Ясно ведь, что женщин не похитили бы, если бы те сами того не хотели. Геродот Собрание богов

Под присмотром Асклепия Аид стал поправляться и через некоторое время сам занялся делами подземного царства. То, что он увидел, его совсем не обрадовало.

На следующем собрании богов он взял слово и сказал такую пламенную речь, что многие присутствующие не смогли разобрать ни слова. Страдания в подвале Сизифа и последовавшая болезнь отбили у него олимпийское спокойствие и присущую богам надменную сдержанность. Он топал, размахивал руками, срывался с крика на визг, вводя коллег в смущение и недоумение.

"Ну что ты, братец! - попытался успокоить его Зевс, когда Аид замолчал, то ли закончив, то ли собираясь с новыми силами. - Тебе тяжело пришлось, мы сочувствуем и всё понимаем. Хочешь, мы у тебя в подземном царстве гастроли Орфея устроим?"

В ответ на эти слова Аид опять заорал что-то неразборчивое.

-- Спокойнее, брат! - дружелюбно сказал Зевс, дождавшись конца речи. Кажется, громовержец был единственным, кто разобрал какие-то слова разнервничавшегося бога. - Мы же решили эту проблему. Всё в порядке: люди теперь снова умирают. Умирают ведь, а, Гермес?

-- Как мухи мрут, Кроныч! - бодро отрапортовал посланник богов и с готовностью протянул толстый свиток со списком недавно умерших.

-- Ну вот, - сказал Зевс, передавая его Аиду, - а ты беспокоишься. Вот они, покойники, разве мало?

-- И где они все?! - взвизгнул Аид.

-- Война нужна! - закричал Арес, вскакивая со своего места. - Будет война - будут и покойники!

-- А ну сядь! - рявкнул Зевс. - Когда я давал тебе слово? Гермес, объясни нам, куда деваются покойники, почему они не доходят до Аида.

Гермес неохотно поднялся со своего места и проворчал:

-- А что сразу я? Что мне покойники? Рожаю я их что ли? Успехи медицины не по моей части.

-- При чём тут медицина? - отмахнулся Зевс. - Мёртвых воскрешать медицина ещё не научилась, это даже боги не всегда могут.

Гермес замялся, посмотрел на Аполлона, но, не получив от него никакой поддержки, сказал, ковыряя пальцем стол:

-- Ну, вы же знаете Асклепия. Он парень умный, и дело своё знает и любит. Иногда только увлекается и теряет чувство меры. Кто ж его за это осудит?

-- То есть Асклепий воскрешает мёртвых?

Молчание Гермеса было достаточно красноречивым ответом. Зевс, нахмурившись, включил ясновизор и быстро просмотрел, чем занимался самый известный в Греции врач Асклепий последнее время. Сомнений не было: доктор вопреки всем обычаям и предписаниям вмешивался в то, чем разрешается заниматься только богам: в вопросы жизни и смерти. Он воскрешал мёртвых, и те, кто уже был предназначен Аиду, с его помощью успешно уклонялись от последнего путешествия в подземное царство.

-- Ишь ты, Прометей выискался! - возмутился Зевс, расчехляя перун. - Гуманист проклятый!

Аид вскочил и снова начал было возмущённо причитать, но раскат грома остановил его. Молния пронеслась от перуна Зевса вниз, на землю. Громовержец сверился с ясновизором, удовлетворённо вздохнул: "Ну вот и нет Асклепия!" Удовлетворённый Аид сел, но теперь вскочил Аполлон.

-- В чём дело? - сурово спросил Зевс.

-- Асклепий мой сын!

-- Да что ты говоришь! - с издевательским притворством воскликнул громовержец. - Воспитывать детей надо! Объяснять, что можно, а что нельзя. А то ведь совсем распустились! Если люди умирать перестанут, то чем же они от богов будут отличаться? Всё, собрание закончено. Налей! - Зевс отвёл в сторону руку с пустым кубком. - Да не ты! - капризно крикнул он, отдёргивая кубок, когда его дочка Геба подошла к нему с кувшином нектара. - Пусть Ганимед нальёт!

Мальчика Ганимеда Зевс недавно притащил на Олимп и всё никак не мог ему нарадоваться. Отхлебнув, громовержец встал и, опираясь на плечо Ганимеда, пошёл к себе во дворец. До слуха богов донеслись его слова: "Ганимед, а ты уже когда-нибудь видел голого мужчину?" Гера с ненавистью посмотрела им вслед.

Собрание закончилось, и боги разошлись. Один лишь Аполлон остался на месте и тупо смотрел перед собой.

Удивительное дело: самый некрасивый из всех богов - Гефест, от которого даже родная мать отвернулась, был женат на красавице Афродите, а самый красивый бог - Аполлон не только не был женат, но и из всех богов, пожалуй, был самым неудачливым в любви. Отпугивало ли девушек его высокомерие, или каждая из них считала, что у Аполлона уж таких как она сотни, а у него в результате обычно никого и не было. Лишь изредка ему, казалось, улыбалось счастье, но оно было скоротечно как молния, лишь на одно мгновение освещающая черноту затянутого тучами ночного неба.

Плодом такой скоротечной любви был Асклепий - единственное воспоминание о красавице Корониде. Она любила Аполлона совсем не долго. Даже по человеческим меркам не долго. И когда она его бросила, он её убил. А теперь не стало и Асклепия.

На бессильно повисшую руку Аполлона легла нежная женская ладонь. С трудом подняв глаза, он увидел стоящую перед ним Геру. Если бы не печальные мысли, полностью его занимавшие, он бы удивился: Гера неприязненно относилась к внебрачным детям Зевса, и обычно с Аполлоном не разговаривала, только очень сильные переживания могли бы её заставить преодолеть эту неприязнь.

-- Это ужасно, Аполлон, - сказала она. - Лишиться сына из-за каприза свихнувшегося извращенца, который ради смеха размахивает перуном направо и налево, будто это какая-то игрушка.

-- Я убью циклопов, которые сковали этот проклятый перун, - с трудом шевеля губами, произнёс Аполлон.

Гера пожала плечами.

-- Я понимаю твой гнев, но разве циклопы виноваты? И перун не виноват, а виноват тот, кто им пользуется. Его и надо наказывать.

Аполлон с недоумением посмотрел на Геру, а та, ответив многозначительным взглядом, продолжала:

-- Было время, когда он был великим богом. Время перемен, войн, катастроф, битв с титанами и гигантами. Но это великое время давно ушло. Бывший победитель заплыл жиром, обленился и выжил из ума. Он уже не хочет ни войн, ни перемен, он хочет только пьянствовать, издеваться над своими ближними и развратничать с кем попало. Богинь ему мало, смертных женщин тоже мало, он уже и скрываться перестал - прямо на священный Олимп притащил этого троянского пацана Ганимеда. Троянского! - при этом слове лицо Геры перекосилось от ярости, при нём ей сразу вспомнился ненавистный Парис. - Ненавижу троянцев! - вырвалось у неё.

-- И что? - с безразличным недоумением спросил Аполлон.

-- Что? Ты спрашиваешь, что? Ты, его лучший сын? Твой дед Кронос не спрашивал, что ему делать с его отцом Ураном, а Зевс не спрашивал, что ему делать с его отцом.

-- Серпом по яйцам и в Тартар, - всё таким же безразличным тоном ответил Аполлон. - Ты предлагаешь устроить заговор?