Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 68

Да, трудно, тем не менее, точка зрения найдена, и поэтому продолжаем.

Напялив на себя серое пальтецо с коричневым цигейковым воротником (разумеется, искусственным), персонаж выходит из пахнущего котами и сквозняком подъезда в темный от ранних сумерек переулок, сворачивает через несколько шагов в знакомую подворотню, словно скрываясь от погони и заметая следы, а затем и вторую подворотню, на сей раз не сворачивает к школе, где только шесть окон светятся в актовом зале на четвертом этаже, а шествует дальше, пересекает заснеженный переулок и по тропинке через заледеневший холм на месте разрушенного во время недавней войны строения направляется к угловому подъезду большого кирпичного дома, расположенного буквой "г". В темном углу изгиба и есть подъезд, освещенный тусклой лампочкой, которой нс подъезд следует освещать, а подступы к аду.

Здесь в рок-прозу вступает флейта, чуть сипловатая, но одновременно с безукоризненно чистой сердцевиной звука, и рассказывает о девочке Марише. Мариша, наверное, недотепа: и глаза по-разному смотрят, и ноги худые да длинные, палки палками, и шея вытянутая и прямая, и головка на этой шее поворачивается туда и сюда, в то время как глаза смотрят неподвижно, словно бы нс живые, а нарисованные, и нарисованы они очень красиво, сказочно, и синей краской, и черной, и да- же розовой, только вот нс двигаются они -- чтобы взглянуть, Мариша всю голову поворачивает.

Да, она кукла из сказки, но из очень-очень красивой сказ-ки, вкусной и теплой, с красивыми вещицами, чашкам и тарел-ками, и абажурами, и мягкими диванами, а вообще, не приди сей персонаж из нищей комнаты в нищей же коммунальной квартире, где шкаф из потрескавшейся фанеры кажется бесценным и прекрасным, то мысль закончилась бы так: да, все эти рукодельные кружевные салфеточки, ты понимаешь, плюшевые скатерки, тоненькие коврики, так постеленные, чтобы протертости, а проще говоря - дырки, в глаза не бросались, являют собой что-то неуместное, на-пыщенное и надуманное, производное от безденежья и трущобы. Но ведь и трущобы бывают разные, как и сама нищета: хорошая, состоятельная, с одной стороны, и серая, безденежная, продуваемая всеми ветрами - с другой.

Отношение к действительности входит в сознание не готовыми формулами, подобными тем, что демонстрируются выше, а ощущениями, складывающимися из восприятия запахов, красок, шума сильно кипящего чайника, который и на столе, принесенный из кухни, продолжает клокотать и больно плеваться.

Через некоторое время Мариша вырастает и становится на новый, взрослый взгляд такой, какой ей и следует быть: пре- красной тонкой девушкой с кукольным лицом и кукольными же глазами, которые, правда, уже прекрасно двигаются и даже иногда прищуриваются. Мариша холодно ведет себя с персонажем, с которым случайно сталкивается на улице, что называется, "нос к носу", ибо носы у них и действительно расположены на одном примерно уровне, как это происходит у небольшого роста муж- чины и высокой женщины. Кукольное лицо не освещается улыбкой радости, лишь в глазах, в самой глубине (они с годами приобретают глубину и даже отчасти бездонность) мотыльком мелькает нечто обозначающее узнавание, и отсутствие в даль-нейшем каких бы то ни было других признаков этого узнавания красноречиво свидетельствует о том, что встреча не приносит радости, не волнует, и лишь все-таки появление на скулах розового пятна выдаст нс что-нибудь другое, а именно страх. Он (персонаж), во всяком случае, так прочитывает эти знаки и, может быть, даже имеет для этого основания. Хотя в действительности догадка ошибочна, ибо возникающее в душе девушки чувство является не страхом, а скорее смятением, что и понятно: она не думает о нем очень давно, а точнее сказать - никогда. Что касается оснований, то они имеют место. Вокруг тебя (вдруг озаряет его) порасчистилось, и хотя людей много, но всё не те, все не настоящие, скорее всего, искусственные, прививаемые на ствол твоей жизни сегодня, а не сопровождающие тебя с самого начала.

Сей туманный пассаж, порождение рок-прозы, потому воз-можен, что так воспринимает свое собственное окружение описываемый персонаж в короткие моменты бессознательной оцен-ки своей жизни, жизни вообще, своего места в этой жизни и так далее...

При попытке обрисовать его испытывается полнейшее спокойствие, чувство удивительной трезвости, даже прозорливости. Фигуры не заслоняют друг друга, нс искажаются атмосферой. Они как бы в безматериальном пространстве - единственные материальные и словно бы присутствуют в удивительном вернисаже, где их можно осмотреть со всех сторон, каждую фигуру в отдель-ности, и где они не влияют на восприятие друг друга.





Чу! Что это?

Настоятельно звучит призыв к надеванию стереофонических наушников, прослушиванию граммофонной пластинки с записью музыки ансамбля такого-то и такого-то (следует весьма точное название прославленного коллектива) и проникновению в природу возникающего в воображении ми-ра: в атласно-черном - не бархатном! - космосе фигуры звуков являются отчетливыми видениями то тут, а то и тут, по всей беспредельной толще мироздания, в непроглядном ритме, в определённой тьме, то есть, наоборот, в ритмической тьме определенной непроглядности, то есть, конечно же, непроглядной определенности (да-да, непроглядной определенности), с явно нарушаемыми синкопами, однако же, нарушаемыми таким образом, что становится понятным: нарушение есть истина. Так обосновывается теоретическая подоплека практической необходимости отказа от бытописания при разработке образа именно этого персонажа, потому что в данном случае оно уводит из мира художественной правды в беллетристические дебри, являющиеся, увы, вредоносной неправдой, так как там стираются грани между понятиями, разделенными непреодолимыми пропастями или же пуленепробиваемыми стеклами. Ощущение разрыва с окружающим есть главное в сознании этого персонажа. И нс только этого.

Ile трепет, а трезвость заставляет рассматривать cio вне перспективы жизни и вне связи с чем-нибудь еще, как экспонат в тот или иной момент обитания в атласно-черной бесконечности. И вот ты лют персонаж, что с Маришей встречается сначала в детстве, а потом и в молодости, после того как разные метаморфозы с тобой происходят. Да только это для других метаморфозы, для тебя же это жизнь, и даже нельзя сказать, что кто-то ломает её по своему усмотрению. Она сама ломается, а может быть, как раз наоборот - не ломается, а движется в единствен-но возможном для тебя направлении. Ведь ты никогда не трусишь, то есть страх ни разу не толкает тебя к совершению како-го-нибудь поступка, даже самого незначительного, даже к отказу от какого-нибудь поступка.

Первый момент твоей жизни, попадающий под прожектор внимания, поход через вечернюю подворотню в гости к девочке Марише. Чем же занимателен этот жизненный эпизод? Отсутствием страха. Не шутка расхаживать по московским пустынным подворотням послевоенного года. Всякое происходит в то далекое время, ой, всякое...

Маленький бесстрашный герой с добрым румяным веснушчатым лицом. Он и потом, повзрослев, даже постарев, всё с таким же добрым лицом, похудевшим да несколько посеревшим, но все еще веснушчатым (веснушки из золотых преврати-лись в коричневые), идет, чуть вытянув вперед шею и близоруко вглядываясь, как бы надеясь встретить друга.

В безматериальном пространстве, связанном с миром этого персонажа, размещается бесчисленное число других людей и предметов, в частности, стройный мужчина с персиковым ли-цом и золотыми усиками над алыми губами, в синем костюме в талию и с двумя разрезами по бокам длинного пиджака из уди-вительно красивой ткани - шерстяной, а кажется, что шелковой. Он пребывает в черно-шелковом костюме в позе, которая может показаться странной, - в наклоненном состоянии граду- сов на сорок пять вниз головой, однако ни выражение его спокойного чуть улыбающегося лица, ни аккуратный костюм, ни привычный жест (поднесение к кончику торчащей изо рта сигареты толстого пламени, бьющего из зажигалки) - ничто не свидетельствует даже о малейшем неудобстве. Там, в том космосе, никто никогда нс испытывает никаких неудобств, связанных с ориентацией в пространстве. Неудобства проистекают от не- возможности по-человечески соотнестись с теми, кто не в космосе, кто корни в земле имеет... Следует заметить в скобках, что не всякий персонаж, пребывающий в космосе, действительно там пребывает. Так лишь порой кажется тому или иному наблюдателю, и такому наблюдателю горе.