Страница 18 из 68
С тех пор я часто возвращаюсь душой к этому человеку, вспоминаю повествование о снежных людях, но и поныне сомневаюсь в реальности происшедшего, хотя сладкие думы посещают меня и чудесный образ NN встает передо мной.
Мистер Оскар Уайльд, по свидетельству мсье Андре Жида, сказал, чтобы тот не писал никогда слова Я, и пояснил:
-- Видите ли, в искусстве нет места для первого лица.
Этот разговор происходил в самом-самом конце прошлого
столетия.
Умные люди, как видите, давно уже постигли эту истину.
Я и есть истинный герой, думал он в электричке, и мою трагедию следует положить в основу книги - лентяй, мечтатель, пустой человек, пишущий чепуху, чтобы немного заработать...
Следует ли жить?
Однако на чем мы там остановились? А вот на чем: дверь медленно раскрылась, и я увидел Мисс Мир.
Поехали дальше.
На первый взгляд она мне показалась чернявенькой, не-взрачной, даже корявенькой. И такая мысль меня пронзила: "Я знал, все это чушь с Мисс Мир. Чудес не бывает. Кира -- вот настоящая Мисс Мир!" Хочу сказать, для меня все было неясно и многое неизвестно. Например, подробности отношений между Катюшей и Кирюшей. Но утром, когда я, по обыкновению, завтракаю свежим огурцом, разрезанным вдоль, без соли, Кира сказала:
-- Вы -- знаменитый профессор. Посмотрите мою подругу, она в клинике уже третий год сидит.
-- А что с ней приключилось?
Кира покрутила пальцем возле виска.
-- И нс ест, отказывается. Через зонд кормят.
-- Кто она?
-- Никто. Просто молодая женщина. Мисс Мир.
-- Мисс Мир? Нс понимаю.
-- Самая красивая мисс в мире.
-- Кто же так решил?
-- Как то есть кто! Она победительница всемирного кон- курса на звание Мисс Мир!
-- Да?
-- Ну конечно! Есть Мисс Европа, Мисс Куба, а она -- Мисс Мир.
-- Никогда нс слышал, интересно.
-- Посмотрите се, может быть, удастся вылечить.
Я обещал, даже не предполагая, что именно в этот день попаду к Мисс Мир, уже не по частной просьбе Киры, а по официальному распоряжению президиума нашей большой акаде-мии. Уже одетый, в пиджаке и при галстуке, я сидел за своим полированным румынским письменным столом и резал на тарелке огурец. Кира стояла в дверях и кушала холодную котлетку. Утреннее солнце насквозь пробивало маленькую двухкомнатную квартиру. Кира тоже была уже одета, даже сумочка висела через руку, возле локтя.
-- Странный у вас завтрак -- огурец...
-- Да, странный. Привычка.
Внешне я был спокоен, безучастен, но изнутри распирался от радости и гордости, что провел ночь с такой женщиной. Я чувствовал, что нравлюсь Кире, - но взглядам, которые она на меня бросала. Я отложил вилку, ножик, раздавил зубами огуречное семечко.
- Пройди сюда, садись!
Она сунула в рот остатки котлеты, облизала быстро все де-сять своих пальчиков по очереди, вытерла о платьице и с готовностью плюхнулась на меня, зажав шею запястьями. Кисти рук она оставила в воздухе, чтобы мой блестящий пиджак (в физическом смысле блестящий, сшитый из блестящего материала) не замусолить сальными пальцами. Тут мы с ней о Кате и разговорились.
- Чепуха, родная! - воскликнул я. - Ты моя Мисс Мир! Единственная достойная, если вообще такие конкурсы проводятся. Но я о них не слыхал!
- Неужели не слыхал? - Она даже дернулась на коленях, чуть на пол нс съехала. - Это ж всемирное дело!
- Мне об этом не докладывали.
Тут, правда, я что-то такое слал припоминать. В Лиссабоне в перерыве между заседаниями оглашался больничный бюлле-тень - температура, мол, тридцать шесть ровно, давление верх- нее такое-то, нижнее такое-то. И еще будто бы, мол, зонд принят. Я, помнится, удивился -- что за зонд? Хотел уяснить, да забыл!
- Объясни-ка подробнее, - потребовал я, но тут раздался неожиданный звонок в дверь, Киру словно ветром сдуло с мо-их колен в соседнюю комнату, где она и притаилась. Я поплелся открывать. В дверях стоял сравнительно молодой человек небольшого роста с приятным смуглым лицом. Кожа на щеках и возле глаз была как бы пергаментная, глаза сухо блестели, веки припухли.
- Можно?
Но он уже проник в прихожую, дверь захлопнул, заставив башмаком, так что когда я попытался ее приоткрыть, она не поддалась. Что за наглость, будто бы я уже и нс хозяин в собственном доме!
- В чем дело?
- По поручению газеты "Вечерняя Москва". Прошу пять минут на сеанс для дружеского шаржа.
Туг же в прихожей он распахнул большой альбом, сорвал с пера, укрепленного в складной железной трубочке смешной байковый колпачок, словно с головки охотничьего сокола, и принялся быстро чиркать по шершавому листу. После каждого штриха он совал ручкой за пазуху, точно в чернила макал. Впрочем, так оно и было. Когда он отвел полу помятого пиджака за спину, с привычной ловкостью прижав ее локтем к боку, я увидел пузырек с тушью, укрепленный в особом кармашке на клеенчатой, словно орденской ленте. Оригинальное приспособление, не правда ли! Тут пола пиджака выскользнула из-под локтя, выбила из зазевавшихся пальцев ручку. Художник завозился, и я оглянулся. Из комнаты на мгновение высунулась испуганная Кира, приложила палец к губам и тут же скрылась. "Что за чертовщина!" - подумал я.
- Гражданин, повторяю - я занят, меня ждут на ученом совете! Неужели нельзя было позвонить?
- Ничего, ничего, я уже.
Действительно, шарж был готов.
- Подпишитесь!
Как загипнотизированный, я подписал великолепный рисунок.
- Можно один вопрос?
- Один.
- Что это у вас за шум в глубине квартиры, а? Вы одинокий, лифтерша сказала...
- Гм... Это - женщина...
- Разрешите взглянуть?
Не зная, как себя вести, я попятился к двери, держа на всякий случай незнакомца на расстоянии вытянутой руки, и за-глянул в комнату. Из-за занавески высунулось искаженное лицо Кирюши и тут же скрылось.
- Гражданин! Это вопиющая наглость! Подите прочь!
- Иду-иду, простите. Пардон! Ночь не спал, ревную - од-на дрянь мучит. Привет! Вечером в полосе!
Он торопливо повернул взвод замка, распахнул дверь и вы- шел на лестничную площадку. Я даже дверь не закрыл за ним -- сразу же к Кире.
- Что это значит?
- А! Миша!
- Что за Миша?
- Ты не знаешь. Мы с ним живем.
- Что значит живем? Он твой муж?
- Вот еще, муж! Очень нужно.
Кира успокоилась, повеселела, но не успела снова устроиться у меня на коленях, как появился смуглый Миша и, размахивая альбомом, с воплем "Ах ты, сволочь!" бросился на неё. Кира шмыгнула за мою спину и завизжала. Нападавший замер от этого магического визга.
- Как ты смеешь, меня профессор смотрит! За большие деньги! Прочь! Он великий!
Миша сразу же обмяк, но нс сдался:
- Вы действительно ее смотрите?
- Ну, разумеется...
Машинально вынув из наружного кармана пиджака свой блестящий молоточек, я слегка тюкнул Киру по шее возле сонной артерии.
- Видите? Здорова, будьте уверены!
- Я ей тоже всегда твержу, что она здорова. Только уж очень мужиков любит!
- Нахал! - фыркнула из-за моей спины Кира. - Как тебе не ая-яй!
- Скажите, профессор, она давно пришла?
- Пять минут назад, - предваряя мой ответ, торопливо проговорила Кира.
- Цыц! Тебя не спрашивают! Это - так?
- Да...
- А где та женщина?
- Гм, гм... Не обязан отвечать!
- Простите, профессор! Тогда ты скажи: где ты ночевала в эту ночь, а?
- Я? У мамки. Где еще?
- Вруха! Тебя там не было!
- Ты что, проверял?
- Проверял.
- Врешь! Тебя моя мама на порог нс пускает.
- Она мне по телефону сказала.
- Что сказала?
- Что тебя нет дома.
- Так и сказала?
- Так и сказала.
- А ты что?
- А я до четырех часов утра звонил. Каждый час!
- Подумаешь...
- Но ты так и нс пришла.
- Не пришла?
- Вот именно, не пришла! А? Что скажешь?
"Как же она выкрутится?" - забеспокоился я, но тут даже я, психиатр, привычный к таким делам специалист, обомлел.