Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 68

- Бомбочки везде тирлим-бомбом. - Игра пальцами на губах. - Жжжжж, бух-бух!!!

- Где ж - бух? А? Войны-то нет, кончилась война-матушка, а ты - "бух-бух". Малахольный!

- О, нет! Бух-бух!!!

Эти разговоры очень волновали, будоражили тетю Клаву, особенно когда она выглядывала во двор из окна своей ком-натки на четвертом этаже. Кирпичный дом напротив превра-щен бомбежкой в гору битого кирпича, щебенки и глины, и через развалины протоптаны тропинки, чтобы ближе идти на рынок.

Фу-ты, нуты! Стоял себе дом, а он, оказывается, не на том месте поставлен был - мешал проходу. Теперь не мешает. Что ни говори, нет худа без добра... От этой мысли тетю Клаву начинали трясти рыдания. Остатки кирпичной стены с ржавой железной арматурой, освещенные божеским вечерним светом, все в летнем золоте и красноте, вызывали в ее памяти Лешку-психа. Она размышляла над его сумасшествием, и для нее кое-что начинало проясняться. Например, если перечисленные великие державы плюс к ним Советский Союз будут обладать этим смертоносным оружием, тогда - о-го-го!

"Дурак, дурак, а умный!" - с уважением думала тетя Клава.

Теперь вот прошли годы, все, чего наш рёхнутый боялся, свершилось, бомбочки отцепляются в воздухе и падают на землю без всякой войны, а так, от головотяпства, чудом не взрываются (а может быть, где-нибудь и взрываются), заражают материки и океаны. Так что Алексей со своей невестой Галочкой выписывался из больницы в предсказанный им мир, словно бы выжидал взаперти, пока человечество в своем психозе его догонит.

Дождался, наконец, через четверть века.

Я такой разговор застал между тетей Клавой, Галочкой и бывшим сумасшедшим. Тетя Клава так творила Галочке:

- Ты cm береги, следи за ним. Он мужчина видный, самостоятельный, любит поесть.

- Ой, тетя Клава! У нас любовь, а вы -- про еду!

- Любовь любовью, a путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

За многолетнюю практику в лечебнице для душевнобольных тетя Клава много узнала подобных жизненных мудростей.

- Да, Галочка, ты тетю Клаву слушай, она молодец! Она -- замечательный молодец! - проговорил с душевным подъемом Б.С. (бывший сумасшедший) и, подталкивая невесту в спину, выпроводил се из коротенького темного коридорчика, закупка с двумя дверьми в боксы сто восемнадцатый и сто сем-надцатый. Мы втроем остались в полутьме, и Леша, не обращая на меня внимания, сказал проникновенно:

- Тетя Клавочка, роднуличка! Это я для вас припас!

Подняв одно плечо и опустив другое, он залез во внутренний карман своего просторного замшевого пиджака с шерстяным воротником поверх основного, чтобы от шеи не засалилась замша, достал большой бумажник и вытащил из него сторублевку.

- Берите, лапушка, не стесняйтесь, это вам за все!

- Спасибо, соколик! Отойди-ка от света, посмотрю, что ты мне такое презентуешь.

- Смотри, бабка, смотри.

Он отошел в сторону, и бумажка в руках тети Клавы осветилась. Тетя Клава с удивлением уставилась на Лешу:





- Э, милок, сторублевка-то - старая, послевоенная, еще до девальвации.

- Не знаю, не знаю. Бери без разговоров, других у меня нету!

- Извините, сто восемнадцатую комнату мне не откроете? -- вступил я в разговор.

- Да-да, открою!

Тетя Клава полезла в карман, задрав полу своего белого халата, согнулась над скважиной, слабо светящейся в полутьме, и щелк-нула замком. Дверь медленно раскрылась, и я увидел Мисс Мир.

Родители с жалостью, раздражением, нежностью, иногда со страстной любовью смотрели на сына. Временами казалось, что все отлично. Это случалось, когда выходила, например, очередная книжка. Но порой они впадали в уныние, даже в беспросветный ужас: что за существо такое произвели они на свет Божий!

Чего же он хочет и хочет ли чего-нибудь!

У С...вых, по крайней мере, сынок в прямом смысле ненормальный - хотя и окончил школу с золотой медалью и проявлял большие способности к научному мышлению, а у них - черте что! Тот хоть был в школе все десять лет отличником, есть от чего свихнуться. А наш - странный какой-то сумасшедший...

Все перепуталось - вымысел и правда, реальные события и - картины, являющиеся плодом воображения. Пребывание в Стране Высоких Гор представляет собой мешочек сахара, сме-шанного с солыо, и неизвестно, как эти два вещества друг от друга отделить и что есть правда -- сахар или соль.

Большой жук сантиметров пяти с рогатой головкой пса-рыцаря, сидящий на суконном склоне, в реальности которого невозможно усомниться, на самом-то деле являлся оленем, находящимся от моего глаза километрах в десяти. Ио воздух столь прозрачен здесь, в этой сказочной Пади Голубого Неба, что зрение не способно уловить истинного расстояния -- что метр, что десять километров.

Нашу большую умную машину, ведомую стариком в новых валенках и ватной шапке с опущенными ушами, по ночам каждый раз за полверсты от кордона встречала красная лисонька. Она огненной змейкой извивалась, вспыхивая в лучах фар, и исчезала в ночном пространстве, словно бы померещилась. В действительности же она вовсе не исчезала, а по тропке, одной ей известной, кое-где переходящей в извилистые тоннели, бежала на заставу, где сообщала, что машина приближается, и охран-ник, выйдя из нетопленой, но все же какой-никакой, а будочки, сбрасывал веревочную петлю, превратившуюся от стужи в дерево, полосатая палка шлагбаума поднималась, точно стрелка какого-то диковинного прибора, указывающего на наличие на-пряжения или давления. А лисонька, встав тоненькими и аккуратными ножками в розовых штанишках на сиденье венского стула, а передние лапки, столь же аккуратные, положив на изо-гнутую дугой спинку, смотрела из томной будки сквозь морозное стекло нам вослед. Я с трудом различал ее через заднее стекло машины, скорее угадывал, освещенную звездным светом.

Ведь лиса точно была, и сторожа предупреждала, в этом нет сомнений, а все вместе почему-то кажется игрой воображения.

Датчик, коим является художник, может быть неточным прибором, с отклонениями, вызываемыми разными причинами, думал он. Например, неумеренным потреблением спиртного. Мозг, отравленный алкоголем, чудовищно преломляет, думал он, реальную действительность, то есть то самое вещество, сигналы, о состоянии которого обязан подавать художник. Но что он подаст, ежели испорчен? И почему, собственно говоря, обязан?!

Впрочем, произведений, созданных алкоголиками, очень много, их легко отличить от прочих. Допустим, если герой, встретив по ходу действия друга, врага (ненужное зачеркнуть), ни за что ни про что принимает стаканчик водки и этот факт нс оказывает никакого влияния на дальнейшее развитие событий, гарантия: автор -- алкоголик.

Да и все служащие, участвующие в напечатании подобного произведения, тоже, видать, нс дураки выпить!

Конечно же, рассказ героя о замшевых мокасинах и о том, как он - в конце концов - заставил айсора-чистильщика помазать их черной ваксой, - не что иное, как плод пьяного воображения. Особенно та часть рассказа, где он ночью за бутылку уговорил водителя автокрана подцепить на гак будку и завезти в глухой двор неподалеку. На тротуаре осталась электроплитка, и, самопроизвольно включившись, она светилась алой завитушкой, точно отвалилась от рекламы. Полный бред!

История с лилипутом тоже особого доверия не может вы- звать у трезвого читателя. Однако, самое главное, думал он, все- гаки дать повод для раздумий, так сказать, импульс к размышлению, возможность соотнести представления о жизни героя со своими собственными, ну и, разумеется, откорректировать эти два мировосприятия по отношению друг к другу

А вот, например, -- явная игра воображения. Такого -- вам это придется признать! -- никак не могло случиться в действительности. Сами посудите: официантка, хоть и очень красивая, не могла позволить себе дать по рукам депутата Великой национальной ассамблеи, потянувшегося было за импортной бутылкой. Нет, не могла! И он не мог, виновато улыбаясь, изменить направление своих усилий в сторону пузырька с отечественным горючим, что не возбранялось. В то же время по одному лишь намеку на желание гостей эта же официантка без тени жалости с готовностью хватала импортированный из Дагестана коньяк и выливала в наши фужеры зараз по полбутылки.