Страница 26 из 33
Ты в меня мог другом войти, а я тебя камнем по темечку успокою навеки, подарю улыбку сокрушенного Счастья.
Под ручку могли с тобой пойти в Храм Судьбы – мой дядя Индиана Джонс выстрадал, нашёл дорогу в Храм Судьбы; по дороге питался мозгом живых пищащих обезьянок, глазами питонов, скорпионами – торжествовал; когда чернозадые индейцы при виде его белого лица разбегались с воплями оперных виртуозов.
В Храме Судьбы мы бы узнали Истину – каждый ищет Истину, но многие не доходят до неё миллиметр; лишь лучшие из лучших гусары и прачки добредают до Истины – а дальше – кто их знает, Истиной не поделятся! – Александр, нет – Александра голову вскинула, причитала – как я раньше не замечал в товарище женское, мухами не обсиженное? – И мы не дошли миллиметр до Истины, Пионерский Орлёнок!
Не прачка я, а ты не гусар, Орлёнок, ОХ, как не гусар!
Грустно мне с тобой расставаться, непременно проплАчу ночь за бутылкой молока – девушки алкоголь не употребляют, от алкоголя ухудшается цвет лица, и сжимается матка». – Печалится, плачет, но ломиком меня к бездне подталкивает, целеустремлённая девушка со сдвинутыми бровями любительницы легенд.
«Полноте, душа моя, друг мой девушка! – я недоумеваю, в исступлении цепляюсь когтями за последние камни на краю – так девушка цепляется за ногу Принца на Белом Коне. – Да, ты девушка, я не сведущ, не знаю разницу между девушками и парнями; разве только – волосы у вас длиннее и лица нежнее, будто пастила с мармеладом.
Догадываюсь о причине твоей хандры — гениталии у тебя отсохли или отмёрзли, может быть, кто-нибудь лопатой нечаянно взмахнул и отрезал тебе мошонку с пенисом – горе, но даже рак не свистнет, гордый и хитрый, на снежного барса похож свистящий рак.
Внутренний разлад твой – от отсутствия причиндалов между ног – не кручинься, не каждая гора вытерпит подкованных лошадей.
Иная гора в красных туфлях с загнутыми концами сдвинется с места своего и к Магомету направится.
Полагаю, что рана твоя болит и зудит, причиняет тебе не только нравственные страдания, но и душевные, оттого, что не ходишь в общую баню, не брызгаешься с товарищами по работе – а гусята брызгаются в купающихся цыганок.
Мы тебе рану смажем целебными травами — дедушка Махо знает много приворотов, трав, заклятий против ран; зарубцуется у тебя, и – обещаю тебе, друг мой женского Пола – Александра – накопим денег, найдём подпольного нейрохирурга – он тебе пришьёт гениталии макаки, восстановит нарушенное равновесие – задумайся, пусти в погоню за разумом свои быстрые мысли». – Сказал и гордый стою на краю Мира, Орёл с Пионерским пониманием Жизни!
Александра подавилась, на лице её выступило зеленое изумление – так балерина изумляется, когда падает со стола в битые бутылки.
Поэтическая, ослабевшая, чуть лом не выронила из белых рук, спросила меня, не доверяла эльфийским ушам, которые не приемлют неистового утешения:
«Ты… Пионерский Орлёнок не знаешь, чем глобально отличается детородная девушка от мужчины с сердцем, в котором сталкиваются размолвки с обидами?
Ты уверен, что девушки между ног устроены так же, как и дальнобойщики с усами?
Думаешь, что то, что у меня между ног — недоразумение, мой ужас, позор, страх, рана; а на её месте раньше болтались лиловые, пыльные мошонка и пенис – памятник им в столице Норвегии?
Наивная душа птицы с дрожащими коленями Правдолюба.
Жаль мне тебя, мрак окутывает моё сознание, когда думаю о Грядущем, но если ты не знаешь о женщинах, то деградация омрачила твой мозг, извёсткой покрыты извилины, и смерть тебе — избавление, лучшее, чем затеряться в толпе и кричать петухом о сходстве мужчин и женщин!» — зарыдала, и в последнем порыве Счастья – куда ушёл Храм Судьбы? Где Индиана Джонс с моей Истиной? Сами себе трудности выдумываем, а затем с гордой улыбкой висельника, преодолеваем? – сильно ударила меня ломом в грудь, спихнула аду навстречу.
Уверенна, что избавила меня от головных болей и посылает на луг, усыпанный ромашками, где даже бред мотыльков с густыми и длинными ресницами кажется плотиной.
Я оступился – всё ещё раздумывал над загадочными словами Александры, не осознавал, что женщины рождаются без пениса и мошонки, с адской раной – от этой раны все страдания рыцарям на земле.
Гражданин Страны Оплеух – машинально левым крылом отвесил товарищу прощальную оплеуху, сильную, даже сам себе позавидовал, назвал пластичным балероном в перьях.
Александру – словно корова зловонием изо рта – сдуло с обрыва.
Полетела красиво – идиллия, напоминала в полёте вопящую канарейку.
Спас бы друга, или подругу, не знал уже, как и называть товарища по тележке с землёй, но невольно залюбовался красивым полётом, словно в полусне.
Когда опомнился — ринулся вслед за Александрой – она же и разгадка, дорога к Храму Судьбы, знаток Истины – поздно, услышал только последнее проклятие в мой адрес и шлепок тела на гранит науки.
В глазах моих потемнело кладбищенской ночью, кровь хлынула в гениталии и на сетчатку глаза; почему мудрая Александра не знала, что Орлы летают?
Надеялась на силу своих женских убеждений?
Черпала убеждения из раны между ног?
Загадка мёртвой девушкой умерла вместе с солдаткой трудового фронта – Беломорканал.
Я вернулся в барак, перебирал вещи Александры, сидел на нарах, не думал о мужчинах и женщинах, а размышлял о дороге к Храму Судьбы; щёки мои пылали стыдливым девичьим румянцем, наливались силой, а глаза плавали в озере Лох-Несс.
Где же убийцы жизни?
Кто Тульскими пряниками закроет глаза усопшей?
На следующий день я расцеловался с бригадой и покинул стройку века – Орлёнок учится летать!
По борделям и по лагерям, по домам терпимости для высшего командного состава, по притонам для художников авангардистов я бродил, изучал различия между женщинами и мужчинами – так естествоиспытатель Циолковский бродит по начальным классам, выискивает одаренных копателей огородов и лётчиков-космонавтов.
В бочке – натягивал гигантскую ужасающую резинку и отпускал – отправлял лёгких на подъём ребят в Космос, дорога в один конец, давал путёвку в жизнь.
На Земле жизнь немила – войны, катастрофы, санкции, падение рубля, а на Марсе, на Луне – кто выживет – наслаждение одиночеством, возрождение ума и физических сил, Счастье – от одного Марсианского канала до другого.
Чем больше узнавал женщин, тем сильнее удивлялся разнообразию рваных ран – вагин – в Природе.
Дарвин изучал птичек, на их изменчивости построил теорию эволюции; лучше бы изучал женщин, их междуножье – давно бы открыл Истину, а Эволюцию забросил бы на – недосягаемую для баскетболистов и инопланетян – высоту. — Пионерский Орлёнок замолчал, чистил пёрышки, а графиня Алиса и молчаливая толпа участников соревнований, терпеливо ждали – так прооперированный больной ждёт решения врача – жить или не жить. – Графиня Алиса, с запахом алых роз! – голос Пионерского Орлёнка окреп, налился платиной, бил по ушам сильнее, чем выстрелы из автомата Калашникова. — Индульгенции давай!
Вид на жительство в Германии, Лондоне и Греции!
Побойся наших оплеух, грациозное строение из костей и мяса женского пола.
— Мы из одного кишлака, друг мой пернатый? – графиня Алиса спрыгнула с каменного балкончика, прелестная и убийственно настороженная, опасная, потому что – с идеей!
Как же ты — хулитель морали, подсматривальщик за спящими девушками, посетитель злачных мест с обнаженными телами – смеешь требовать от скромной, благородной барышни индульгенцию, если сам погряз в предчувствиях конца Света?
Хорошо начинал трудовую деятельность, но плохо кончил, словно тебя посадили на кол – придёт и это время, птичка на вертеле.
Трудился, приносил пользу – настоящий мужчина с грузом переживаний за Отчизну.
Склоны твоего ума порослИ колючками.
По непотребным домам растратил пыл молодости, трудовую инициативу, и подбиваешь оплеушников на недоброе.
Играете, забавляетесь вместо того, чтобы на работу пойти: у станка, на стройке, у плавильного котла, на лесоповале, на Ивановском камвольно-прядильном комбинате.