Страница 20 из 32
Но я бы приняла золотую монетку с петухом на живот – конечно, после совершеннолетия – так я мечтала.
Тени мрачные бродят по стенам и по потолку сарая, пахнет жизнью и травой, а я о золоте думаю.
И луч золота пробивался сквозь нищету и освещал моё прекрасное лицо, достойное лучших полотен известнейших художников.
Стоимость средней золотой монеты колеблется около трехсот долларов или двухсот пятидесяти евро.
Мои женихи – жмоты, жадничали на золотые монеты, и поэтому мечту я оставила до свадьбы с колокольчиками.
Пусть меня муж проклинает, но я задумаю с ним игру великолепнейшую, равную по хитрости и мироощущениям вселенскому потопу.
Разденусь донага – неоднократно – и скажу завлекающим голосочком – умение эротично говорить я купила у артистки театра и кино Алабушевой…
— У самой Алабушевой? – Ольга открыла ротик, словно ворота в счастье. – У той Алабушевой, что в фильме «Сказка счастья» крутила головы князям и Царям, а затем сбежала с бедным барсеточником танцором Гивико?
— У Алабушевой! Не с Гивико, а с Сулико!
Алабушева уверяла меня, что словами женщина от мужчины добьется больше, чем вагиной.
С эротическими нотками Алабушевой я предложу супругу проклинающему:
«Милый и дорогой мой друг!
Бросай мне в пупок золотые монеты: соверены, итальянских фердинандов, победоносцев, знаки зодиака, французов, швейцарцев и другие.
Если попадешь – то я нарисую тебя!
Если не попал, то все средства, что останутся на полу и не залипнут в мой микроскопический – СЮ-СЮ-СЮ пупочек – я направлю на организацию очередной выставки своих работ.
Последние мои картины – деревья и люди — потрясли воображение китайцев и малазийцев до коликов в печенках.
Муж проклянет меня, проклянет мои картины, но деньги швырнет в пупок, а потом ещё добавит золота, потому что искусство – превыше всего!
Вот о чем я расскажу нашему жениху, когда он вернется от шлюхи.
Мой вклад в нашу семейную с ним жизнь на колесах Ролс-Ройса.
— Если ты потратишь золотые монеты на организацию своей выставки, то значит, что ты любишь золото меньше, чем свои картины, но это вступает в противоречие с твоей основной мыслью, что ты золото любишь превыше всего – так нанайцы любят моржовую кость, – Наталья подловила подругу на несоответствии идей и мечт и засмеялась красиво и звучно – так учат на курсах актерского мастерства по обольщению оленей.
Оксана от открытия, в откровении от Натальи застыла, словно курица на золотом яйце.
Она залпом выпила фужер шампанского (уже принесли первые блюда, салаты и бухло), смотрела на новый мир – если получит золото, то его надо тратить на выставку, но, золотые монеты нельзя тратить, потому что они блестят.
Ольга выручила будущую подругу, а нынешнюю конкурентку:
— Потратишь золотые дукаты на персональную выставку! На выставке продашь свои картины и на вырученные деньги купишь золота в три раза больше, чем потратила на выставку.
— Гениально! – Наталья искренне обрадовалась за выход из золотого положения – она девушка не злая, а только – продажная.
Оксана отмерла, воткнула вилку в салат, как в горло змею с российской золотой монеты Георгий Победоносец или с соверена.
Наталья пила крепко, постепенно оголялась сверху вниз, потому что – жарко, и на всякий случай – вдруг, да богатый олень клюнет – ещё один жених в добавление к проклинающему.
Умная девушка даже под венцом высматривает замену своему кавалеру.
— Прекрасно ты придумала, Оксана! – Наталья размахивала креветкой, как дамской сумочкой: — Захомутать мужика с помощью искусства – мужики любят, особенно – богатые, если их жены увлечены искусством: пишут, поют, рисуют.
Нищие мужья, наоборот, бесятся, когда женщины малюют на картинах цветочки и лягушек.
Нищие жалеют деньги на культуру, а богатые только и ждут культуру, чтобы выложить на неё деньги, особенно, если вклад так весел: кидать золотые монеты на пупок голой жены.
Сама придумала, или на курсах по охмурению оленей тебе сценарий продали? – в ответ Оксана загадочно выпила, а Наталья погрустнела, словно вброд переходила канализационный ручей: — Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
В девятом классе я полюбила ирландского мальчика, одноклассника, сына ирландского посла Патрика с кучерявыми волосами и тонкими ногами.
Патрик одевался замысловато, по-бабьи — меховой разноцветный берет, зеленые чулки-гольфы, обтягивающие панталоны и безобразный меховой верх, которому нет определения в свете мировой моды верхней одежды, словно живого енота на плечи посадил.
Патрик ухаживал за мной, оказывал знаки внимания, и я клюнула, как акула на морскую свинку.
Думала, что Ирландия – теплая страна, рядом с Грецией.
Однажды я пригласила Патрика и по методу охмурения мужиков, предложила, чтобы он сделал мне ребенка.
По моему мнению, ничто так не удерживает богатых мужиков, как их дети.
Нищие мужики бегут, как от культурных жен, так и от детей, потому что ненавидят своих нищих детей.
Богатые женихи окружают заботой мать своих и приемных детей, выделяют немалые средства, а раскрутка богатого мужа – дело простое, потому что «Дорогой, деньги нужны не мне, а нашим деткам на поездку в Гаагу, на Гавайи и в Париж!»
С помощью детей из любого миллиардера жена выбьет золотую гору.
Я думала, что, когда богатый Патрик станет отцом моего ребенка, то я с него возьму заграничное подданство, а затем приберу к рукам все капиталы его и его папеньки.
Для нашего прелюбодеяния я сняла на вечер площадку для гольфа в элитном «Звездном городке», где космонавты летают в трубе без трусом.
Зеленая ирландская травка (по моему мнению) возбудит Патрика и настроит на серьезный отцовский лад, будто ему подарили на день рождения детский сад.
Я разделась донага, легла на теплую, духмяную траву с запахом сои и Солнца.
Вечер входил в меня подобно вхождению буравчика из правила физики «Правило буравчика».
Ветер трепал мои кудри, а бабочки облюбовали малинки моих грудей.
По щеке полз жук, но я не прогоняла его, потому что жук – веяние новой эпохи, когда я стану богатой и знаменитой за счет детей от Патрика.
Но никто и ничто, кроме ветра и теней в меня не входило, и я с негодованием и легким недоумением приподняла свое очаровательное гибкое тело — воздушное, словно кукуруза в Костроме.
Патрик глядел на меня, но глаза его не видели меня, а смотрели сквозь – так злые дети взирают на родителей, которые забыли на Новый Год прикупить велосипед.
Он отбивал ирландскую чечетку на русской траве, даже не разделся, глядя на меня.
Патрик плясал, словно бешенный поляк Валдек, стучал металлическим каблучком о каблучок, дрыгал ногами по-кальмаровски.
— Патрик! Иди ко мне и сделай мне ребенка, а потом продолжай свои дурацкие народные пляски, больше похожие на трясение яиц, чем на искусство, – я грозно приказала богатому дурню. – От плясок дети не родятся.
Конечно, если муж пляшет, то жена сойдется с конюхом и дворецким, но я ещё не твоя жена, и нет у меня ни конюха, ни дворецкого, поэтому — сначала возьми меня в жены, а потом пляши, пока мошонка не отвалится.
Но Патрик меня не слышит, или не видит за пеленой ирландского виски – он пьет и пляшет, пляшет и пьет.
Я ждала, да, трава уже не радовала рецепторы моей белой безупречной кожи, а вызывала чувство раздражения – так раздражает девушку всё, если мужик не удался.
Из норы вылез хомяк, смотрел на меня бусинками глаз, в которых плещется чёрный океан безысходности.
Я подумала – может быть, хомяк – миллионер, и мне судьба выйти замуж за хомяка, а не за ирландского богатого танцора?
Патрик – эльф? Гоблин? Гримлен?
А хомяк – заколдованный принц?
И, если я поцелую хомяка-принца в сахарные уста, то он превратится в человека, на радостях возьмёт меня в жены и подарит половину царства с конями и дворцами?
Но я не разгадала загадку, хотя мои уста тянулись к устам хомяка – его спугнула рота солдат в плащ-палатках поверх голых тел.