Страница 82 из 87
— Ты какой волости?— спросил Краюхина письмоводитель.
— Брендеевской.
— Позвольте! в нашем участке Брендеевской волости нету,— возразил письмоводитель.— Вот я каталог посмотрю: Березовская… Буславская, нет, нету! Это четвертого участка… ты ступай к мировому Вилюхину…
— Э! Братец ты мой,— взмахнув руками, воскликнул Краюхин.— А ведь я велел дома борова зарезать!..
— Какого борова?— спросил письмоводитель…
— Тут у них свадьба затевается,— объяснила барыня…
— Как же теперь быть?— говорил Краюхин…– Кое доедешь, кое что… я и то уж у одного мирового был… в Петровке…
— У Окулова?— спросила барыня.— Это опять третий участок… а наш пятый…
— Тебе что ж сказал Окулов?— спросил письмоводитель.
— Там сказали, в волостную надо… а я, знамо дело, поопасался: в волостной-то жмут нашего брата… а мировой лучше разбярет…
— Ты с кем судишься?— спросил письмоводитель.
— Вестимо, берем у своего брата… Письмоводитель подошел к барыне и шепотом сказал:
— Ведь мы не имеем права судить…
— Почему же?
— Он приносит жалобу на крестьянина, а крестьяне с крестьянами разбираются волостным судом.
— Так вот видишь, друг мой,— сказала барыня Краюхину,— тебе ни к какому мировому не надо! ты прямо отнесись в волостное правление…
— А может, петух-то мировому подлежит,— сказал Краюхин…
Эти слова озадачили барыню, и она обратилась к письмоводителю:
— Справьтесь в уставе насчет поджогов. Письмоводитель начал листать устав, бормоча: “Штрафы, взыскания, дела по имуществу, сроки арестов…”
— Нет-с… Нечего и искать… там прямо сказано: если крестьянин приносит жалобу на крестьянина…
— Ну, значит, ступай!— сказала барыня Краюхииу,— очень жаль,, мой друг…
— Что ты будешь делать!— повертываясь к дверям, проговорил мужик.
— Ну, что, брат? как решили?— спрашивал мужик Краюхина, когда он пришел к телеге.
— Что, милый! толков никаких нет! Я думал, барыня-то ловчей разбяре… она, видно, одна статья!
— Бать!— крикнул Иван, сидя в телеге,— я не ел!..
— Эко пасть-то разинул!— сказал отец,— я и сам из тебя не жравши другой день…
— Так что ж теперь? Как твои дела?— спрашивал мужик.
— Что дела! нет ли у тебя хлябнуть чего! а то, брат ты мой, у брюхе щелкая!.. Нам хоть штей влей…
— С чаго ж?.. Я скажу бабам… ноне капустки бог зародил…
— Пожалуйста… Я тебе заплачу. — Идите в избу…
— Ванюха! подымайся! поищем хлябнем…
— Бабы!— кричал в сенях хозяин,— где их вихор взял? Эко окаянные!
С надворья показалась баба с пенькой в руках.
— Где вас разнесло?— кричал мужик.
— Аль не знаешь? пеньки мяли,— сказала баба.
— Улей проезжим штец… — А хлеб-то у них свой?
— Какой свой? Разве тут большая дорога!.. Сходи в чулан…
Отец с сыном сели за стол и принялись за щи. Хозяин сидел сбоку на конике и говорил:
— Так тебя, братец ты мой, наша барыня не разобрала? Ведь она усех разбирая! Барин-то забубённый… а она, сердечная, все дела правит за него… Николи не слыхать, чтобы она обиждала… Знамо, писарь подсобляя… где ж бабье дело одной? Оно что ж, и барин до нас ничего… да там у них промеж себя вышло… кто их разбяре! дело не наше…
— Она ничего,— сказал Краюхин,— такая умильная… да закону, значит, нет… Кабы я засудился с приказчиком али что… она разобрала бы… А наше хрестьянское дело в волостную…
— Так!— сказал мужик,— оно, малый, в волостной ноне тоже не доберешься толку.
— Отчего ж я езжу по мировым-то? А что я хочу спросить: тут, поблизости, обаполо нет мировых? Уж за одной заездкой попытал бы, чтоб в другой раз не собираться… А к ночи домой…
— Что ж?— сказал мужик зевая,— поезжай! вот прямо на бугор… как выедешь, управе будет видна деревня… на нее и держи… потом придут две лозинки… там успросишь…
Краюхин вылез из-за стола, помолился богу и сказал хозяину:
— Благодарим покорно! За хлеб за соль… Что ж положишь за хлёбово?
— Ну, Христос с тобой! авось у нас не большая дорога… приведется, мы побываем у вас…
— Ну, спасибо… Ванька! Поди из телеги принеси курицу… Жива, что ль, она?.. мы ее здесь оставим… а то вряд до двора довезем.
— Это на что ж вы возите курицу?— спросил хозяин.
— Да хотели подарить писаря мирового.
— То дело!..
Иван принес мешок и объявил:
— Бать! она издохла!
— Это небось ты ее придавил… Ах, дураково поле!.. Ну, малый,— обратился Краюхин к хозяину, подпоясываясь кушаком,— не приведи бог по судам ездить… Я вот к третьему мировому… а дело правое…
— Бать!— сказал Иван ухмыляясь,— шапка пропала…
— Мотри в телеге-то, с шапкой пришел аль нет?
— А кто ее знает?..
— Что ж, стало, твой сынок?— спросил хозяин…
— Да!— вздохнув, сказал Краюхин,— господь навязал!
— Что ж, его женить хочешь?
— Его, да девки не подыщешь… уж и запивал-то… что-что ни делал… баб дома нет… Ничего не поделаешь… А эта попалась хучь и бедная, да моторная… Ну, прощавай… благодарим покорно…
— На здоровье себе!..
— Так, стало быть, на бугор?
— Вот прямо через речку, мимо кустиков…
Уже смеркалось, когда Краюхин въехал в имение третьего мирового судьи. Старинный барский дом с деревянными колоннами, поросшими мхом, с двумя прудами и винокуренным заводом стоял среди дубового леса, заменявшего сад. Маленький присадник перед балконом украшался мраморными статуями.
— Почтенный, где тут к мировому проехать?— спросил Краюхин кучера, шедшего за возом соломы к барским конюшням.
— Поезжай прямо к хлигелю… там для вашего брата сделана слега… к ней привяжешь лошадь.
— А это какие ж такие статуи стоят?— указывая на присадник, спросил Краюхин.
— Это бога!— сказал кучер. Краюхин снял шапку.
— Только не наши…— объяснил кучер.— Тебе на что к барину-то?
— Насчет своих делов.
— Барина нет дома. Он уехал во Владимирскую губернию; у него там имение…
— Кто ж разбирает?
— Тут жалобы записывает конторщик… Ступай запиши, а когда приедет, разберет…
— Коли ж разбярет? нам недосуг!..
— Он так приказал… недельки через две приедет…
— Нет, что ж!— сказал Краюхин,— нам не рука… Ванюха, поворачивай! Я вижу, настоящих делов не доберешься…. Что будет не будет — поеду в волостную…
VIII
ВОЛОСТНОЙ СУД
В воскресный день, часа в два пополудни, в лебедкинское волостное правление сбирались судьи из крестьян. В присутственной комнате с развешенными на стенах печатными и письменными объявлениями носилась клубами пыль; пол был загрязнен до того, что нельзя было разобрать, земляной он или деревянный; воздух был насыщен махоркой, капустой и пр. Видневшиеся между плотно забитыми двойными рамами кирпичи с солью еще более наводили уныние на свежего человека. В переднем углу висела икона мученика Пантелеймона, присланная с Афонской горы. У окон стоял письменный стол, покрытый клеенкой, с грудами бумаг и массивною волостною печатью. По стенам стояли скамейки для судей. В ожидании старшины и писаря в присутственной комнате два старика рассуждали между собою.
— Наши судьи, Антон Игнатыч, грех сказать плохова! Старый старшина малый смирный… И Андрюшка косолапый,— хоть он маленько и с горлом… орет, что на ум взбрядет, но за себя постоит! И мы с тобой!.. Знамо дело, винца выпьем, а ведь за полштоф никого не променяем… А приносят — надо пить, и проситель тоже: сухая ложка рот дере… в праздничное время почему ж не выпить?
— Ванюха тоже мужик хороший, да похмыра,— говорил другой,— слова не доберешься… А Листрат хоть молвит слово старшине! Человек книжный… надо так сказать!..
Пришел старшина в новом дубленом полушубке, за ним писарь, несколько просителей и судей. Старшина положил на стол свою белую крымскую шапку и обратился к просителям.
— Вы что лезете?
— К вашей милости, Захар Петрович: у меня ноне ночью замок сломали…