Мышеловка

— А у нас постные дни.

— Завидую. А я вот, грешен, ем все подряд. Так что вы лучше бы не бегали по ночам. Подстрелят ведь… Впрочем, — Намцевич внимательно поглядел на меня, — вы знаете, что у вас есть очень сильный покровитель?

— Догадываюсь.

— Нет, вряд ли. Вот поэтому вы еще и живы.

— Бросьте, я уже одной ногой в могиле. Сам не пойму, как еще трепыхаюсь. Наверное, в силу привычки.

— С вами весело. Жаль расставаться. Значит, в дом так и не пригласите?

— Как-нибудь в другой раз. Когда уборку закончим.

— А стоит ли мыть полы, если дом все равно рано или поздно сгорит?

— Так ведь и особняк ваш не вечен, Александр Генрихович?

— Хм-м… Укол засчитан. Вы, должно быть, чувствуете себя Гераклом, побеждающим Лернейскую гидру? А ведь одна ее головушка — бессмертная…

— Уж не ваша ли, часом?

— А хоть бы и моя, вам-то что?

— Нет, ничего, мое дело сторона. Только Волшебный камень-то — вот он, рядышком. Аккурат головку придавит. Как в мифе вашем.

— Знаете, друг мой, как получить бессмертие? Через других смертных. Я говорю иносказательно, но вы умница, поймете.

— Мозги у меня слабые. — Мне стала надоедать беседа. — Прилечь пора.

— Тогда не буду больше задерживать. Прощевайте.

— Ага. Приветик передайте Валерии.

— Непременно, — согласился Намцевич и откланялся.

Я смотрел на отъезжающий джип и видел злые глаза его охранников: будь их воля, они бы разорвали меня на куски. Потом тщательно запер калитку и вернулся в дом.

— Надо было нам захватить его заложником, — сердито обронил Марков. — Тогда бы мы могли диктовать условия. О чем вы болтали?

— Наша беседа имела глубокий подтекст. Он намекнул, что может прихлопнуть нас в любой момент. Но что-то ему мешает.

— Значит, у нас еще есть время. Постараемся использовать его на полную катушку.

— По-моему, Жора, он помешан на идее бессмертия. Вот только зачем оно ему нужно?

— А тебе — нет?.

— Да ведь и тебе тоже. Нормальный человек должен прожить жизнь и умереть, и в этом нет ничего стыдного или горького. Так заведено, и если уж смерть пришла к Сократу, Наполеону, Пушкину, то какой смысл жить вечно таким типам, как Намцевич? Или нам с тобой? Земля должна утрамбовываться мертвыми, чтобы рождать людей заново. В этом смысл. А бессмертие — всего лишь потуги гордеца, страдающего запором. Это — сатанизм, все та же продажа души дьяволу.

— Вадим прав, — заметил стоявший рядом с нами Григорий. — Я понял это, когда еще был учеником у вашего деда. Вы знаете, что в последние годы он также искал рецепты бессмертия?

— Неужели? — спросил я. — Нет, не знал. Да и откуда? Я видел-то его в своей жизни всего ничего.

— Да, так оно и было. И когда он стал заниматься этой… проблемой, то и сам начал меняться. Мне это было хорошо заметно, поскольку я постоянно был рядом с ним. Характер его изменился, весь внутренний мир. Он стал неуравновешенным, злым, словно бы потерял покой. Порой мне даже казалось, что он сходит с ума. А однажды, когда я спал, я очнулся от его взгляда. Мне стало страшно. Это были глаза убийцы… Извините, если я как-то задел вас.

— Нет, ничего, мне просто любопытно. А все его вокруг так нахваливают. Прямо отец родной.

— Это потому, что они не знали его так близко, как я.

— Что же было потом?

— Я ушел на флот. А дальнейшее… вам известно. Больше нам не удалось свидеться.

— Дедулю замочили из-за его рецептов, — уверенно сказал я. — Это теперь понятно. Тот же Намцевич, гад! Бессмертия ему захотелось. А хрен с редькой?

— Кончайте трепаться! — взорвался вдруг Марков. — Развели тут философскую сырость: бессмертие — смертие, вечность — конечность… фигли-мигли! Проветривать после вас надо помещение. Давайте лучше обсудим наши дальнейшие планы. Маньяк-то еще не пойман.

— А Дрынов? — спросил я.

— Да какой он маньяк! Пришил Стрельца из страха, что тот его разоблачит. А бабочек-то к убитым другой прикладывает. А кто зарезал тетушку Краб и Комочкова? С этим еще тоже надо разобраться.

— Ну, ты у нас парень ушлый, докопаешься.

— А я уже почти знаю — кто это. Дай только Бог не ошибиться. — Он выразительно посмотрел на меня. — У тебя не осталось водки?

— Только бутылка вермута.

— Тащи. Я расскажу вам, что будем делать дальше.

Спустившись в подвал, я увидел там Сеню Барсукова, сидящего на цементной плите.

— Ты что здесь делаешь?

— Так ведь джип подъехал.

— Как подъехал, так и уехал. Выходи. Милена с Машей уже давно наверху.

Прихватив бутылку вермута, я поднялся через люк на кухню, и мы выпили по стакану.

— Иногда то, о чем ты постоянно думаешь, материализуется, — произнес вдруг Григорий.

— О чем ты?

— О Дрынове. Он устраивал все эти спиритические фокусы и в то же время верил в реальность духов, а потом и сам попался в ловушку.

— Мне его ничуть не жалко, — сказал Марков. — Его настигло возмездие за Стрельца, которого он заколол. Весьма подло.

В это время меня кто-то окликнул с улицы. Я вышел на крыльцо и увидел Раструбова, стоявшего около калитки.

— Пойдемте в дом, — сказал я.

В прихожей я отодвинул ногой говорящего монстра и выключил надоевший всем магнитофон. Надо заметить, что Маша, которую так напугала эта кукла в первую ночь, теперь стала относиться к ней даже с какой-то симпатией. О, женщины! Кто их поймет?

— Как вы себя чувствуете после вчерашнего? — спросил я. — Не хотите ли вермута?

— Нет, дело прежде всего, — хмуро отозвался пекарь, подозрительно косясь на вошедшего в зал Маркова. Здесь уже сидели Барсуковы и Милена. Григорий, которого нельзя было никому видеть, нырнул в подвал.

— Так что за дело?

— Да все то же! Утром я уже побывал в городке и встретил там вашу подружку. Она сдержала обещание и вернулась вовремя. Деньги у меня. Могу теперь провести через болото следующего.

— Я! Это я, меня надо отправить, — быстро откликнулся Сеня. — Когда пойдем?

— Да хоть сейчас, — усмехнулся пекарь. Его тараканьи усы встопорщились, а глазки заблестели. — А знаете, пожалуй, я выпью стаканчик вашего вермута.

Я ушел на кухню и вернулся с бутылкой.

— Как себя чувствует Ксения? — спросил Марков, внимательно глядя на пекаря.

— Как и положено. Цветет и пахнет. Приветик вам передает. Я вот что подумал: вы, наверное, считаете меня очень корыстным человеком? Напрасно. Ежели хотите, так я вас всех поодиночке проведу через болото на дорогу. А тех денег, что она уже передала, хватит.

— Да вы просто молодчина! — воскликнул Сеня и посмотрел на нас. — Ну? Что же вы?

— А я тут как-то уже прижился, даже нравится, — произнес Марков. — Но мы подумаем над вашим предложением.

— Думайте скорее, у меня настроение быстро меняется. — Пекарь как-то сник. Марков незаметно поманил меня пальцем. Я вышел вслед за ним в прихожую.

— Вот что, — сказал он. — Передай Милене, чтобы она задержала Раструбова и Сеню как можно дольше. Пока мы не вернемся.

— А куда мы пойдем?

— Увидишь.

Минут через пять мы уже торопливо шли по улице.

— Ты заметил, что у него сапоги чистые, а ведь он по болоту шлепал, — обронил Марков на ходу.

— Может быть, помыл, прежде чем к нам идти?

— А потом опять через трясину топать? Нет, тут другое.

Мы подошли к дому Раструбова, и Марков, воровато оглянувшись, начал ковыряться в замке.

— Остынь, Громыхайлов идет, — сказал я, загораживая его спиной.

— А он нам не помеха, зови его сюда.

Я помахал милиционеру рукой.

— Чего это вы тут делаете, ребята? — спросил он, выдыхая алкогольные пары, от которых я покачнулся.

— Булочки хотим спереть, — не оборачиваясь, отозвался Марков.

— А у него еще и самогон есть, — деловито произнес Петр.

Наконец дверь подалась, и мы вошли в дом.

— Петя, ты как официальное лицо присутствуешь при обыске, — заметил Марков.

— А что будем искать? — поинтересовался я.

— Я сам найду что надо, а ты не мешай.