Мышеловка

— Вадим, убери этого своего гада куда-нибудь подальше. У меня самого мурашки по коже бегают.

— Нет, сначала я ему набью морду! — пообещал Сеня, непонятно кого имея в виду: «гада» или меня? Но я счел за благо побыстрее ретироваться вместе со своей ношей в мою комнату.

Так, не хватало нам еще всем здесь перессориться… Ну ничего, подумал я, утро вечера мудренее. Если, конечно, оно когда-нибудь наступит, вопреки прогнозу Ксении. Может быть, нам всем уехать завтра же из Полыньи? Погрозив кукле кулаком, я выпустил из нее воздух и снова засунул в платяной шкаф. А дверцу еще и запер на ключ. Теперь не выберется. Если только вновь ей не помогут этого сделать. Вскоре пришла Милена, держа в руке зажженную свечку.

— Маша успокоилась, — сообщила она. — Твои шутки порой заходят слишком далеко.

— Да не делал я этого! — разозлился я.

— А кто же?

— Не знаю! Может быть… здесь, в Полынье, климат такой — неодушевленные вещи оживают. А что? Сидела она себе в шкафу, надоело, встала и погуляла, приперлась на веранду…

— Не глупи. Давай лучше ложиться спать. Все уже разошлись по своим комнатам.

Но нас ожидал еще один сюрприз… Едва Милена откинула одеяло, как в ужасе отшатнулась и прижалась ко мне. На простыне лежала гадюка. Судя по всему, та самая, которую притащил с болота Марков.

— Только, ради Бога, не ори! — шепотом произнес я. — У меня уже уши болят от ваших криков. Вот сейчас я точно набью кому-нибудь морду!

— Он же знал, как я боюсь змей, — чуть не плача сказала Милена. — Ведь специально нам подсунул!

Я выскочил из комнаты, а Милена поспешила за мной. Маркова мы застали уже лежащего в постели. Тепленького. Я рывком сорвал с него одеяло.

— Ну, что там опять случилось? — рассвирепел он. — Вы дадите мне когда-нибудь спать или нет?

— А ты пойди погляди, что у нас в постели валяется! Зачем ты нам гадюку подложил? Хорек налоговый.

— Какую гадюку? — Марков недоуменно уставился на нас, потом полез к тумбочке, открыл дверцу и вытащил узорчатую змею. Теперь пришел черед удивляться нам.

— А… там? — Милену начала бить мелкая дрожь.

— Пошли посмотрим, — деловито предложил Егор, натягивая джинсы. — Но если вы меня разыгрываете — берегитесь!..

Мы вернулись в нашу комнату, и я посветил фонариком на постель. Змея не подавала признаков жизни и в точности походила на ту, которая лежала в тумбочке Маркова. Впрочем, все гадюки выглядят одинаково. Но вдруг… она шевельнулась… приподняла узкую головку. Изо рта высунулось раздвоенное жало…

— На-зад! — скомандовал Марков, отстраняя меня и Милену руками. — Чертовщина какая-то… Может быть, это хахаль той, моей, и приполз к своей подруге?.. Такое бывает, я знаю. Сходить, что ли, за пистолетом?

— Не надо устраивать в моем доме пальбу. Да еще в три часа ночи.

Я осторожно, боком, подошел к постели и снова набросил на гадюку одеяло. Мы услышали тихое шипение. Затем я нагнулся и вытащил из-под кровати меч. Выставил перед собой, держа обеими руками.

— Егорушка, по моему сигналу откидывай одеяло, — шепотом произнес я. — Раз, два, три! — Одеяло взметнулось вверх, а я с размаху ударил мечом по узкой ленте, разрубив гадюку пополам. Обе половинки змеи продолжали извиваться, а Милена, глядя на них, громко вскрикнула. Не удержалась все-таки… Через некоторое время гадюка издохла, как-то свившись в клубок. А в нашу комнату уже заглядывали разбуженные Барсуковы. Если, конечно, они вообще ложились.

— Что это? — прошептала Маша.

— Змея… — Я подцепил кончиком меча обе половинки и выбросил их в открытое окно.

— Откуда? — спросил Сеня.

— Хрен его знает. Спроси что-нибудь полегче.

Я бы охотно поверил версии Маркова, что змея приползла к своей мертвой возлюбленной. Это было бы красиво и поэтично, но… Слишком многое подсказывало мне, что гадюку именно подложили в нашу постель. Возможно, даже каким-то образом усыпив ее на некоторое время. Чтобы мы также приняли ее за мертвую, взяли в руки. Все события этой сумасшедшей ночи складывались в одну цепочку: первоначальный жуткий крик, который не принадлежал никому из нас, когда Марков погасил свечи; перевернутый подсвечник над журналами; кукла на веранде, пришедшая туда самым чудесным образом; наконец, эта гадюка…

— Я сегодня ни за что не усну! — прошептала Маша.

— А я больше никогда не лягу в эту постель, — добавила Милена.

— Ладно, будите Комочкова, — сказал я. — Я должен сообщить вам очень важную вещь.

И когда все собрались в зале (кроме Ксении, которую не стали тревожить, — да это было бы и бесполезно), я рассказал им все, что произошло со мной в поселке Полынья за последнюю неделю, о своих подозрениях по поводу смерти деда, о попытках меня запугать, а позже — убить на спиритическом сеансе, о таинственном сожителе в нашем доме, о Волшебном камне и Девушке-Ночь (не упомянув лишь о моей встрече с нею), о Намцевиче и докторе Мендлеве, о проповеднике Монке и пекаре Раструбове, о тетушке Краб и всех остальных людях, с которыми меня свела судьба в этом поселке… Даже упомянул об исчезнувших тетрадях деда, которые, теперь я понимал это, могли играть важную роль во всей этой таинственной истории, отдающей мистическим привкусом и хладнокровным практицизмом. Я почему-то не сомневался, что за всеми загадочными событиями стоят реальные люди. И Марков с его трезвым аналитическим умом сыщика был единственным человеком, который согласился со мной.

— Деда убили — это ясно, — сказал он. — И нам нельзя уезжать отсюда, пока мы не распутаем весь этот змеиный клубок.

— А я считаю, что нам нужно убираться из Полыньи как можно скорее, — не согласилась с ним Маша. — Я предчувствую надвигающуюся беду. На всех нас. Мы все здесь погибнем.

— Хорошо, — произнес Марков. — Пусть женщины и те, кто захочет — уезжают. Но я остаюсь с Вадимом.

— Ну, тогда и я тоже, — хмуро кивнул Комочков. — Будет о чем написать в газете.

— А мы — пас! — ответил за себя и свою жену Барсуков. — Мне здесь осточертело. И потом, у нас трое детей. Кто о них позаботится?

— Пожалуй, и мы с Ксенией присоединимся к вам, — задумчиво произнесла Милена, и мне это было слышать больнее всего, хотя я и понимал, что она права. И я не мог рисковать ее жизнью. Жена не должна отвечать за поступки мужа.

Так мы разделились. Но наутро судьба преподнесла нам скверную шутку: и те, кто хотел уехать, вынуждены были остаться против своей воли.

Никто из нас не ложился, Милена, Ксения и Барсуковы уже собирали свои вещи, когда в дверь моего дома постучалась тетушка Краб. Она принесла вкусные пироги с рыбой и сообщила, что ночью, во время грозы, со склонов гор сошел большой оползень, закупорив единственную дорогу в город. Такое уже случалось в прошлом году, и восстановительные работы заняли целый месяц.

И тогда и сейчас поселок Полынья оказался отрезанным от всего мира…

Глава 18

Разделение

Грохот оползня мы и приняли тогда за взрыв артиллерийского склада.

— Миленькое дельце! — сказала моя жена, покусывая верхнюю губку, — это был знакомый мне признак приближающегося раздражения. — И что мы теперь будем делать? Торчать в этой чертовой Полынье, искать убийцу твоего деда и ждать, когда нас пришьют? Неизвестно кто, где и когда… Какие-то мифические твари, населяющие твой дом. Дура я была, что позволила себя уговорить приехать сюда…

— Не все так мрачно, — попытался я ее утешить. — Смотри, уже и солнышко светит. И возможно, наши ночные страхи — лишь порождение темноты.

— Ну да! Гадюка-то была настоящая. — В этом с ней было трудно не согласиться. Но меня поддержал Марков.

— Чем быстрее мы найдем убийцу и разберемся во всем, тем спокойнее нам всем будет, — сказал он. — У Вадима есть восемь явных подозреваемых. Кроме того, показания Мишки-Стрельца и рыбака Валентина, первым обнаружившего труп. Исходя из этого, я бы сначала отбросил всякую чепуху, вроде Девушки-Ночь. — При этом он как-то странно покосился на меня и фыркнул. — Я разбил бы всех подозреваемых в убийстве на три группы. Первая, наиболее серьезная, — местный феодал Намцевич и скрывающийся где-то здесь, на болотах, маньяк-убийца Григорий, сын местной продавщицы магазина. У каждого из них могли быть свои причины, которые нам пока неизвестны: проживающая в замке Валерия, которой на старости увлекся Арсений Прохорович, — тут Марков снова фыркнул, — либо тетрадки с рецептами, большинство из которых, по моему глубокому убеждению, просто бред сумасшедших баб. Но причин мы не знаем, поэтому не будем делать и выводов. Вторая группа, потенциальная, — это доктор Мендлев, милиционер Громыхайлов — фу, какая невкусная фамилия! — и пекарь Раструбов. Третья, сомнительная: кузнец Ермольник, проповедник Монк и поселковый староста Горемыжный. Снова фамилия весьма гнусная, но это еще ничего не доказывает. Согласны?