Мышеловка

— А Маркову надо придумать какое-нибудь наказание, — добавила Милена. — Ни грамма спиртного!

— Это слишком жестоко, — поправил ее Сеня. — Пусть он лучше застрелится.

Тут Ксения очнулась, сфокусировав на мне и Егоре свое внимание. Потом громко икнула и нечленораздельно произнесла:

— Брав-во! Один получил по глазу, другой — по лбу! Бис…

— Не отправить ли ее в постельку? — предложил Марков. Но Ксения вцепилась в краешек стола, словно он собирался от нее уплыть в далекое море, и резко замотала головой.

— Пусть сидит. Только глядите, чтобы не упала, — сказала Маша. — А то и третий из нас что-нибудь себе расшибет.

— Все-таки, Марков, ты настоящая скотина, хоть и раненый, — заметил Барсуков. — Ну зачем ты все это придумал?

— Хотел показать вам, что мы сами создаем себе условия для страха. А что, интересно вышло? То ли еще будет.

— Готовишь второе действие?

— Так ведь в хорошей пьесе должно быть несколько актов. Так, Вадим? Ты актер, должен знать.

— В таком нервном ритме мы вряд ли доберемся до финала, — отозвался я, занимая свое место рядом с Миленой. Я подозрительно покосился сначала на нее, а потом на Сеню. Меня не оставляла мысль, что они здесь целовались так же, как там, в комнате, Маша и Комочков. Но Милена смотрела на меня нежно и ласково, чего с ней давно не случалось. Может быть, специально, чтобы усыпить мою бдительность? Я махнул рукой и потянулся за поросенком. Кто разберется в природе человеческих взаимоотношений?

Наверное, лишь мы с Марковым поглощали приготовленное четырехкопытное с аппетитом, остальные вяло ковыряли вилками в своих тарелках, а Ксения вообще продолжала клевать свои «зернышки» с груди. Чудовищная гроза тем временем продолжалась и, казалось, усилилась еще больше. Раскаты грома по-прежнему сотрясали стены дома, а потом произошло и вовсе что-то непонятное. Раздался такой грохот, будто бы на Полынью рухнул весь небесный свод. По крайней мере, у меня сложилось именно такое впечатление.

— Это не похоже на гром, — произнес Марков. — Какой-то взрыв, что ли?

— Лопнула огромная склянка с эфиром, величиной с гору, — предположил Комочков.

— Может быть, у вас тут есть скрытый артиллерийский склад? — добавил Барсуков.

— Поди выясни! — приказала мне Милена.

— Как же, была охота мокнуть, — отозвался я. — Если что и взорвалось, то узнаем утром.

И тут Ксения произнесла историческую и обнадежившую всех нас фразу:

— Утро в П-полынье не наступит никогда, ик!

Мы сразу же заспорили: стоит ли ее за такие скверно-пророческие слова немедленно отправить в постель или пусть побалдеет в нашей компании еще немного? Так и не придя к определенному решению, мы прислушались к трезвому предложению Сени Барсукова. Он сказал:

— А не лучше ли всем нам закончить наше ночное пиршество и разойтись по своим комнатам? Не пора ли баиньки?

— И то верно, — согласился Комочков, а за ним и все остальные. Странно, но на всех нас внезапно, словно выскочивший из-за угла убийца, напала какая-то непонятная сонливость. Можно было подумать, что грозовые разряды, сверкавшие над крышей дома, обладали этаким гипнотически-усыпляющим свойством. Я никогда бы не поверил, что можно захотеть спать под такими оглушающими раскатами грома. Все равно что находишься в железной бочке, по которой лупят молотом. У всех нас был такой вид, словно мы несколько дней и ночей без устали шли по какой-то бесконечно длинной дороге, а сейчас вдруг разом сломались, так и не достигнув цели, но зато обнаружив семь приготовленных для нас кроватей. «Или гробов?» — почему-то подумал я. Иногда меня посещают довольно мрачные мысли, несмотря на весь мой оптимизм и тягу к жизни.

— Вадим, помоги мне отвести Ксюшу! — велела мне Милена.

Лучше бы она сказала: отнесу, поскольку ее подруга вообще напрочь позабыла, что у нее где-то там существуют ноги. Мы взяли нашу крикунью под обе ручки и потащили в ее комнату. Марков с Комочковым уже ушли, в зале еще оставалась чета Барсуковых.

— А теперь уходи, — сказала Милена, когда мы уложили Ксению в постель. — Я сама ее раздену.

— Как угодно-с! — отозвался я. — Этим ты избавишь меня от лишних эмоций.

Я почему-то вернулся в зал, хотя мог пройти в свою комнату через коридор. Здесь уже никого не было, но свечи все еще горели. Эти безалаберные Барсуки позабыли их потушить!.. Один из подсвечников наклонился в опасной близости от вороха старых журналов, сложенных в углу. И свеча вот-вот должна была выпасть. Я подхватил ее, затушил и порадовался, что Бог надоумил меня возвратиться в зал. Потом, осмотрев подсвечник, я призадумался. Странно, он был укреплен достаточно надежно и не мог изменить своего вертикального положения. Если только кто-то не повернул его нарочно. Но кто? Да и как тут оказались старые журналы? Мне помнилось, что я выбросил их все на помойку, когда проводил в доме уборку. Последними из зала уходили Сеня и Маша, но с какой стати им устраивать в нашем жилище пожар? Нет, это невозможно, решил я. Но тогда подсвечник повернули после их ухода. И вновь передо мной замаячила тень кого-то восьмого, чьи явные и неявные следы ощущались повсюду. И либо я схожу от подозрительности с ума, либо эта хитрая бестия хочет нас всех тут угробить. Чего проще спалить дом со всеми гостями и хозяином, когда на них навалилась непонятная сонливость? Если бы я только знал, кто это и где его искать!.. Я беспомощно оглянулся, чувствуя, что силы наши не равны, со мной просто играют в прятки, и мне захотелось заорать во весь голос, чтобы этот Некто вышел, объявился, показал свое лицо… Но другой крик, страшный, истерический, ворвался в зал и оборвал мои мысли. Кричала женщина из комнаты номер три, там, где разместились Барсуковы. И я почему-то подумал, что ее убивают — убивает муж, Сеня, дознавшийся о связи своей жены с Колей Комочковым. Я знал о его ревнивом характере, и такое предположение могло иметь основания. Не раздумывая, я бросился в их комнату. Но моим глазам предстала другая картина: не окровавленная Маша, а бьющаяся в объятиях Сени, который успокаивал ее, как только мог.

— Там… там… — повторяла она одно слово и указывала рукой на застекленную веранду.

За моей спиной уже появились Милена и Комочков, прибежавшие на крик из соседних комнат, а вскоре появился сонный и злой Марков.

— Когда же это кончится? — сердито спросил он. — Сумасшедший дом какой-то! Что произошло на этот раз?

— Не знаю! — ответил я. — Ее что-то напугало на веранде.

— Так пошли поглядим!

Мы с Марковым и Комочковым обошли чету Барсуковых и открыли дверь на веранду. Здесь в кресле-качалке удобно устроилась моя резиновая кукла-монстр с изуродованным лицом трупа. Среагировав на звук, она повернула к нам свою голову и прошелестела заложенную в магнитофон фразу: «Крови хочу, крови! Наконец-то ты явился — иди ко мне!» Потом раздался положенный по программе жуткий смех. У Комочкова отвисла нижняя челюсть, и даже Марков слегка побледнел, не разобравшись, кто перед ним сидит в кресле-качалке. Кукла вновь произнесла свою зловещую фразу и засмеялась. Я подбежал к ней и стукнул по голове, где находился выключатель. Кукла-монстр обмякла и замолчала, уставившись на нас с какой-то обидой, словно мы не оценили ее самых добрых намерений.

— Все в порядке, — сказал я, поворачиваясь к друзьям. — Это всего лишь кусок резины и моток проволоки с катушками.

Но одного я не мог понять: как кукла оказалась здесь, на веранде? Ведь после того случая с Мишкой-Стрельцом я выпустил из нее воздух и унес в свою комнату, засунув в платяной шкаф. Кто вновь «оживил» ее и притащил сюда? Никто из моих друзей не знал, что у меня имеется эта штука. Кроме Милены.

Мы вернулись в комнату. Я тащил за собой куклу, ухватив ее за ногу, и голова монстра мягко шлепалась об пол. Увидев это чучело вновь, Маша опять закричала, а Сеня закрыл ей рот ладонью.

— Это все твои проделки? — прошипел он в мою сторону. — Завтра же мы уедем отсюда!

— Да будет… будет вам, — попытался я их успокоить, а Марков грозно произнес: