Страница 21 из 115
О нет, мы не в силах описать вам, дорогой читатель, ее прелести! Этой Браншвейгской принцессы — Елизаветы-Кристины. Вот мнение сестры короля Вильгельмы: „У нее совершенно испорченные черные, кривые зубы. Она толстая, не умеет вести себя в обществе, к тому же шепелявит. К тому же горбатая, глупая и необразованная“[37].
А у Людовика XII жена, думаете, была красивее? О ней Вальтер Скотт однозначно сказал: „Худа, бледна и кривобока“[38].
Людовик XII на свою безобразную Жанну смотреть без отвращения не мог, даже когда она еще его невестой была. Но не в силах был ее папочке перечить, этому самодуру Людовику XI. А тот вечно садистски над женихом подтрунивал: „Что, герцог, невесел? (Людовик XII тогда еще герцогом Орлеанским был.) От любви к моей дочери страдаешь, с ума сходишь?“
Страшненькой, мягко говоря, была и жена Якова I Анна Датская: с выпученными глазами, крючковатым носом и отвислыми щеками. А вот вам портрет жены Филиппа Валуа, сына Филиппа Красивого: Иоанна — хромая, с черными зубами, костистыми руками, уродина уродиной, которую он часто бивал, но не за измены, а за политические интриги. Это надо же! Выкрала у короля-мужа печать и самостоятельно от его имени подписывала указы! Однако стоп, дорогие читатели! Этак мы от сомнительных красот жен королей забредем в дикие дебри, отвлекшись от нашей основной темы. Знаем только, что совершенно права была наша известная эстрадная певица, когда на весь мир пела: „Все могут короли, все могут короли, но что ни говори, жениться по любви не может ни один король“. Но ошиблась малость наша певица. Один все-таки нашелся, тот, который женился исключительно по любви, и этот уникальный случай произошел с Франциском-Юзефом Габсбургским. Этот отважный юноша, плюнув на политические корысти, влюбившись в простую девушку Елизавету-Сисси, сделал ее своей женой вопреки воле матери и почти всей Европы. Но, конечно, этот случай уникальный, из рук вон истории выходящий.
Но, дорогие читатели, пора нам вернуться к нашей скучающей царице. Заждалась она батюшку царя, любезного своего супруга, а тому все недосуг. И сидит она за своим обедом в своих хоромах одна, царь в своих покоях обед вкушает. А в одиночестве, сами знаете, не пьется и не естся даже при самых что ни есть расчудесных яствах. А русские яства и впрямь были верхом совершенства кулинарного искусства, хотя простые по своей сути. Но чего только тут нет! Бывало, до семидесяти блюд доходило! Пир горой!
К пирам тщательно готовились и у простых людей, а у людей побогаче да у царей пиры такие роскошные были, что никакой фантазии не хватит, чтобы их описать. У Анны Иоанновны, например, вносились к гостям два огромных пирога, которые осторожно разрезались, и из них выскакивали две карлицы и на столе начинали танцевать менуэт. „Третьего дня обедала Анна Иоанновна в Грановитой палате за столом-циркулем, посреди коего стояли две статуи из серебра, извергая воду чистую. Для того были бассейны устроены, а в тех лоханях, изнутри золоченых, плавали разные диковинные рыбы. Несли к столу кабаньи головы, варенные в рейнвейне, изогнув длинные шеи, лежали на блюдах жареные лебеди“ [39].
В те времена, дорогой читатель, монаршие дворы прямо состязались в сервировке гастрономических диковинок. Спрятанные в пирогах карлики были делом обычным. Монархам хотелось более пикантной начинки пирога. И отличился в этом отношении король Людовик X во время бракосочетания с Клементиной Венгерской: „При четвертой перемене тарелок, причем каждая состояла из шести блюд, включая огромную свинью, жаренную на вертеле, павлина с перьями, подошли двое слуг, неся огромный паштет, который поставили перед королевской парой. Разрезали корку, и живой рыжий лис выскочил из него. Так-то вот отличились повара. Обезумевший лис выскочил в зал, закрутил рыжим пушистым хвостом, в красивых молочных глазах таился испуг. Началась охота вокруг столов. Роберт де Артуа первый поймал зверька. На глазах у всех он упал на землю и встал, держа в объятиях огромного лиса, который пищал, обнажая узкие клыки. Роберт медленно придавил пальцем, раздался хруст, глаза лиса стали стеклянными, и Роберт растянул мертвого зверя на столе перед новой королевой“[40].
Анна Иоанновна на угощения не скупилась и даже чернь своей милостью одаривала. Так, по случаю заключения мира с турками она из окна бросала народу золотые и серебряные монеты, а потом приказала на площадь вынести жареных быков и включить все фонтаны, из которых в построенные бассейны полились водка и вино. Но только по случаю праздника — такое пьянство. Вообще же она сама пила мала, пьяных даже боялась, и у нее на пирах специально никто не напивался. Но эту фонтанную затею она не сама выдумала, это она у своего дядюшки Петра Великого слямзила. Тот тоже короновал свою жену Марту на звание русской царицы: „Перед дворцом устроены были искусственные фонтаны, извергающие белое и красное вино, расставлены жареные быки, начиненные внутри разною птицею. Это было угощение народу. Восемь дней ликовала Москва“.
Да, любил Петр Великий пировать. Пиршества были длинны и тянулись с полудня до вечера или даже до поздней ночи. Царь хотя и любил обжорство зело критиковать, говаривая: „Какую пользу может принести тело отечеству, когда оно состоит из одного брюха?“ — сам был мастер поесть, неизменно возил с собой своего повара и имел свои любимые блюда. Аппетит у него пропал только накануне смерти, когда он жестоко страдал от неиспускания мочи.
Со всей нашей уверенностью можем сказать, что до XVI века кушанья царей хоть и обильные и многочисленные были, но самые простые: баранина, свинина, куры, тетерева и поросята. Зимою привозили из далеких мест рыбу, мерзлую и засоленную. Летописец так описывает стол государя (какая разница чей? До шестнадцатого века все столы были одинаковы): „Квас в серебряной братине, папорок лебединый, в шафранном взваре, рябчики, потроха гусиные, гусь жареный, поросенок жаренный в лимоне и в лапше, курник яичный, пирог с бараниной, пироги кислые с сыром, блюдо жаворонков, блюдо блинов, блюдо пирогов с яйцами, блюдо карасей с бараниной, кулич-недомерок, кулебяки“. Жидкое кушанье иногда подавалось на два-три человека. Ели из одной миски, черпая деревянными ложками. Такой способ обедать приводил в омерзение иностранцев. Но в общем им русская кухня нравилась, и восхищались они ее своеобразием, ибо ни в одной стране мира не было таких оригинальных соусов и гарниров. Ну кто, например, любит препротивную пареную репу? Мало кто, согласитесь, а это прекрасный гарнир, оказывается, к зайцу. Мясные блюда подавались в взваре — луковом, капустном, клюквенном или брусничном. Чеснок шел к говядине, лук — к свинине. К рыбе был гарнир — малосольные огурчики, помидоры, соленые грибы. И вообще, надо вам сказать, дорогой читатель, что искусство русских поваров, теперь уже основательно позабытое, большой восторг у иностранцев вызывало! Им даже не снилось такое! И они рты чаще не для еды, а от удивления раскрывали. Представьте себе, вносят бравые молодцы на огромных подносах, скажем, 12 блюд — все из дичи, в перьях разноцветных. Тут и фазаны, и петухи индейские, и куры, и перепелки и прочие пернатые. А оказывается, мясо-то и не птичье вовсе: все из рыбы. Совсем как у того греховного батюшки, который в постный день захотел жареной свининкой полакомиться: „Порося, порося, превратись в карася“, только здесь все наоборот. Рыбу в мясо превратили. А кто действительно слишком пост соблюдал, о тех личностях фаворит Екатерины Великой презрительно отзывался. Так, великого нашего полководца Суворова, неизменно пост соблюдавшего, Потемкин заклеймил такой фразой: „Его превосходительство хочет в рай верхом на осетре въехать“.
37
Н. Крахерова. «Партизаны моральности». Силезия. 1989 г., стр. 83.
38
Вальтер Скотт. Т. 15. М. 1964 г., стр. 125.
39
В. Пикуль. «Слово и дело». Лениздат. 1974 г., кн. 1. стр. 279.
40
М. Дрюон. «Королевская отрава». Краков. 1966 г., стр. 67.