Пыль Человеческая

Меня действительно тянуло в сон! И это после двенадцати часов добротного младенческого спанья! Такого со мной в этой жизни еще не было. Конечно, я иногда просыпался, охая от боли при попытке повернуться на левый бок. Но почти сразу опять засыпал, чувствуя мутным мозгом, что ничто не заставит по-настоящему проснуться.

Посетителей у меня вчера больше не было, если не считать Финли, принесшего мне одежду. Однако и его Салли Кулахан не пустила в палату - зашла сама, аккуратно сложив вещи на стуле.

Я знал, что вчера после обеда должны были состояться похороны Мэйнардов. И еще утром собирался на них пойти. Однако ранение поломало мои планы. Подозреваю, что выйти из палаты можно было лишь через труп маленькой докторши. Но вступать с ней в схватку я был не в состоянии. Организм четко приказал мне: "Лежать!", и у меня не было никакого желания с ним спорить. В результате я проспал весь вечер и всю ночь и, подозреваю, прибавил бы к ним еще и утро. Однако на рассвете приперся Большой Фритц и положил конец моим сонным странствиям. Мой цербер, наверное, отбывал повинность на кухне и не смог помешать вероломному шерифу.

- Вот, напряги мозг, пока тело отдыхает, - только и сказал он и, оставив мне листок со своим домашним заданием, деловито уковылял.

На листке в столбик были выписаны фамилии. Я сложил его по сгибам и осторожно поднялся. Лежать было конечно просто здорово, но голод гнал меня к ароматам кухни. Как оказалось, одеваться одной рукой, стараясь при этом поменьше шевелить торсом, была та еще задачка. Я кое-как напялил джинсы и носки и возблагодарил господа за то, что подсказал носить ботинки на молнии. В свое время на меня произвели впечатление страдания арестантов, у которых отбирали шнурки.

Труднее всего оказалось нацепить тяжелый ремень с кобурами и набитыми патронами клапанами. Это удалось сделать только сидя.

Рубашку пришлось надеть лишь на одну руку, второй рукав просто набросив на плечо. Прихватив куртку с сигаретами я, пошатываясь, двинулся в мир.

И он меня не подвел. Юное солнце, бросающее лучи из-за крыши кухни, плотный завтрак, заинтересованные взгляды женщин, в которых охотно читалось восхищение - что еще нужно для начала еще одного дня?

Мелькнувшая в кухонных воротах Салли бросила на меня неодобрительный взгляд, но не подошла. Зато Джина по-прежнему дышала полной грудью, используя все возможности для подзарядки жизненного оптимизма.

- Вау, Ланцелот? И чем заняться мертвецу в Соттоне? Конечно же - хорошо поесть! Героям геройские порции!

Порция действительно была на славу.

- Покормить с ложечки?

С этой женщиной приходилось постоянно держать мозг включенным. Хотя сегодня он был как-то особенно против.

- А соски нет?

- Ха, ты уверен, что подумал именно об этом? - Джина как всегда уселась напротив.

С кухни выглянула высокая девица с кривой улыбкой.

- Эй, Джина, все расскажу Большому Фритцу.

- Только на это и рассчитываю, Джен - больше любить будет, - кажется, мне опять придется завтракать под ее пристальным взглядом. Я наклонился над тарелкой и понял, что идея с кормлением из ложечки была не лишена смысла - любые колебания тела выше пояса отдавались в простреленном плече.

- Люблю смотреть, как мужчины едят.

- Я уже понял.

Интересно, когда спит, она тоже улыбается? Я бы глянул.

Большинство мужчин мечтает о женщинах такого типа, с завистью поглядывая на тех, кому повезло больше. Однако мало кто из нас на практике согласился бы поменяться с ними местами. Таким женщинам нужно соответствовать. Ежедневно и ежечасно. И все равно испытывать постоянное беспокойство. Возможно, совершенно безосновательное, но удивительно живучее. А большинство из нас ленивы и подвержены болезни стабильности. Хотя и не можем в этом признаться самим себе. Ну и кто тут слабый пол?

Смотреть, как мужчины пьют чай, Джина, похоже, не любила.

- Когда в следующий раз надумаешь кого-нибудь пристрелить, не забудь развесить объявления. Не пропущу.

Я кивнул.

Затушив сигарету в прочно прописавшейся на нашем с Фритцем столе пепельнице, я достал из кармана рубашки сложенный вчетверо листок. Девятнадцать фамилий. Трое мужчин. Остальные женщины.

Мужчин я знал. Джордж Дорсет, Рори Пауэлл, Доусон Янг. Большинство женских фамилий мне ничего не говорили. Одна, кажется, работала на кухне. Кроме того в списке были все четыре мои соттонские знакомые. Эмили Дорсет, Салли Кулахан, Шарлотта Вэйзмор, Джина Вайзман.

Скребущая асфальт совсем рядом метла вдруг остановилась. Я осторожно повернул шею.

- Доброе утро, помощник ван Дорн, - возле меня стояла вчерашняя знакомая - негритянка.

Я изобразил попытку приподняться в кресле.

- Доброе утро, мисс...

Она протестующе подняла руку.

- Просто хотела вас поблагодарить. Надеюсь, мы заслужим право жить здесь. Пока вот подметаем. Потом, говорят, нам доверят мокрые тряпки, - мне показалось, что в ее черных глазах промелькнула искорка жизни. Она стояла, оперевшись двумя руками на метлу. - Эшли, моего племянника, скоро отправят на какую-то ферму... Знаете, очень важно встретить настоящих людей. Это дает веру. Больше, чем общение с епископом Барнсом.

Кажется, она все-таки улыбнулась. Потом, не прощаясь, повернулась спиной и вновь принялась сметать пыль с асфальта.

Почему с женщинами всегда приятнее иметь дело? После общения с ними куда чаще остается, как бы сказала Эмили Дорсет, приятное послевкусие. Неужели это просто какой-то гендер, сексизм? Или они действительно лучше?

По улице, пыхтя как радостный паровоз, ковылял Фритц. На ходу он застегивал рубашку. Увидев меня, помахал рукой. Подойдя, тяжело рухнул в кресло.

- Не знаю, облагораживает ли труд человека, но добавляет тонуса - это точно.

Доставая из кармана портсигар, он сделал знак куда-то мне за спину - наверное, Джине.

- Вот оклемаешься немного, и тебя научу. Ты же наверняка белоручка.

Я удивленно поднял бровь.

Шериф с наслаждением выпустил из легких галлон дыма.

- Дрова научу рубить, дрова. Или ты думал, они из воздуха материализуются? Можно считать, это теперь моя главная здесь обязанность.

Джина принесла ему чая и вопросительно глянула на меня. Я отрицательно покачал головой. Она удалилась, не сказав ни слова. Чувствуется хорошая семейная школа.

Большой Фритц проводил ее взглядом.

- Хотел я этому делу обучить Финли. Ему вроде бы сам бог велел. Да ничего не вышло. Уверен, он бы себе ногу отрубил в первый же день. Я еще не встречал более не приспособленного к физическому труду человека. Ошибка природы. Аномалия какая-то. А уж как боится маникюр испортить...

Мои брови опять проделали тот же финт.

- Он что..? Того..?

Шериф рассмеялся.

- Да вроде, нет. Просто бзик у него такой. Или призвание. Он в Уэрленде какие-то курсы закончил по маникюру и этому, как его... педикюру, блин. Так что в последние годы арендовал себе уголок в парикмахерской и ублажал наших дам. Очень популярная, скажу я тебе, была личность.

Я весело покачал головой:

- Да уж, неисповедимы пути господни. Ни за что бы не догадался.

- Неудивительно, - Фритц громко сербал чай. - Кстати, я его в список не вносил. Уезжал он всего на пару месяцев. Да и недалеко. Да и вообще...

Я кивнул.

- Слушай, - продолжал он, - в списке только те, кто сейчас в городе. Есть еще пару десятков мужиков, но они на фермах или на ранчо, и пока нас, вроде, не интересуют?

- Все правильно, - я расправил на столе листок. - Смотри. Давай попробуем их рассортировать. Держи. Ручка есть?

Фритц вытащил из нагрудного кармана огрызок карандаша в колпачке.

- Первое. Возраст. Ты говоришь, Мэйнарды приехали лет тридцать назад. Значит, ищем того, кому на тот момент было ну хотя бы пятнадцать. И того - сорок пять. Поставь галочки тем, кто соответствует по возрасту.

Шериф ненадолго задумался, потом дальнозорко отставил листок как можно дальше от глаз и пробежал сверху вниз карандашом, иногда делая пометки. Потом прошелся по списку еще раз.