Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 42

Вообще интересно, что в массовом сознании сохраняется много стереотипов относительно революционности преобразований Петра и консервативности, пассивности его отца, что не отвечает действительности. Например, устроение регулярных войск — заслуга, приписываемая всецело Петру, хотя современники прекрасно знали о преемственности в военных реформах Тишайшего и его великого сына. В годы правления Алексея Михайловича и при его прямом участии стал формироваться и национальный офицерский корпус, который кровью (автор сетует, что не знанием: какие серьезные знания без школы!) обретал необходимый опыт войны.

И на Балтике впервые захватывали мелкие шведские суда (среди которых оказалась даже шестипушечная шведская галера) при Алексее Михайловиче казаки, посаженные Никоном на лодки. Так что Петр, оказывается, ошибся, приказав вычеканить в 1703 году медали с надписью: "Небываемое бывает".

Общеизвестно, что тезис службы Отечеству возвел на пьедестал Петр, но менее известно, что фундамент для этого пьедестала был возведен в первую очередь Алексеем Михайловичем. Именно в годы его правления формируется новая "государственная идеология" — идеология службы, поглотившая все иные представления о предназначении человека. От отца великий реформатор унаследовал и неограниченную власть, которая позволила ему модернизировать страну. При слабости общественных сил лишь абсолютная власть могла стать тем самым пресловутым рычагом, с помощью которого можно было передвинуть Россию.

Но и это еще не все. Именно при Тишайшем в обществе укореняется тяга к гуманитарным и культурным ценностям западного образца, стремление, которое взорвется культурной модернизацией. Русская культура при Алексее Михайловиче открыла для себя внутренний мир Человека, то есть, по мнению автора, выполнила еще одну пропущенную в культурном развитии страны функцию — Ренессанса.

И вместе с тем в царствование Алексея Михайловича именно XVII век определил крепостнические основания и крепостнические методы реформ и окончательно утвердил путь несвободы и крепостной зависимости. Так что при всей внешней самостоятельности Петр двигался в направлении, которое было задано первыми Романовыми. И если он по-настоящему первый российский монарх Нового времени, то "Алексей Михайлович — последний государь российского Средневековья, сакральный правитель, прилежный строитель Православной Руси, радеюший о спасении подданных". Царь-молитвенник. И хотя по масштабу своей личности, по силе воли и глубине ума Алексей Михайлович уступает своему великому сыну, в одном, по мнению автора, он его, бесспорно, превосходит: в Тишайшем больше сострадания к людям, больше душевности, нравственности...

Понятно, что познание истории не является раз и навсегда данным, неизменным. Подходы, выбранные автором, очень современны. Они помогают сегодняшнему читателю воспринимать и понимать историческое общество как социокультурную целостность: учитывать динамику изменений, феномен человеческих желаний и устремлений, восстанавливать этику прошлых обществ, понимать влияние традиционных ценностей на эволюцию общества.

И потому, думаю, не будет преувеличением сказать, что выход этой книги — событие не только для историков, но и для читателей, для них это — настоящее, увлекательнейшее путешествие во времени, ибо исследование И. Андреева — пример высочайшего профессионализма и таланта, что всегда ценится на вес золота.

Отец и сын. Многие историки сравнивали Алексея Михайловича и Петра L

Естественно, не смог избежать этого и И. Андреев. Ниже мы публикуем с сокращениями заключительные страницы его книги.

Старшие дети Алексея Михайловича готовы были пойти много дальше своего отца, и уже это обстоятельство позволяет высказать крамольную мысль, что в последние годы жизни Тишайший невольно препятствовал реформам. Страна нуждалась в переменах структурных, коренных. Алексей же Михайлович скользил по поверхности, поощряя преимущественно новшества бытовые и военные. Второй Романов не мог решительно и безоглядно оторваться от родной православной старины. Он — сын своего времени и остался этому времени верен. Парадокс, однако, заключается в том, что, оказавшись мало пригодным для роли радикального реформатора, Алексей Михайлович во многом эти реформы подготовил.





Историки могут много и справедливо говорить об экономической отсталости страны. Тем не менее в середине — второй половине столетия был создан потенциал, который оказался достаточным для преобразований, хотя бы на первых этапах. Да, приступая к строительству кораблей, Петр не мог обойтись без мастеров иностранных. Но руководили они рукастыми русскими мастеровыми и использовали изделия преимущественно отечественные.

Приказная система, достигшая расцвета при царе Алексее, оказалась совершенно непригодной к нуждам петровского времени. Приказной строй явно изживал себя и требовал полной переделки. Однако от отца великий реформатор унаследовал власть неограниченную, которая позволила ему модернизировать страну, включая ту же систему управления. При слабости сил общественных абсолютная власть оказывалась тем самым пресловутым рычагом, каким можно было перевернуть Россию.

Век XVII дал Петру "материал", без которого он бы не сумел и шага сделать вперед. Это — крестьяне, посадские и служилые люди. Царь мог сколько угодно сетовать по поводу их косности, невежества и инертности. Но он должен был радоваться их выносливости, терпению и готовности, надрываясь, безропотно тянуть лямку реформ. В этом проявились не только особенности русского национального характера. Весь стиль и нормы жизни XVI — XVII веков делали людей такими. Попробовал бы Петр провести преобразования своими методами и темпами с образованным и избалованным екатерининским дворянством, которое любило за штофом порассуждать о величии царя-императора! Попробовал бы — и наверняка столкнулся бы с неприятием, о которое насмерть расшибся его правнук Павел I, вздумавший было ущемить благородное сословие. Ибо для екатерининских дворян права, неотъемлемые и навечно дарованные первенствующему сословию, превратились уже в категорию, через которую даже цари не должны были преступать. Сословный эгоизм был уже иного порядка, чем, скажем, в XVII столетии.

Петровские реформы справедливо связываются с выходом к Балтийскому морю. Но опыт показал, что прежде чем бороться за Балтику, следовало одолеть опасность с юга и разрешить противоречия с Речью Посполитой. Это и было во многом сделано в годы правления Тишайшего и его старшего сына. Оба предшественника развязали Петру руки.

При внешней самостоятельности Петр двигался в направлении, которое задали первые Романовы. Модернизация не мыслилась без европеизации. Первым ступил на эту дорогу Алексей Михайлович. Ступил и остановился, с тоской и страхом оглядываясь назад. Конечно, его легко упрекнуть в нерешительности. Но насколько он, обремененный грузом недавнего прошлого, мог вообще быстро двигаться вперед?

Петру и его окружению было легче в том смысле, что они росли в другой атмосфере. Будущий реформатор уже вдыхал воздух реформ. При дворе, в верхах общества уже не редкость было встретив "западника" масштаба В. В. (олицына.

Атмосфера 30 — 40-х годов была совсем иной, и именно при Алексее Михайловиче начали формироваться новые представления и настроения. Причем на всех уровнях сознания, с изгнанием того внутреннего страха перед иноверческим Западом, который некогда душил всякое обрашение к Европе. То, что для людей Петровской эпохи становилось обыденным и привычным, должно было быть прежде освоено и преодолено через душевное напряжение и староверческий надлом.

Время Алексея Михайловича не только во многом определило направление последующего развития. Оно одновременно и ограничило полет будущего Преобразователя. Окончательно утвердившись на пути несвободы, крепостной зависимости, XVII век определил крепостнические основания и крепостнические методы реформ. Привычный посвист батогов и кнута, долгое время сопровождавший все великие российские перемены, пришел из тех времен. Реформаторы иначе и не мыслили обновленную страну, как страну крепостническую. В исторической перспективе это означало, что вырастающая из предыдущего столетия петровская модернизация, естественно, была ограничена и неполна: европеизация без коренной модернизации, европеизация традиционного общества, без принятия всех основ европейской цивилизации, самодержавная модернизация, настоянная на всеобщей несвободе.