Страница 40 из 42
Но вот что удивительно. Оказавшись в тени могучей фигуры Петра, царь Алексей Михайлович раз за разом противопоставляется своему сыну-реформатору. Противопоставляется в одном из самых насущных вопросов в истории и практике развития: какие реформы лучше — радикальные или умеренные? Какая модернизация более успешная — в немецком платье, в один прыжок или в долгополом платье, мелкими шажками, вдогонку за уходящей Европой?..
"Петр I беседует с мастерами корабельного дела в Саардаме". Гравюра И.-Б. Мишеля с оригинала Г. Ваппера. 1858 г
Если Петр — подлинно первый российский монарх Нового времени, то Алексей Михайлович — последний государь российского Средневековья. Он — сакральный правитель, прилежный строитель Православной Руси, радеющий о спасении подданных. Алексей Михайлович — итог, завершение Московской Руси. При нем русская старина отлилась в такие законченные образы и формы, высказалась столь красноречиво, что после уже трудно было сделать что-то более убедительное. Да и кому это было делать?
Петр вечно в дороге, в пороховом дыму, в строительстве. Царь Алексей тоже в дороге, но в дороге на богомолье, тоже в дыму, но в дыму кадильниц. Между тем сказать, что Петр — труженик, а Алексей Михайлович — ленивец, значит сказать неправду. При известной схожести у них существенны различия в понимании того, что должен делать монарх и какими событиями должно быть отмечено его царствование.
Событийность Петра — это событийность внешней жизни, шумная история строительства Империи. Событийность Алексея Михайловича — событийность внутренней жизни, сосредоточенное размышление о душе и вечное движение к Богу. Отец и сын несопоставимы ни по масштабам своей личности, ни по силе воли и глубине ума. Алексей Михайлович — человек средних дарований. Но в одном он, бесспорно, превзошел своего великого сына. В Тишайшем больше сострадания к людям, больше душевности и больше души. Благодаря этому время Алексея Михайловича, не менее бурное, чем время Петра, кажется более теплым, как кажется более теплой Москва в сравнении с холодным и чопорным Петербургом.
Эдуард Вирапян
Книжный магазин
Выбор Франции
РожеДюфрес. Наполеон.
М.: Весь мир, 2003
К образу своего героя автор подошел без героического пафоса. Он не разыгрывает из его жизни великой драмы, не рисует его политическим гением, не отдает предпочтения мифам о нем. Такой портрет Наполеона редко встречается, и можно усомниться, был ли на самом деле Наполеон таким, каким показывает ею Роже Дюфрес.
Холодный сдержанный взгляд позволил автору-историку трезво оценить недостатки и достоинства главных событий жизни императора Франции. Случай ли правил им или судьба? Дюфрес полагает — случай. Франция, втянутая в революцию, нуждалась в правителе со стороны, который мог бы покончить с революционными последствиями и кому доверял бы народ. Смутное время подсказывает смутные решения, однако выбор оказался верным. Наполеон стал усердно вести войны и не прекращал их в течение всего своего правления. На страницах книги Франция будет завоевывать территории, отдавать их обратно, пополнять и опустошать свою казну, император будет выигрывать сражения, проигрывать их, но он никогда не изменит воле Франции, и даже изгнанный из нее, сбежит обратно, надеясь исполнить до конца обещание, данное своей Франции. Что- то он успеет выполнить, что-то — нет, поэтому его целеустремленность, сила воли, ошибки, удачи, принятие решений всегда будут в центре изучения истории. Шатобриан не случайно сказал: "При жизни он не смог завоевать мир, после смерти он этого добился".
Морские версии
С И. Павлов. Богу — парус, кесарю — флот.
М.: Белые альвы.
В одной из своих последних телепередач Ю. Сенкевич спросил: "Что раньше человек сделал — поднял парус или оседлал коня?" И сам ответил: "Конечно, парус".
Автор нескольких фантастических романов С. Павлов давно занимается поиском изначального названия слов и реконструкцией их последующих изменений. На страницах книги эти слова рассмотрены на примерах морских цивилизаций, потому что море не только кормило человека, связывало между собой народы, оно давало ему и имена: "Различные формы одного и того же слова —"влад", "волод", "владиа", "володя" — означали мачту с парусом, опосредовано — большую ладью, большой парусник, корабль. Новое качество этим понятиям давало прибавление к словам "влад", "володь" слова "мир". Это прибавление преврашало понятие большая ладья, корабль в множество больших ладей (кораблей), то есть в понятия флотилия или флот. Таким образом, любимое на Руси имя Владимир по изначальному смыслу было равнозначным понятию собиратель флота или флотский вождь. Позже это имя приняло значение — владетельная особа, владыка, властелин, повелитель, обладатель неограниченной власти".
Книга построена на примере как русских (славянских), так и зарубежных имен и названий. Автор показывает, что многие из них имеют моряцкое происхождение. Раскрывая через слова морскую версию случившегося, давшего нам парус, автор в природе последнего отмечает рождение многих вещей.
Можно ли здесь ошибиться?
Путь, по которому идет автор, конечно, имеет в науке и сторонников, и противников. Но это, может быть, один из редких путей, возвращающих нас к прежней реальности.
Шутка
Георгии Данелия. Безбилетный пассажир.
М.: Эксмо, 2003
Один из самых популярных режиссеров советского кино написал веселую, озорную, искреннюю книгу о том, как он снимал "Путь к причалу", "Я шагаю по Москве", "Тридцать три", "Не горюй!", "Мимино", "Афоню", "Осенний марафон"... Вспоминая фильм "Я шагаю по Москве", Данелия пишет: "Если бы не музыка Андрея Петрова, если бы не обаяние молодых актеров — фильма бы не было. А если бы меня не было?.."
В шутливом тоне написана вся книга. И фильмы его полны юмора. Но Данелия не был бы Данелией, если бы говорил только о смешном. Поэтому в книге много грустного, безвозвратно утерянного. Что было главным — грустное или смешное — в открытии мира его сюжетов? Интересно, что отвечает не режиссер, а актер Евгений Леонов в письме к сыну: "Съемки у Данелия закончили... Что за фильм получится — не знаю, грусть какая-то в нем сидит, хоть и комедия".
Честертон считал, что умение рассказывать куда важней, чем умение придумать историю. В книге собраны замечательные портреты и рисунки прошлого — родных, друзей, знакомых и удивительная теплота Тифлиса, сформировавшая не одно поколение замечательных мастеров. В Тифлис он возвращался снова и снова. Но есть в этом возвращении — в возвращении вообще! — еще одно качество: Данелия пишет: "В старости все видится как в бинокль: чем дальше, тем лучше". Возвращаться нужно, чтобы лучше — правильнее понять прошлое.
Что говорит нам история венгров?
Ласло Конпиер. История Венгрии.
М.: Весь мир, 2002
Венгры относятся к тем жителям Европы, происхождение которых трудно установить. Существует много предположений, каким образом они стали жителями Дуная. Одни считают, что название Hangari произошло от слова Hu