Страница 10 из 140
В передней ударил звонок — коротко, по-хозяйски. Павел с удивлением почувствовал, что волнуется.
— Значит, так, Андрюша, — сказал он торопливо. — Совсем случайно. Петухов не может — тренировка, у Казакевича — приемные экзамены, а тут подвернулся я. Ты понимаешь: я попросту боюсь идти в больницу.
— Кончай, старик! — ответил успокоительно Андрей, уходя в прихожую. — Будешь психовать, как сейчас, тогда точно чего-нибудь схватишь. Все болезни от нервов, как говорила моя бабушка.
Дверь в прихожую он закрыл. Потом щелкнул замок, потом Андрей что-то объяснял Савостьянову, потом раздался звучный сочный баритон: «Напротив, буду рад. Преферанс, как и любовь, требует время от времени смены партнеров».
Отворилась дверь, и Савостьянов вошел первым. Сзади появился Андрей, запоздало говорящий ему в спину:
— Познакомься, это — Павел.
— Очень приятно. Весьма наслышан. Рад познакомиться.
Сухая ладонь, чрезвычайно славная улыбка, очень прямо глядящие, доброжелательные глаза.
— Ну что? Сразимся? — он оглянулся на Боголюбова. — Знаю, какие-такие у Казакевича экзамены. В прошлый раз, — он обратился к Павлу, — мы с Андреем его рублей на сто пятьдесят посадили. Тут, конечно, сразу и экзамены начались.
И он рассмеялся, как будто Бог весть что смешное рассказал. Безукоризненные зубы у него были, лицо его от улыбки так славно преображалось…
«Черт, по-моему, зря я все это затеял, — мелькнула у Павла мысль. — Тогда что ж, — успокаиваясь, додумал он, — поиграем в преферанс, тоже неплохо».
Они начали пульку. Савостьянов играл, если можно так выразиться, — сухо. Не зарывался, очень точно рассчитывал свои возможности и шансы партнеров, не рисковал. Павел не любил таких партнеров. То ли дело Андрей — он играл. Надеялся порой на самый бредовый расклад, «понтил» то и дело, ахал сокрушенно, проигрывая, шумно ликовал, когда удавалось выиграть. На него и глядеть-то было забавно — этакий раскрасневшийся непомерный ребенок.
Савостьянов к игре относился слишком уж серьезно, и лицо его становилось старым и озабоченным, когда он глядел в карты. Лет тридцать восемь ему было.
— Вы по каким болезням? — во время одной из сдач спросил Павел.
— По тем, которые внутри.
И тут же внимательно посмотрел на Павла.
— Чует мое сердце, вы хотите о чем-то проконсультироваться. Угадал?
Павел сконфузился.
— Ну, не совсем… Хотя…
— Давайте выкладывайте, — докторским голосом сказал Савостьянов. — Предлагаю блиц.
Он остро и неприятно взглянул в лицо Павлу, спросил, почти утверждая:
— Желудок?
— Да.
— Боли?
— Да.
— До еды? После?
— До — если голоден — под ложечкой. После — через час.
— Отрыжка? Изжога?
— Иногда.
— Боли терпимые?
— Да.
— Зависимость от меню?
— Не замечал.
— Обследовались?
— Упаси Бог.
— Похоже на катар, — сказал Савостьянов. — Работа нервная? Хотя да, вы же из этих… Ну, что я могу сказать? — заговорил он другим, почти рассеянным тоном. — Стучится язва, если вы будете так же относиться к своему здоровью.
«Упаси Бог»… — Он усмехнулся. — Посоветовать вам не нервничать? При вашей работе — смешно. Ограничивайтесь: поменьше острого, поменьше жирного, ну и так далее. И не курите натощак — судя по вашему виду, курите. Зайдите как-нибудь, устрою вам гастроскопию — скажу точно.
— Это кишку глотать? — с отвращением спросил Павел.
— Вроде этого. Шесть пик.
«Ну вот. Польза уже есть. Катар. Поздравляю», — подумал Павел и сказал:
— Пас.
— А чего новенького на фронте борьбы с неуклонно сокращающейся преступностью? — спросил Андрей.
— Уйма. Ларек, например, вчера ограбили возле вокзала. Ограбление века, можно сказать. Похищено шоколада и папирос «Лайнер» (подмоченных) на сумму сто пятнадцать рублей. Включая стоимость замка.
— Мальчишки, — сказал Савостьянов.
— Разумеется. Одного взяли в двадцати шагах — блевал шоколадом.
Савостьянов хмыкнул.
— Слушай! — вспомнил вдруг Андрей. — Сегодня наши машинистки чирикали. Будто где-то, в каком-то доме девушку нашли мертвую. Это правда?
— К сожалению, правда, — скупо отозвался Павел, подумав: «Умница, Андрюша! Как вовремя вспомнил!» Бросил карту и стал терпеливо смотреть, как пойдет Савостьянов. Тот размышлял над ходом. Ни на йоту не изменился в лице. Только Павел почему-то вдруг заметил, какие все-таки резкие морщинки у него под глазами. Очень они его старили.
Савостьянов поколебался еще немного и выложил карты.
— Мда, — огорченно сказал Андрей. — Без двух.
Павел взял карты, стал тасовать. Вдруг сказал Андрею:
— А ты, кстати, мог ее знать, эту девочку. Да почти наверняка! Она в литобъединении при политехе занималась. Мартынова по фамилии…
Андрей выронил карандаш.
— Мартынова?!
— Во-во. Мартынова, выпускница школы, — говорил он, торопясь избавиться от необходимости смотреть на сдаваемые карты. — Пошла к подружке готовиться к экзаменам и… На две недели. На днях вот нашли.
— О Господи! — почти простонал Боголюбов и ткнул себя в переносицу кулаком. — Ксанка! Мартынова!
Павел взглянул на Савостьянова. Тот внимательно и изумленно глядел на Андрея.
— Вы не представляете, ребята! — воскликнул Андрей, поднимая к ним лицо. — Как эта девочка была талантлива! — глаза его блестели. — Сволочи! — убежденно сказал он, обращаясь неведомо к кому. — Падаль человеческая. — Он даже изменился в лице, ощерился. — Такую девчонку!
Увидел лежащие перед ним карты, скривился:
— Ой, не могу я что-то… После того, что ты сказал… Ксанка! Я же ее с шестого класса тянул. Девочкой совсем пришла. Стишата принесла: «Весна-красна, грачи-кричи». И что мне в ней показалось? Оставил. Зато потом!
А какое лицо! Да ты, Саша, знаешь ее тоже! Помнишь, я приводил тебя в объединение, знакомил даже с ней!
— Что-то смутно… — невнятно ответил Савостьянов.
— Ты еще спросил, кто это и сказал: «Княжеский профиль». Я запомнил.
— Д-да, вроде припоминаю… — силился вспомнить Савостьянов и вдруг мельком коснулся глазами Павла.
«Ах, черт! — подумал Павел, — чего я уставился!» Он отметил отблеск растерянности, вроде бы испуга даже в этом мгновенном взгляде доктора.
— Вспомнил. С этаким пышнющим хвостом. Синеглазенькая брюнетка. Вспомнил. Красивая была девочка, — сообщил он Павлу и снова посмотрел, теперь-то уж прежним взглядом, открытым, в меру огорченным, в меру равнодушным.
«Так, — сказал про себя Павел. — Вот, значит, как?»
В передней щелкнул замок. Пришла жена Андрея — Таня, женщина из тех, о ком говорят: «Приятная женщина. Очень приятная».
У Павла с ней были добрые отношения. Как и у многих друзей Андрея, впрочем. Ко всем она относилась ровно-благожелательно, тепло и улыбчиво. Была домовита, покойна, женственна. Павел иной раз смотрел на нее, испытывая зависть к мудрости Андрея, Сумевшего выбрать себе такую жену. У него-то все было не так.
— Накурили! — раздался еще из-за дверей ее добродушно насмешливый голос. У нее всегда было хорошее настроение. — Даже в прихожей слышно…
Открыла дверь, вошла, немного щурясь.
— О-о! Кто у нас сегодня, — произнесла она, увидев Савостьянова, и Павлу показалось, будто что-то беззащитно и нежно вздрогнуло в ее лице.
— Он, конечно, вас не кормил и даже кофе не догадался сварить, — сказала она. — Сейчас я что-нибудь быстро организую.
— Да, пожалуй, не надо… — начал Павел.
Савостьянов промолчал, но, глядя на Таню, можно было догадаться, что он смотрит на нее. Что-то девчоночье, прелестное и неловкое вдруг зазвучало в ее движениях, в ее голосе.