Страница 6 из 70
От налетевшего ветра задрожало и настежь распахнулось окно, словно открытое сильной рукой. Затряслись двери, чуть не сорвавшись с петель.
Ана пошла затворить окно. Ее колотила дрожь, страх перерос в ужас.
Тончка закричала:
— Я боюсь, Ана, зажги свет!
Они бродили по комнате в поисках огарка свечи. Ходили на носках, осторожно, пугаясь всякий раз, когда кто-нибудь задевал за стул или за кровать. На улице была непроглядная тьма, лил дождь, потоки которого струились по стеклам.
Ана вздрогнула, натолкнувшись на что-то холодное, на незнакомую руку.
— Кто здесь? Это ты, Тончка?
— Я тут, у кровати.
— А кто со мной рядом?
— Я у окна, — отозвался Тине.
— Кто-то здесь был и дотронулся до меня холодными пальцами. Давайте сядем за стол рядышком и прижмемся друг к другу.
Все трое уселись на диван и, взявшись за руки, крепко прижались друг к дружке.
Но стоило Ане посидеть тихонько, как она призадумалась. Странные мысли, уже давно мелькавшие у нее в голове, теперь обрели большую отчетливость, возникавшие перед глазами картины еще сильнее пугали ее. Ана стремительно встала, ее трясло так, что стучали зубы.
Ее поразила мысль, которую она не осмеливалась ни осознать до конца, ни выразить словами. Человек умер бы на месте, заглянув ей в лицо в эту минуту. Дрожа как в ознобе, Ана пыталась защищаться, но не в силах была поднять руки, чтобы спрятать в них лицо, а в голове все росла мысль, чудовищная, беспощадная.
Пошатываясь, Ана прошла по комнате, нащупала в углу за кроватью большой платок и набросила его на себя.
Тончка и Тине сквозь тьму различали, как по комнате движется что-то черное.
— Куда ты, Ана? — спросили они в испуге.
— Пойду поищу маму.
Младшие брат и сестра прижались друг к другу еще теснее.
— Приходи скорей, вместе с мамой приходи! — просили они чуть слышно, боясь потревожить зловещую тишину, затаившуюся во тьме.
Ана приоткрыла дверь, но вдруг ей стало жутко, перепугались и младшие.
— Не уходи! Останься с нами!
В кухне была кромешная тьма, но Ане почудилось, будто из темноты кто-то шагнул ей навстречу. Она в ужасе отпрянула и вернулась в комнату. Когда дверь приоткрылась, Тончка и Тине почувствовали, словно темнота стала еще гуще, им показалось, что они вовсе не дома, а где-то далеко в лесу одни среди ночи, дождь хлещет над ними по черной листве, а за ближайшим деревом их караулит смерть.
— Не уходи, останься с нами!
Ана села к ним на диван, руки ее бессильно легли на колени, голова опускалась все ниже, почти касаясь стола.
— Почему не приходит мама? — спросила Тончка.
— Может быть…
Тине хотел высказать свою мысль, но она вдруг ошеломила его — страшная и бескрайняя. В комнате было совсем темно, и все же, когда он обернулся к Ане, они прочли эту мысль друг у друга в глазах и даже почувствовали, как оба бледнеют.
— Если бы зажечь свет!
Снова стали искать свечу, но им страшно было тихих шагов и незнакомых теней, передвигавшихся с такой осторожностью, — казалось, по комнате ходят чужие люди.
Тончка подошла к окну.
— Смотрите, там свет!
На углу горел фонарь, маленький желтый огонек едва пробивался сквозь ливень и ночь. Все трое прижались к окну и уставились на дремотное желтоватое пламя. Но вскоре оно у них на глазах затрепетало, заколыхалось от налетевшего ветра и погасло. Дети крепко обнялись, чтобы как-то унять охватившую их дрожь.
Как только в сознании Аны возникла страшная мысль, она ясно себе представила, как ходит мать по улицам под таким ливнем. Она надела только легкий платок, который промок теперь до нитки, влажные волосы липнут ко лбу. Мама дрожит от холода, ветер продувает тонкое намокшее платье, колет иголками кожу, проникает в сердце. Никогда раньше Ана не всматривалась в лицо матери так пристально, как в эту минуту. Узкое, исхудалое, с покрасневшими суровыми глазами. Она всегда была такой с тех пор, как умер отец, и все же Ана никогда не видела мать так отчетливо, словно сейчас впервые в жизни ее по-настоящему разглядела.
Все трое разом вздрогнули, распахнули окно. Им послышался голос матери, прозвучавший внизу. В открытое окно ворвался ветер, холодные капли ударили в лицо, по комнате пронесся шум, что-то зашелестело на кровати, на диване. Они высунулись в окно.
— Мама!
Но ее не было. По улице, качаясь, медленно брел пьяный, он перешел через дорогу и исчез за углом.
— Мама!
Сильный порыв ветра заставил их отшатнуться и закрыть окно.
Тончка всхлипывала, но не плакала в голос.
— Нужно ее найти… я пойду! А вы ложитесь на кровать и накройтесь с головой. Я скоро вернусь.
Уложив брата и сестру в постель и укрыв их одеялом, Ана закуталась в большой платок. Затем осторожно открыла двери и, миновав темную кухню и прихожую, спустилась по лестнице. Везде было темно, обычно на лестнице зажигали лампочку, но сегодня она не горела. Ана пробиралась ощупью, шла медленно, чтобы не оступиться. Сердце ее томила страшная, тяжкая мысль, которую невозможно было выразить словами ни про себя, ни вслух, губы сами собой шевелились, шепча молитву, но душа ее не слыхала. Когда Ана переступила порог, ее подхватил ветер, обнял могучими руками, будто хотел поднять в воздух и бросить вниз, ударить о стену. Платок слетел с ее головы, в лицо хлестали ледяные струи, она дрожала от холода всем телом.
— Куда ты, Ана?
Прижавшись к стене, она широко открыла глаза, но никого не увидела. Кто-то отчетливо окликнул ее, это был голос матери.
— Мама!
Но вокруг не было ни души, на безлюдной улице только лил дождь и бушевал ветер.
Несказанный ужас охватил Ану, она низко склонила голову, прижала платок к груди и помчалась домой. Ветер подталкивал ее, швырял из стороны в сторону, лишь у самого порога она услышала собственный голос, оказывается, она плакала, но ветер заглушал ее плач, и никто не мог его услышать, даже мама. Когда Ана вернулась домой, ее всю трясло от холода и страха. Сбросив платок, она принялась расхаживать по комнате. Она ходила уже довольно долго, как вдруг остановилась, пораженная сознанием, что шагает точно так же, как мать, — с низко опущенной головой и скрещенными на груди руками. И она испугалась, что ходит, как мать.
Тончка и Тине лежали в постели. Они тесно прижались друг к другу, но с головой не накрылись; боясь темноты, они все-таки всматривались в нее широко раскрытыми глазами. Глаза их привыкли к потемкам и многое различали, но то, что они видели, их пугало. Вот стоит диван, а на нем кто-то сидит, отчетливо вырисовывается огромная тень. Тени собрались и у окна, они двигаются по комнате, словно в поисках света. Наконец двери с шумом распахнулись, и в комнату ворвался ветер. Глаза детей были прикованы к дверям, они видели как днем и узнали Ану, но в то же время не хотели ее узнавать. Вошедшая ходила по комнате тяжелыми шагами, опустив голову и скрестив на груди руки, размеренно, от дверей до окна и обратно.
— Мама! — робко прошептал Тине, и сердце его замерло в ожидании ответа. Он знал, что надежда его напрасна, и все же надеялся…
Ответа не было.
Ана стояла посреди комнаты все еще со скрещенными на груди руками.
Почему это должно было случиться и почему именно сегодня? Жизнь текла однообразно — мама всегда ходила по комнате от окна до дверей и обратно. С чего бы сегодня все это кончилось? Но когда Ана про себя облекла в слова страшную и беспредельно скорбную мысль, надежда воспротивилась ей из последних сил. Нет, нет, не может этого быть!.. Ана закричала, заплакала в голос, все тело ее содрогалось от рыданий. Шатаясь, она подошла к постели, и заплакали все трое.
На улице лил дождь, шумел ветер, в окно стучалась невидимая рука. Дети слышали, как тихонько, словно украдкой, открылась входная дверь — сердца их замерли в ожидании. Кто-то шел по кухне тяжелой поступью, но осторожно и медленно, вот этот кто-то принялся нащупывать двери в комнату, и они распахнулись с такой легкостью, будто отворились сами собой. На пороге остановилась огромная тень, дети вглядывались все пристальнее, и глаза их от страха открывались все шире. В дверях стоял человек высоченного роста, почти касаясь потолка огромной черной шапкой. На нем была черная шуба до пят, а лица его дети различить не могли — оно все заросло черной бородищей. Человек стоял и не двигался с места, а они, как завороженные, не могли оторвать от него глаз. Он все виделся им — тень его оставалась на пороге, хотя дверь так же тихонько закрылась и на том месте уже никого не было. Когда они поняли, что в дверях никого больше нет, их затрясло, как на сильном морозе, но никто не издал ни звука.