Страница 3 из 10
В этот момент танк тряхнуло, потянуло влево, прямо на почерневший от времени забор. Что-то вроде большого камня попало под левую гусеницу. Штайнер проворно переключил гусеницу на задний ход. Метцгер еще успел подумать: "Да что у них тут, бревна поперек дороги положены, что ли", и тут то, на что наехал танк, выбросило в снежном вихре прямо на броню.
Это был мужчина. Судя по домашним коротким портам и расстегнутой на груди рубашке, он не собирался проводить на улице длительное время. Скорее всего, не собирался вообще покидать теплую, протопленную избу. Штайнер ловко выровнял танк. Труп соскользнул с брони под днище. 2075-й медленно двинулся дальше по улице.
"Но где же сами ребята из Анненербе, черт возьми?", подумал Метцгер.
Улица вывела танк на небольшую площадь. В дальнем конце ее громоздилось неуклюжее здание, в котором Метцгер узнал церковь - только без купола. На дверях висела красная табличка.
"Сельсовет", подумал Метцгер.
- Встань за церковью, - сказал он Штайнеру.
Штайнер кивнул, не оборачиваясь.
Действительно, слева от здания находился небольшой сад, в котором, сломав пару яблонь, вполне мог разместиться - и оставаться незамеченным - их легкий танк.
Когда танк был надежно укрыт и Штайнер заглушил мотор, Метцгер сказал:
- Кауэр, Штайнер - оставайтесь здесь. Мы с Беккером осмотрим деревню.
Штайнер взглянул на командира с невыраженным упреком.
- Кауэр - непрерывно держать площадь под прицелом, - продолжал Метцгер.
- Так точно, - ответил Кауэр.
Уже открывая люк, Метцгер сказал:
- Если мы не вернемся через полчаса, выдвигайтесь в Подмышье.
- Но... - начал Штайнер.
- Это приказ, - холодно закончил Метцгер.
Они выбрались из танка и ушли. Штайнер провожал взглядом две фигурки, одна в черной куртке, другая в белом комбинезоне, пока они двигались наискосок через площадь.
- Я выйду покурю, - сказал Штайнер Кауэру.
Тот молча кивнул, не отрываясь от прицела. Сам стрелок не курил, но даже если бы курил, не стал бы покидать танк. Хотя он и быстро остывал, здесь было теплее, чем снаружи. И по крайней мере не было пронизывающего ветра, который закручивал снежные бурунчики на площади.
Загрохотал люк, вставая на место за выбравшимся наружу Штайнером, а потом стало тихо.
Если бы Кауэр последовал за ним, то он увидел бы, что, хотя Штайнер и извлек кисет из теплой куртки, курить он не стал. Вместо этого водитель 2075-го осторожно вытряс на ладонь табачные крошки и принялся совать их себе за пазуху. Впрочем, вряд ли бы это сильно удивило Кауэра. Все знали, что Штайнер немного странный. Но он был хорошим водителем, и, что немаловажно, хорошим товарищем. А странности у всех есть. И на войне они вылезают с наглостью фурункулов. Кауэр, например, понимал, что Метцгер не одобряет его патриотизма. Вполне, впрочем, искреннего. Цинизм же командира иногда просто коробил Кауэра, даже сильнее, чем крестьянская смекалка Беккера. Но Кауэр также понимал, что товарищи стараются прощать ему его, возможно, неуместные восторги, и в свою очередь не обращал внимания на их маленькие причуды.
Напихав табака себе за пазуху, Штайнер чуть наклонил голову вперед и закрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь.
Слушал он долго и внимательно.
9 декабря 1941 г, д. Точки, ул. Коммунаров, 14:30
Беккер никогда не признался бы, что побаивается своего командира. Это было нечто большее, чем уважение, которое Метцгер вполне заслужил. Также, как и Штайнер, Беккер чуял в Метцгере неуловимую, тщательно сдерживаемую ярость.
И если бы она не излилась вчера прямо на глазах у радиста на распоясавшихся латышей, то черта лысого бы Беккер сейчас пошел с командиром прочесывать русскую деревню. Она выглядела оставленной. Беккер, привыкший полагаться на свое чутье, был уверен, что здесь нет ни одной живой души, кроме них четверых. Но что-то витало в морозном воздухе, что-то необъяснимое и оттого опасное.
Метцгер и Беккер брели по улице, проваливаясь в снег по колено. Беккер запнулся обо что-то и чуть не упал. Метцгер, в отличие от радиста видел, на что наехал их танк на пути на площадь, и поэтому когда из-под снега, словно черная коряга, появилась рука, испытал меньшее потрясение. А Беккер пронзительно вскрикнул. Звук его голоса заметался по узкой улочке, превратившись в жалкий вопль.
- Ч-ч-что это? - пробормотал Беккер.
Он устыдился своего крика и пытался вернуть себе самообладание.
- Рука, - ответил Метцгер.
- Матерь божья, - пробормотал Беккер. - Здесь все улицы завалены мертвецами, что ли?
- Я думаю, да, - ответил Метцгер.
- Так вот куда они все делись, - сказал Беккер. - Но зачем...
- Ну, это вполне по-эсэсовски, - ответил Метцгер.
Беккер посмотрел на него дикими глазами.
- Выгнать людей на улицу и оставить их умирать на морозе, - пояснил Метцгер. - Вопрос в другом - где они сами?
Беккера судьба эсэсовцев волновала мало. Он оглянулся, инстинктивно ища глазами их опору и спасение - танк. Но они свернули на перекрестке, и увидеть танк отсюда было уже нельзя. Танкисты продолжили путь. Ветер разогнал тучи. Над деревней весело голубело небо и подмигивало сверху маленькое зимнее солнце. У Метцгера возникла новая мысль. Он огляделся, выбирая из окружающих калиток самую хилую. Она нашлась вмиг. К тому же, она была приотворена. Метцгер направился к калитке, и толкнул ее плечом.
Поскольку во дворе снега было гораздо меньше, чем на улице, она легко поддалась. Танкисты вошли во двор. Метцгер задумчиво посмотрел на маленький дощатый треугольник, торчавший из сугроба - будку замело вместе с собакой.
- И скотины не слышно, - заметил Беккер.
- Что? - переспросил Метцгер.
- Скотина, - указывая на хлев, пояснил Беккер. - Тут у хозяев явно была корова, а то и лошадь. Корову надо доить на утрам, и кормить. Если этого не сделать, корова будет мычать.
- Вот как, - рассеянно сказал Метцгер. - Но корову у них могли давно забрать.
- Здесь не было наших, - удивился Беккер.
Метцгер насмешливо посмотрел на него. Обычно глаза командира казались серыми, но сейчас, благодаря солнечному дню, стало ясно, что они у него голубые.
- Партизанам тоже надо что-то кушать, - сказал Метцгер.
Он двинулся к двери, ведущей в дом. Беккер хотел только одного - выбраться из этого странного места, тем более жуткого, что в небе над ними весело улыбалось солнце. В этот момент он окончательно уверился в том, что командир ищет смерти, возможно, не осознавая этого.
"Проклятое письмо, будь оно неладно", подумал радист, неохотно следуя за Метцгером.
Он не сомневался, что письмо - от жены, и что все проблемы у экипажа 2075-го в данный момент из-за того, что ветреная баба нашла себе другого.
"Пусть так", думал Беккер. - "Но зачем было сообщать? Проклятая честность. Живи себе и радуйся... А сейчас мы все погибнем из-за одной юбки".
Метцгер попробовал дверь, но она оказалась заперта. Тогда он вынул из кармана комбинезона нож, вставил его в щель и повозился немного, поддевая засов. Громкий стук, с которым засов упал, сообщил о том, что попытки Метцгера увенчались успехом. Они вошли в сени. Радист, ожидавший, что в любую минуту из-за угла выскочит безумная баба с вилами, держался позади командира. А тот смело открыл последнюю дверь и вошел в комнату. Беккеру ничего не оставалось, как последовать за ним.
Печка с цветастыми занавесками, стол, лавки - внутренняя обстановка не сильно отличалась от собственного дома Беккера. Но тут радист увидел человека, сидящего за столом, вздрогнул и попятился. На ходу Беккер пытался вытащить пистолет из висевшей на плече кобуры, но только запутался в веревке.
- Он мертв, - тихо сказал Метцгер.