Страница 17 из 25
— Цветок не гадость, — серьезно ответил Угрюм. — Он растет на своем месте. Он просто живет. Как рыба в воде и птица на утесе, как ты и я.
— Ты ни на минуту не забываешь, что ты кандидат, Угрюм из рода панделлисов, — холодно усмехнулась Ясинка. — Ты уже хорошо изучил характер этого Оракула! И теперь ты говоришь то, что должно ему понравиться.
— Вовсе нет, — нахмурился Угрюм. — Я говорю то, что думаю.
Ясинка недоверчиво засмеялась и уселась у края скалы.
Роуэн быстро взглянул на Угрюма и тут же отвернулся. Внезапно он с ужасом осознал, что перестал быть настороже. Он позабыл, что его спутники ему не друзья и даже помогают не по своей воле. Он позабыл слова Жемчужника о том, что кандидатов с детства обучают хитроумию и они будут лукавить, лишь бы угодить Оракулу. Он совсем позабыл, что один из них отравил его маму…
Но теперь-то Роуэн обо всем вспомнил и вновь ощутил гнев. Руки пульсировали от боли, но сердце болело еще сильней. Роуэн поднял голову и, избегая смотреть в глаза кандидатам, громко заявил:
— Теперь надо разгадать третью загадку.
эти слова тихо произнес Морелюб. — По-моему, Роуэн, оно у нас уже есть, — добавил он и поднял длинное зеленое перо. — Птица потеряла его, когда нападала на Ясинку.
«Действительно, в стихах говорится о пере, — подумал Роуэн. — И птицу можно назвать драчливой — это верно. Два других элемента мы тоже раздобыли в этом месте. Вполне возможно, что с третьим будет то же самое. А четвертый?» Роуэн зажмурился. Больше всего на свете ему хотелось навсегда забыть о четвертом элементе.
Он протянул руку и взял у Морелюба перо. В это время к скале опять приблизилась птица, и все поспешно отпрянули. Но птица не обратила на них ни малейшего внимания. Она, как обычно, плюхнулась на воду и умчалась прочь.
Роуэн открутил крышку кувшинчика, опустил острие пера в голубую жидкость и стал мешать. Раз, другой, третий. Ничего не произошло.
«Может быть, надо чуть-чуть подождать», — подумал Роуэн. Он поставил кувшинчик на камень и стал внимательно за ним наблюдать.
Постепенно жидкость успокоилась, но цвет ее не изменился. Без единого слова Роуэн перевернул перо, запихнул его широкой стороной в горлышко кувшинчика и опять помешал. Затем снова стал ждать.
Прошло несколько томительных минут, и Роуэн понял, что все впустую. Он медленно закрутил крышку.
Трое кандидатов смотрели на него с недоумением. Они видели, что что-то не так, но не понимали, в чем дело.
— Жидкость должна была стать зеленой, — объяснил Роуэн.
Он старался говорить твердо, как человек, которому подвластно все. Но голос его дрожал от разочарования.
— Значит, в стихах говорилось совсем не об этом пере, — сказал Морелюб. — Жаль. А я-то думал…
— Я тоже, — вставил Угрюм.
Он быстро взглянул в глаза Роуэна, прочитал в них недружелюбие и снова уставился себе под ноги.
— А я нет, — заявила Ясинка. — По-моему, обыкновенное птичье перо в эликсир ничего не добавит. Перья используют для украшения, и иногда ими пишут. И все.
Роуэн в задумчивости теребил перо. Что бы там ни говорила Ясинка, он был убежден, что в стихах Орина речь шла именно о пере зеленой птицы. Роуэн еще раз повторил про себя строки. В точности ли он следовал указаниям?
Он перемешал жидкость пером. Ровно три раза. Медленно. Сделал все как надо. Ничего не забыл.
И тут Роуэна осенило: осталось невыполненным еще одно указание!
Роуэн вздохнул. По крайней мере, теперь он знал, что нужно делать.
16. Драчливая птица
«Новое перо» — все дело было в этих двух словах.
— Перо кое-что может добавить в эликсир, — сказал Роуэн Ясинке. — На нем сохраняется жир, из-за которого птица не мокнет в воде. Но он есть только на пере, которое недавно выпало из крыла. Видимо, на воздухе жир быстро высыхает.
Все четверо как один посмотрели наверх — а там, над утесом, в тускнеющем небе, пронзительно вскрикивая, птица сражалась с соперником. Из ее крыла выскользнуло перо и, кружась, стало медленно опускаться вниз — прямо в Море.
— Перья летят, только когда птицы дерутся, — заметил Угрюм.
— Мы не сможем вскарабкаться на утес, Угрюм из рода панделлисов, — раздраженно сказала Ясинка. — Руки водяных людей не приспособлены для лазанья по скалам. А Оракул не справится в одиночку.
— Я был бы не в своем уме, если бы отважился на такое, — нехотя согласился Роуэн. — Мне не хватит сил, чтобы туда залезть. Да и руки у меня болят. К тому же я боюсь высоты, так что неминуемо разобьюсь.
Кандидатов это признание нисколько не удивило.
«Ну еще бы!» — сообразил Роуэн. Это Жемчужник был поражен, до чего Роуэн отличается от остальных жителей Рина. Но кандидаты знают о нем все. Наставники предупредили их, что Роуэн не похож на своих сильных и смелых соплеменников.
Роуэн покраснел. Он так до конца и не свыкся с тем, что он не такой, как другие. В который раз за этот день он пожалел, что рядом нет Силача Джона. Он не стал бы тратить время на пустые разговоры: он был бы уже на полпути к вершине утеса.
— Птицы дерутся над Морем, и перья падают в Море, — сказал Угрюм. — Даже если бы мы взобрались на утес, то вряд ли сумели бы поймать перо.
— Ну и что ты предлагаешь? — нетерпеливо спросил Морелюб.
— Надо дождаться, пока птица сама к нам прилетит, — спокойно ответил Угрюм. — Это скоро произойдет, ведь ей нужна рыба.
— Вот тут-то мы ее поймаем, — решительно кивнула Ясинка. — И вырвем у нее перо.
— Да чем же мы ее поймаем? — с трудом сдержал улыбку Роуэн.
— Сетью, ясное дело, — ответила Ясинка. — Чем же еще… Ой! — осеклась она.
— Благодаря твоему эксперименту, Ясинка, сетей у нас, увы, больше не осталось, — усмехнулся Морелюб.
Раздосадованная Ясинка отвернулась.
— Все очень просто, — объяснил Роуэну Морелюб. — Когда птица приблизится к нам, мы не убежим от нее, а, наоборот, вступим с ней в бой.
Роуэн с благодарностью посмотрел на него. Пусть рядом нет Силача Джона — Морелюб хоть в чем-то может его заменить.
— Ты что, спятил, Морелюб из рода фисков? — резко обернулась к нему Ясинка. — Или ты настолько вжился в роль, которой тебя научили наставники? Уж не возомнил ли ты себя тем бесстрашным героем, которых так ценят в Рине?
Еще одно разочарование!
«Морелюб — не Джон, — напомнил сам себе Роуэн. — Он же водяной человек! У них в чести хитрость, а не сила. Правду говорит Ясинка, Морелюб — искусный притворщик!»
Но Морелюб с презрением посмотрел на Ясинку.
— Ты сама спятила, Ясинка из рода умбров, — холодно проговорил он. — Я такой, какой есть. И если нам нужно перо, которое только что выпало из крыла птицы, я готов сражаться, чтобы его добыть.
— У тебя осталась одна здоровая рука, — не унималась Ясинка.
— Значит, ею я и обойдусь, — сказал Морелюб и вытащил нож.
— Птица приближается, — предупредил Угрюм.
Стараясь не обращать внимания на боль в руках, Роуэн схватил палку и помчался к роднику. Угрюм чуть помешкал, затем обнажил кинжал и бросился следом. Ясинка закуталась в свой серебристый плащ и отвернулась.
Роуэн, Морелюб и Угрюм плечом к плечу застыли в ожидании птицы. Она неслась прямо на них, с шумом рассекая воздух.
«Она просто гигантская, — поежился Роуэн, — и когти у нее острые как ножи».
— Отойди, Роуэн! — громко сказал Морелюб. — Мы сами сразимся с ней, а ты попытайся вырвать перо, пока мы…
Его голос потонул в пронзительном злобном крике. Птица была уже над ними. Ее глаза мутно блестели от бешенства. Роуэн отпрянул, и огромное крыло прошумело у него над головой. И тут он внезапно понял, что птица пролетела мимо него и теперь несется на Ясинку, которая, отвернувшись, стоит неподалеку.