Страница 18 из 25
— Ясинка! — заорал Роуэн. Она подняла голову и, сообразив, в чем дело, мгновенно распласталась на камне. Птица, громко щелкая клювом, промчалась прямо над ней и, задев ее когтями, взмыла вверх.
Роуэн кинулся к Ясинке, которая уже поднималась на ноги, потирая ушибы и ссадины.
— Что случилось? Почему это она на меня? — дрожащим голосом выговорила Ясинка.
— На нас она вообще не обратила внимания! — выкрикнул Морелюб. — А ведь мы преграждали ей путь к луже.
— Один раз птица уже нападала на Ясинку, а остальных не тронула, — задумчиво проговорил Роуэн.
— Но почему? Почему? — Ясинка испуганно посмотрела вверх и тут же прижала палец к губам. — Она возвращается! И опять летит на меня!
Действительно, высоко в небе птица парила кругами, готовясь к следующей атаке.
— Спрячься в лесу, — велел Роуэн. — А мы попробуем ее удержать.
Ясинка, прихрамывая, заторопилась к деревьям. От быстрого движения ее серебристый плащ надулся и вспыхнул на солнце, и по блестящей поверхности побежали колеблющиеся искаженные отражения скалы, неба, крошечной птицы и огромных Роуэна, Угрюма и Морелюба.
— Ясинка! — что было сил завопил Роуэн. — Снимай плащ! Живо! — Ясинка в недоумении остановилась, но Роуэн уже мчался к ней, призывая за собой остальных. — Твой плащ — он же как зеркало, — объяснял Роуэн, поспешно распутывая завязки. — Когда ты поворачиваешься спиной, птица видит собственное отражение. Но она-то думает, что это ее соперник, и нападает на него.
Теперь Ясинка и сама торопилась избавиться от плаща. Она сбросила его на землю и отскочила в сторону.
Как раз вовремя. Птица была уже рядом.
— Нельзя упускать такой возможности! — воскликнул Угрюм и схватился за край плаща. — Отойди, Ясинка! Морелюб, берись за другой конец!
Морелюб повиновался, и они расправили плащ. Отражение птицы на ткани плаща все увеличивалось, делая серебристую поверхность зеленой. С леденящим душу криком птица обнажила когти. Она бешено махала крыльями. Еще бы! Враг посмел вторгнуться на ее территорию! Он вроде тех, кто иногда появляется в луже, только гораздо больше. Он тоже бьет крыльями и выпускает когти и не собирается отступать.
Хлопая огромными крыльями, птица с клекотом принялась рвать когтями плащ. Угрюм и Морелюб едва удерживались на ногах, стараясь не выпустить его из рук.
Птица чуть отпрянула назад и с новой силой бросилась на мнимого соперника. С замиранием сердца Роуэн заметил, как на землю медленно упало зеленое перо.
— Оставьте плащ! — скомандовал он. — Бросьте его на землю!
Угрюм и Морелюб отшвырнули плащ в сторону. Птица подлетела к нему и торжествующе стала раздирать его на клочки.
Роуэн подполз к перу. Забинтованной рукой он задел за камень, и слезы покатились у него из глаз. Он вытащил из кармана кувшинчик и дрожащими пальцами отвинтил крышку.
Перо было еще теплым. На его гладком острие блестела капля жира. Роуэн окунул перо в голубую жидкость. Затаив дыхание, он принялся медленно ее перемешивать. Раз, другой, третий.
Он поставил кувшинчик на камень и крепко зажмурился, не осмеливаясь посмотреть, получилось ли что-нибудь на этот раз. Но тут же раздались три радостных возгласа, и глаза Роуэна распахнулись сами собой.
Стеклянный кувшинчик сиял изумрудным светом. Зеленым, словно листья на деревьях. Зеленым, словно перья драчливой птицы. Зеленым, как трава, что растет на лужайках Рина.
17. Чудовище из страшных снов
Теперь настало время лечить Ясинку. Она ободрала о камень руки, и птица расцарапала ей плечи и спину.
Ясинка не позволила никому, кроме Роуэна, дотронуться до себя и сидела очень прямо, пока он сквозь разрывы в одежде смазывал ее раны. Должно быть, мазь жгла, но Ясинка ничем не выдавала своей боли.
Угрюм и Морелюб стояли поодаль. Морелюб все поглядывал на небо и наконец сказал:
— Надо как можно быстрее отыскать последний элемент эликсира. Скоро ночь. Уже темнеет.
Роуэн понимал, что все мысли Морелюба устремлены к уходящей из жизни Хранительнице, но сам он мог думать только о маме. Сколько времени прошло с тех пор, как он ее покинул?
— К этому времени избрание должно было завершиться, — проговорила Ясинка. — Оракул должен был огласить имя нового Хранителя.
— Откуда Хранительница знает, что умрет на рассвете? — спросил Роуэн.
— Так было всегда, — ответила Ясинка. — Такова тайная сила Кристалла. Избрание всегда происходит в одну-единственную ночь в году — в полнолуние этого месяца. Ведь именно в этот день Орин обрел Кристалл. Но прежде пламя над пещерой Хранителя всегда вспыхивало еще до заката.
Она с осуждением посмотрела на Роуэна.
— Я не виноват, что осталось так мало времени, — с негодованием ответил Роуэн. — Мы вышли из Рина тотчас, как только нас призвали. И я никого не просил подсыпать моей маме яд.
В ушах у него зазвучали последние строки из стихов Орина:
Что это за чудовище? Чего Роуэн боялся больше всего? Больше всего на свете он боялся, что не выполнит свой долг. Тогда мама умрет. И он не успеет избрать Хранителя. И Кристалл померкнет. Из-за Роуэна Водяная страна и Рин неотвратимо окажутся под угрозой нападения зибаков. И сам он, и Силач Джон, и Аннад, и все их друзья будут убиты или попадут в рабство. Враги разрушат деревню и разорят прекрасную долину… Сколько раз по ночам Роуэну снились кошмары о гибели Рина!
Но в стихах Орина говорилось вовсе не об этом. Орин имел в виду совсем другой страх, другое чудовище. Ведь Орин был водяным человеком, и загадка предназначалась для его соплеменников.
Роуэн внимательно посмотрел на Угрюма, Морелюба и Ясинку, на их бледные напряженные лица и неподвижные глаза.
— Что вы видите в самых страшных снах? — спросил он.
После короткого замешательства все трое в один голос ответили:
— Великого Змея.
Роуэн тяжело вздохнул. Именно этого он и ожидал, но все равно до последней секунды надеялся…
— Из пасти Великого Змея сочится яд, — сказал Угрюм. — Я думаю, в стихах Орина говорится об этом. Для эликсира нужна капля яда.
Ясинка и Морелюб кивнули.
Повисло тяжелое молчание. На поляне было сумрачно и тихо. Драчливая птица больше не кричала и не прилетала к луже. Должно быть, она уже отправилась спать в свое гнездо.
— А как нам найти Великого Змея? — наконец спросил Роуэн.
Перед глазами у него стояла картинка, которую он рассматривал в Книжном Доме. Она и тогда произвела на него гнетущее впечатление. Но теперь Роуэн буквально оцепенел от ужаса при мысли о том, что ему предстоит встретиться с чудовищем наяву.
— Море кишит змеями, их нетрудно найти, — сказал Морелюб. — Стоит только показаться на берегу после захода солнца, и они тебя сами отыщут.
— А Великий Змей? — настаивал Роуэн.
Ясинка и Морелюб посмотрели на Угрюма.
В ушах у Роуэна зазвучали слова Жемчужника: «И глаза у тебя словно у человека, который увидел Великого Змея и остался в живых. Глубокие и исполненные знания. Очень необычно в твоем юном возрасте. Я знал лишь одного мальчика с таким взором».
Роуэн обернулся к Угрюму и тихо проговорил:
— Ты его видел.
— Да, — не поднимая глаз, кивнул Угрюм.
Роуэн молчал. Он знал, что рано или поздно Угрюм продолжит.
— Это случилось ровно год назад, — наконец сказал Угрюм. — В тот день мы всей семьей вышли на лодке в Море. Было полнолуние — как и сейчас, в ночь избрания. Это был мой прощальный день.
— У каждого кандидата бывает прощальный день, — пояснил Морелюб, заметив недоумение Роуэна. — В этот день он прощается со своими родными и после живет в уединении, видится только с наставниками и корпит над книгами, усердно готовясь к избранию.