Страница 19 из 145
Мне всегда казалось, что на этот вопрос ответить невозможно. Чувства, испытываемые в высшей точке бытия, так сложны и противоречивы, настолько не поддаются анализу, что всякая попытка объяснить их оказывается недостаточной, ложной или пошлой. В этот момент правдивы лишь счастливые слезы или безумный смех.
Но вот как описал мгновение торжества природы Фридрих Горинштейн в повести «Искупление»:
«…жажда этой минуты была велика. Но вот наступили сладкие мучения, блаженное истязание, от которого приятно таяли силы, из груди исторгались радостные стоны, и, наконец, пришло невиданное доселе ощущение исчезновения, смерти души, которую хотелось бы продлить вечно, бросив бесовский хмельной вызов жизни, природе, бессильному порядку, насмехаться, торжествовать над всеми святостями этого света, плевать на Бога, издеваться над атеизмом, презирать страдания, не признавать ни отца, ни матери, ни родины, ни любви и прочее, и прочее, трудно определяемые желания, ощущения в этот миг полного торжества тела на Душой, неразумного над разумом, животного над человеком, идеей дьявола над идеей Бога, момент зачатия, единственный миг, двойственный, как все во вселенной, когда жизнь, лишенная помощи фантазии и разума, показывает свою подлинную цену, равную нулю, и правдой этой доставляет наслаждение непередаваемое. Но впечатление это, при всем необычайном блаженстве, зыбко и бессловесно, бросив вызов разуму и фантазии, оно само оказывается поверженным тем, что, лишившись слов и мыслей, не способно расшифровать свою суть и соблазнить этим человека и, будучи непорочным, быстро угаснув, лишь усиливает порядок и укрепляет целенаправленность и смысл жизни. Так проходящая, гонимая, полная надуманного смысла жизнь вступает в борьбу с вечным, реальным, царящим во всей вселенной хаосом и побеждает.
Лишь в миг зачатия врывается этот вечный хаос вселенной в плоть человеческую, и то на одно безумное мгновение».
Здесь — все. Лучше не скажешь. Но как это выразить одним словом, чтобы ответить на страстный шепот любимой?
О смысле жизни
(Читая Ф. Горенштейна)
Со времен сотворения мира человек не прекращает поиск смысла жизни. Кто из нас не задавал себе и другим этот сакраментальный вопрос: «В чем смысл жизни?»
И чего только не слушали в ответ: в Боге, в любви, в работе, в творчестве, в детях, в путешествиях, просто в жизни и даже — в поисках смысла жизни. Если даже ответ на каком-то этапе удовлетворяет человека, он всегда оставляет сомнение в его полноте и истинности. Всеобщего, универсального ответа никак не находится. Даже когда человек умом давно убедился, что этот вопрос из разряда вечных и ответа на него не существует, он в глубине души все-таки продолжает искать его.
Я лично мучился этим глупым занятием полжизни. Успокоился совсем недавно, когда прочитал слова мудрого японского писателя, которого спросили перед смертью: «Есть ли смысл жизни?» Он ответил: «Смысла нет, но есть мучительный и прекрасный его поиск».
После такого ответа обнаружился и механизм бессмысленности этого занятия. Он прост: как мы убеждаемся на практике, закономерное всегда объемлет случайное, образуя как бы систему. Внутри системы действуют несовершенные, случайные законы, но вся система совершенна и движение ее предопределено. Высшие законы, подчиняя систему, допускают лишь хаос случайностей ее отдельных частей.
Чего только ни творит в жизни человек: любит, убивает, изобретает, летает в космос, но вырваться из биологической, социальной и всякой другой земной системы, включающей суть человеческого бытия, не может.
Но любая система Вселенной включается в более общую систему и с этой точки зрения является лишь малым, допускающим случайные движения, ее фактором. Мириады подобных систем движутся в самых разных, случайных направлениях в этой всеобъемлющей системе, движущейся закономерно. Но эта закономерность так же случайна с точки зрения еще более крупной системы. И так до бесконечности.
Всемирный хаос — это смешение случайного с закономерным, и мучится над определением подлинного смысла жизни нелепо, ибо, чтобы понять его, нужно перестать быть человеком, выйти за пределы системы. Но для того, кто сумел бы сделать это, то есть стать сверхчеловеком, вопрос теряет смысл, становится мелким, смешным и ненужным.
Отсюда вывод: нечто, управляющее системой систем Вселенной, то есть Бог, человеком никак не является, а, значит, ему не интересна наша жизнь вместе с мучительными поисками ее смысла.
Почему же человек так цепляется за Бога?
Из страха перед кратковременностью своего мига на земле и следующим за ним великим НЕЧТО.
30 мая 1993 г.
О материнской любви
«Она не догадывалась, что ее впервые посетило ощущение материнства — этой высшей мудрости, до которой способна подниматься женщина в любви. Эта любовь не требует взаимности, она бездонна, слепа, лишена терзаний и сомнений, присущих любви чувственной. Любовь эта таится в каждой женщине, но не всегда бывает разбужена и возникает внезапно, подчас весьма странно, случается, она возникает и в восьмилетней девочке по отношению к сорокалетнему мужчине, так что совсем еще ребенок чувствует себя сильнее и старше взрослого, и тот даже иногда подсознательно испытывает необходимость искать у девчушки защиты. Любовь эта бывает рассеяна и в обычной чувственной общедоступной любви, словно драгоценные золотые крупинки, появляясь в моменты полного душевного единства, что случается не так уж часто в нашей земной жизни. Так же как любовь эта в слабой степени зависит от возраста, так же не зависит она от ума и от воспитания, не зависит от нравственности и порядочности. Однако, возникнув, она может совершенно преобразить и изменить человека и всегда ведет лишь к совершенству. Может, от инстинктивных поисков ее, столь трудных, где удача бывает так редка, и страдает человек, злобствует, предает, мучается, ненавидит».
О тайне
Страничку с цитатой из Горинштейна я прочитал другу. Без тени пафоса он сказал:
— Это голос пророка. Автор тут не имеет значения. Так может говорить Бог, так говорит вселенский хаос или всеобщая гармония. Это чувство испытывает все живое на свете. Природа свыше водит рукою, когда человек записывает такие слова. Так мог написать Степка, Юрка, любой из смертных. Горинштейн тут почти не при чем.
— Однако когда мы читаем классику, мы понимаем, что это написал Шекспир, а то, к примеру, Пушкин.
— А я, Юрочка, в этом глубоко сомневаюсь, — ошарашил меня Степан.
Моя разумная жена, выслушав наш разговор, сказала:
— Но вы же оба атеисты. Кто же все-таки пишет?
— А разве ты, когда садишься за рояль, знаешь, как возникают твои импровизации? Разве ты сознательно сочиняешь их?
— Они рождаются во мне сами.
— Сами? Ты в этом уверена?
Праведная женщина тоже смутилась.
Поистине человеку остается удивляться тайнам бытия. «А главных тайн бытия — три. Самая большая тайна Вселенной — это жизнь. Самая большая тайна жизни — это человек. Самая большая тайна человека — это творчество.
Смертному не дано разгадать ни одну из них».
25 мая 1993 г.
Личное
Утром читал «Свет жизни» А. Платонова.
«Вернулся Аким не скоро — через пятьдесят пять лет. То нужда, работа, то свои дети, то тюрьма, то война, то прочая забота, — так и прошла вся жизнь — небольшое мгновение времени, как убедился Аким. Весь свой век он готовился к чему-то наилучшему и томился, но не мог опомниться, пока не стал стариком. И теперь, в старости, он опять стал одиноким и свободным, каким был в детстве».
Все это — про меня. Наконец, я стал внутренне свободным. Теперь хочется думать о главном.
Чем сейчас, в свои пятьдесят шесть лет, я должен заниматься?
Есть лишь три достойных дела: писать свои рассказы, петь радостный гимн жене и отдавать себя нашей внучке.