Страница 29 из 33
Матрос схватил меня за волосы, добро - так пионервожатый в лагере Артек рассматривает начальника лагеря - глядел в мои глаза, долго, затяжным прыжком с парашютом.
Наконец, сломал о мой многострадальный детский череп трубку Мира, или трубку Шерлока Холмса (великий сыщик трубку в попе проворачивал, избавлялся от геморроя), произнес с надрывом беременной гусыни:
"Мальчик со странными восклицаниями и решительным видом индийской кобры!
Может быть, ты - чёрт, потому что приличные мальчики ночью по лесу не гуляют с нотной папкой между ног; место приличных мальчиков - в гареме султана.
Нет, не чёрт ты, потому что чёрт не уместится в маленьком теле, скукожится, но всё равно не поместится, чёрт - не космонавт в капсуле.
В моём теле поместятся сто чертей, и, возможно, хвост торчит у меня изо рта.
Я - матрос с крейсера "Аврора", помощник егеря, взбиватель подушек капитана.
Старушки на лавочке возле моего дома судачат, бранят меня, ругают за то, что крейсер "Аврора": революцию выстрелом пробудил, Ленина катал, а Троцкого отправил на урановые рудники в Бразилию.
Я оправдываюсь перед пожилыми матерями, лебезю, ручки им целую, ноги вафельным полотенцем с монограммой дома Медведевых вытираю.
Нет, не прощают меня, не зовут в опочивальню, не потчуют пирогом с Вологодскими говорящими грибами.
Уверяют, что во мне чёрт сидит, и, каждый раз, когда я мимо зеркальной витрины прохожу, чёрт из меня корчит рожи чёрту в витрине - лихоимство, равное продаже нефти за рубеж.
Молодые мамаши, пианистки, балерины, наоборот, уверяют, что я - Ангел, и крейсер "Аврора" Революцию не напрасно приблизил, потому что после Революции матери получили возможность жиреть, ничего не делать, лузгать семечки и прелюбодействовать с помощью интернета - индюки с выразительными очами, пойманной врасплох белки, а не мамы.
Сейчас, на этом пне, - матрос поднял меня за волосы - так барон Матхаузен вытаскивает из болота балерину, поставил на пенёк, будто ждал, что я ему стишок Агнии Барто прочитаю. В очах матроса плескались Черноморские разнузданные дельфины по двести рублей за килограмм живого мяса, - скажешь мне: чёрт я или Ангел!
Если ошибешься, то я тебя подвешу за ноги на сосну, и дождусь Нового Года, произведу в ранг ёлочной игрушки, мальчик.
Ангелом я воссияю, от меня польётся чистый свет зари, надеюсь, что я - Ангел.
Если я - чёрт, то разорву тебя, полечу над долинами и мой удел - голые старушки в банно-прачечных комплексах.
Глубоко в мою душу загляни, увидишь Добро, поклонись мне почтительно, представь, что я - балерина на детском утреннике в школе!" - матрос с крейсера "Аврора" в мечтах прикрыл глаза, раскачивался - подражал одинокой Есенинской березке в поле ржи.
От матроса исходил одуряющий запах кефира с гречневой кашей - запах детства, когда каждого учителя хочу задушить.
Я воодушевился, почувствовал себя китайским бумажным драконом на празднике поедания цветов.
Выхватил бутыль с керосином - матушке родной нёс керосин для керогаза, на электричество мама денег жалеет, а керосин - ворованный, поэтому дармовой, из него можно веревки вить для клерков, которые скрепляют дыры на штанах скрепками.
В лицо матроса плеснул керосин и зажигалку поднёс - трофейную, у немца в салоне эротического массажа взял на память (массажистка медными Екатерининскими пятаками прикрыла очи немцу, он блеял, я по карманам иностранца шарил, искал Истину, но находил только деньги и ценные вещи).
Вещи - пустота, вакуум, через двести пятьдесят миллионов лет я не вспомню о зажигалке, она разлетится на кварки-шкварки.
Матрос Железняк вспыхнул, дёрнулся, на миг поверил, что он - Ангел, потому что свет дивный на кладбище лесном от него ночью исходил, рыдал свет.
С воплями кривоногой уточки - Серая Шейка или Конёк-мать-его-Горбунок - побежал по лесной тропинке, освещал голые ягодицы студенток-практиканток.
Романтично - факел среди ночи на празднике тихой, мёртвой любви! - Старец маньяк задумался, ерошил сосисками пальцев золото лобковых волос окаменевшей от ужаса Алёны! - Я сам себе помог, фея не прилетела, волшебной палочкой не оглушила матроса с крейсера "Аврора"; не существуют феи и Рыцари на Белых конях, а только - грязь, факирство и вешние воды с записками писателя Тургенева.
Я снасильничаю над тобой, девушка, и ты через месяц меня полюбишь, прибежишь, на колени упадёшь, будешь требовать, чтобы я с тобой обращался грубо - бил сковородкой по грудям, вызывал из них духов Просвещения!
В книгах, в фильмах жертва маньяка обязательно влюбляется в насильника, потому что хорошие девушки любят плохих мальчиков... старичков!
ЭКХЕ-КЖЕ! Ревматизм ягодицы скрутил в канат рыболовный.
Смердит от меня, а я желаю казаться загадочным и торжественным брадобреем!
- Не верю! В Станиславского и в вас, маньяк не верю!
Вы, плод моего девичьего - пусть иногда дурного - воображения, без пророчеств, без кушаний в мечтах - пригрезились, поэтому и Принц на Белом коне не скачет мне на выручку, оттого, что нет вас, вы - моя выдумка.
Лучше бы я выдумала Короля с мешком золота и Птицей Фениксом на бильярдной голове! - Алёна хихикала, крутилась под старцем, мешала ему сосредоточиться на главном маньячном - так расторопный поварёнок на кухне помогает: для смеха бросает в котлы рваные носки. Изловчилась, из недр дамской микроскопической нано сумочки извлекла изящное - сю-сю, муси-пуси зеркальце, взглянула, зарделась маковым цветом: - С психиатрами дружбу не вожу, я не мельничная девушка, чтобы за разговор отдать мешок муки.
Но мои губки - АХ! кораллы, вепри, а не губки - расцеловала бы себя, безупречную красоту миловала бы с остервенением болотного кулика.
Носик - совершенство, гориллы завидуют!
Кожа - оскорбление рабов США - белая, нежная, чудесненько - китайцам для образца шёлка.
Если бы вы, старец, оказались маньяком, а не плодом моего затейливого девичьего воображения, когда все сосны - рыцари, то не тешили свои голосовые связки бесцельными разговорами о жизни, об истории древнего края с вурдалаками и матросами.
Без разговоров набросились бы на меня, впитывали бы мою красоту, дрожали бы в безумной лихорадке раненого гусара!
Зеркальце докажет, что нет вас, не отразитесь вы в зеркале, смотрите, глядите в стекло, хронический неудачник, призрак призрака.
Порядочные призраки по Европе бродят, заглядывают в окна, пугают обнаженных балерин двусмысленными призраками улыбок; между ног воют - потешно, когда у порядочной девушки между ног вой раздаётся, будто сто Робин Гудов воскресли.
Вы - не европеец, вы - хлам, пустота Космическая, ненужная единица без нуля! - Алёна развернула зеркальце, обратила правдивой стороной к развратнику маньяку - облако он без штанов, или звук - не ясно!
Старец взглянул в зеркальце, присмирел, замолчал, долго вглядывался, будто рассматривал в лице матери знакомые черты, затем снежным комом свалился с девушки, встал на ноги - Останкинская телебашня без трусов!
Лицо старца суровое, мужественное, разрезано вдоль и поперёк буйными ветрАми из ягодиц степных демонов.
- Не думал, что доживу до исторического момента, когда поэтическая Принцесса - и платье на ней задрал, закрыл бы глаза и совершил обряд, нет, нужно полюбопытствовать, взглянул в зеркало, что надеялся увидеть? алмазные россыпи? дубовым стулом мне по голове - мне Истину показала в зеркале.
Знал, сто раз, сиксилиарды раз видел чёрта в зеркале, никто другой, кроме чёрта, в зеркале не живёт!
Но снова взглянул, надеялся - вдруг, чёрт на этот раз исчез, ушёл по делам, истончился в болезнях, переел мухоморов.
Снова чёрт в зеркале, и от вида чёрта у меня пропало желание насильничать, я снова вернулся в состояние дрожащего лягушонка философа, мой удел - сидеть на берегу реки и ждать труп врага России.
Поглумились вы, девушка, над пожилым архивариусом, а у меня на гениталиях вытатуировано слово "Добро", значит - над Добром потешаетесь, зло вы, а не Принцесса!